"Fontanna w Bakczyseraju", poema Alexandra Puszkina. Przeklad z rossyjskiego
«Fontanna w Bakczyseraju»,
poema Alexandra Puszkina.
Przekład z rossyjskiego
(«Бахчисарайский фонтан»,
поэма А, Пушкина. Перевод с русского).
Вильна, 1826 г. in 8, XVIII и 27 стр.
Известив читателей «Телеграфа» о немецком и французском переводах поэмы Пушкина1, уведомляем их о переводе польском. Литератор польский, скрывший имя, решился передать своим соотечественникам один из самых ярких цветов новейшей русской литературы. Не доверяя себе, мы просили людей† более нас сведущих в польском языке, сказать нам: успешно ли исполнено это предприятие? Мнение их как о переводе поэмы Пушкина, так и о переводе «Апологов» Дмитриева читатели увидят помещенным ниже сего. Оно не совсем выгодно для польских переводов; жалеем и не можем при всем том не поблагодарить переводчиков за их старание знакомить Польшу с нашею словесностию. Радуемся, видя, что и наша словесность, наша литература понемногу выдвигаются за границы. К славе великого народного поэта Пушкин прибавляет для отечества новую, блестящую славу: его творения заставляют иностранных литераторов обращать внимание к нашей северной стороне? они знакомят их с нами. И каких успехов в сем отношении может еще надеяться тот, кто видит исполинский талант Пушкинк быстро развивающимся в каждом новом его творении! Пушкину назначено в истории литературы нашей блестящее место.
Польский переводчик приложил к своему переводу довольно большое предисловие, где говорит о Пушкине и о романтической поэзии. В первом заметим ошибку: мать Пушкина не африканка, как сказано у него на стр. X, а только предок Пушкина со стороны матери был африканец, известный при Петре Великом генерал Ганнибал. Что касается до суждений переводчика о романтизме, признаемся, что они слишком поверхностны: переводчик или не совсем еще отстал от ошибок старожитной* школы классиков, или не отдал еще сам себе настоящего отчета о духе и сущности новейшей поэзии. Притом, что ему за мысль была, как будто на литературный кодекс какой, ссылаться на слова г-на Булгарина, который года три назад к весьма поверхностной рецензии, присланной к нему кем-то, приложил от себя мимоходом несколько слов2? Прочитав недавно в «Варшавской газете» рецензию на «Сонеты» Мицкевича3 и сообразив ее с предисловием к польскому переводу «Бахчисарайского фонтана», видим, что в Польше некоторые литераторы глядят на романтизм (так как и у нас грех этот водится) совсем с ошибочной точки зрения. Оставляя других народов, скажем о своем отечестве, что, читая и слушая суждения некоторых из наших теоретиковн нельзя не улыбаться с сожалением. Не упоминаем уже о тех, которые и знать не хотят романтизма. Недавно один из таких, говоря о новой поэзии, утверждал, что красоты романтизма, «поискавши, найдем в каждом романе; вот же вам сущность романтизма: своевольство, да и только. Ну! что тут говорить? В статье, которую перевел я лет за восемь, уже доказано, что романтизм есть сумасбродство»4. Век величественною рекою катится между цветущими берегами и оставляет таких людей, как тину, в затишьях своих берегов.
Сноски
* starozytny (польск.) — древний. — Ред.
Примечания
I
«Fontanna w Backzyseraju», poema Alexandra Puszkina.
Przekład z rossyjskiego.
(«Бахчисарайский фонтан», поэма А. Пушкина.
Перевод с русского).-
МТ. 1827. Ч. 14. № 8 (выход в свет ок. 21 мая — МВед. 1827. № 41, 21 мая.). Отд. 1. С. 310—312. Без подписи.
Рецензируемый перевод, один из первых переводов Пушкина на польский язык, принадлежит Адаму Рогальскому (1800—1843) — польскому литератору, известному впоследствии религиозному писателю, издателю проповедей и житий святых и автору польско-русского словаря (см.; Jakóbiec, Marian. Puszkin w Poisce // Puszkin. 1837—1937. Kraków, 1939. T. 2. S. 115—116) Перевод Рогальского вышел в свет между 14 марта и 10 апреля 1826 г. (ценз. разр. от 13 марта). Хвалебный отзыв о нем был помещен в «Северной пчеле» (1826. № 49, 24 апр.) и перепечатан в «Московских ведомостях» (1826. № 36, 5 мая). Тексту перевода поэмы предпослано обширное предисловие Рогальского и стихотворное посвящение неизвестному, помеченное: «Июнь 1824. С.-Петербург». «Разговор между Издателем и Классиком с Выборгской стороны или с Васильевского острова» П. А. Вяземского, служивший предисловием к «Бахчисарайскому фонтану», переводчиком опущен, выписка из «Путешествия по Тавриде» И. М. Муравьева-Апостола также, кроме заключительного фрагмента, цитируемого в предисловии переводчика.
«Русская литература, — пишет Рогальский в предисловии (с. VIII—XVIII), — богатая переводами старых и современных сочинений и справедливо гордящаяся многими своими писателями, казалось, терпеливо ждала гения, которым могла бы похвалиться и причислить его к отряду тех редких дарований, коими влекут к себе немцы и изумляет Англия. Сей недостаток сверх всяких надежд восполнил Александр Пушкин. Одаренный редкими способностями, мощью духа и воображения, он предстал пред соотечественниками в летучих листках стихотворений, исполненных вкуса и благородного пыла, удивил их превосходнейшими плодами своей и нежной, и мрачной музы.
Кипящие творения Байрона казались недостижимы по новизне и энергии, прелестию которых отмечены они на языке англичан. Но чудесные секреты поэзии, скрытые непроницаемой завесой от присяжных стихотворцев, открыли свои прелести и богатства на глас чарующей лютни Пушкина и сбросили покровы свои пред его гением.
Александр Пушкин*сын Сергея Пушкина и матери-африканки, родился в С.-Петербурге 26 мая 1799 г. Он был определен в Царскосельский лицей, учился в нем до 1817 г. и по окончании курса поступил на службу в Коллегию иностранных дел. В 1820 г. он перешел в канцелярию генерал-лейтенанта Инзова, полномочного наместника в Бессарабии. Его удаление из столицы памятно изданием в свет прелестной романтической поэмы "Руслан и Людмила". В ней проявились необыкновенный поэтический дух, воображение и вкус, обещающие неоценимые богатства литературные.
Содержание поэмы следующее: русский князь Владимир выдает свою дочь Людмилу за молодого князя Руслана. В числе многих ревнивых поклонников Людмилой втайне восхищается колдун Черномор. Уверенный в своей силе, он в первую свадебную ночь, не позволив Руслану стать счастливым супругом, похищает у него возлюбленную. Доблестный Руслан с помощью благодетельного чернокнижника Финна преодолевает неисчислимые, ужасные препятствия, побеждает противников, вопреки стараниям Черномора и колдуньи Наины, вырывает верную возлюбленную из сетей чародея и возвращается с нею и лишенным силы Черномором в Киев, где Владимир в окончание прошедших злоключений дает веселый пир. Автор, как показывает это произведение, хотел пробовать силы в каждом роде и уверил нас, что умеет быть высоким, грозным, нежным и шутливым. Ужасные, великолепные окрестности Кавказа, уходящие в небеса, покрытые вечными снегами горы, вспененные реки, спадающие с зубчатых обрывов в мрачные пропасти; дремучие леса, недоступные самим солнечным лучам; чеченцы, дикие и неумолимые; черкешенки, спокойные и очаровательные; и, наконец, память о родной стране, где без забот он начал младость, где первую познал он радость, где много милого любил, внушили поэту мысль о трогательной повести "Кавказский пленник", которая вышла в 1822 году с приложением портрета автора. Русский, плененный черкесом, — герой этой прекрасной повести. Он в оковах, уже потерял надежду воротиться в отчизну, воспоминания полнят его душу. В это время его полюбила молодая черкешенка. Ее смущение, частые вздохи, орошенные слезами черные очи, стремящиеся разделить его беду, открыли пленнику ее страсть. Но пленник, не надеясь даже на взаимность, носит в сердце любимый образ из родной страны. Умея ценить невинное чувство, он не хочет обманывать прелестную черкешенку и открывает ей свою прежнюю любовь. Безутешная дева, презирая месть, несвойственную своему полу, находит удобный момент освободить пленника из оков, указывает беглецу дорогу, провожает до пограничной реки и, уже уверившись в его безопасности, бросается в волны.
Чувство чистой, невинной любви, живущей лишь благом любимого человека, казалось, диктовало поэту вторую часть его повести; каждый стих ее рисует душу и обращен к душе. Повесть издана в переводе на немецкий язык с русским текстом в С.-Петербурге в 1824 году. Перевод, по мнению знатоков, обладает некоторыми достоинствами оригинала.
Еще читатели не нарадовались довольно этому прекрасному творению поэзии, еще сердце их охотно посвящало слезы памяти прелестной черкешенки, когда Пушкин издал новую поэму, "Бахчисарайский фонтан"*. В основу ее положено предание, известное в Крыму. Местное население считает, что хан Керим-Гирей в один из набегов на Польшу похитил некую Потоцкую и содержал ее в бахчисарайском гареме. Но безутешная вдали от родины красавица жила недолго, смерть похитила ее из лона роскошной неволи, а возлюбленный увековечил свою любовь к Потоцкой великолепным фонтаном, служащим ее надгробием**. Богатый всегда новыми красотами, Пушкин украсил это предание своей гармонией и цветами поэзии. Ему справедливо ставят в упрек недостаток в плане, повторение в некоторых образах, незавершенность других, чем немало ослабляется связь. Признает сей порок и сам поэт в письме к одному из своих приятелей в Петербурге: "Недостает плана; не моя вина, я суеверно перекладывал в стихи рассказ молодой женщины
Aux douces lois des vers, je pliais les accents
De sa bouche aimable et naïve.
Впрочем, я писал "Бахчисарайский фонтан" единственно для себя, а печатаю потому, что..."*Недостатки, однако, выкупаются красотами поэзии, выбором и новизной выражений, притягательными образами, чистотой, сладостью и гармонией языка, подлинно музыкального. Уже только поэтому, не говоря о многом другом, невозможно было переводу передать красоты, принадлежащие одному оригиналу. Та же участь постигла чудесные творения Байрона в переводе во французскую прозу; однако же они не стали менее пользоваться спросом и влекут к себе читателя даже лишенные обаяния стиха.
Пушкин написал также роман под заглавием "Евгений Онегин". Начало этого произведения, а точнее, песнь первая вышла в С.-Петербурге в 1825 г. Она представляет собою описание жизни богатого молодого человека в столице. Прекрасные образы, а наиболее — гармония стиха, над которой, как кажется, автор вовсе не трудился, привлекают читателя. Многие строфы достойны сравнения с творчеством сумрачного певца Англии. Энтузиазм, встретивший сочинения молодого поэта**позволяет надеяться на продолжение истории Онегина. В "Полярной звезде", петербургском альманахе на 1825 год, помещены отрывки из двух новых поэм Пушкина: "Цыганы" и "Разбойники". Они сулят новые богатства российской словесности, и любители поэзии ждут с нетерпением их выхода» (Пер. Е. Ларионовой).
1 См. с. 302 и 307 наст. изд.
2 Предисловие переводчика начинается с общих рассуждений о романтической поэзии. Рогальский присоединяется к мнению Фђ В. Булгарина о романтической поэзии, высказанному в его примечаниях к напечатанной в булгаринских «Литературных листках» статье В. Н. Олина «Критический взгляд на "Бахчисарайский фонтан"» (ЛЛ. 1824. № 7) — см. с. 203 наст. изд.
3 Первая книга Адама Мицкевича, вышедшая в Москве (Sonety Adama Mickiewicza. Moskwa, 1826), вызвала полемику о романтической поэзии в польской и русской печати. Здесь, по-видимому, имеется в виду статьќ К. Бродзинского «Литературные известия» (Brodziński K. WiadomСści Literackie // Gazeta Korespondenta Warszawskiego i Zagranicznego. 1827. № 71—72). «Московский телеграф» выступал как защитник и пропагандист творчества Мицкевича. В «Телеграфе», в частности, была напечатана рецензия Вяземского на «Сонеты» Мицкевича (1827. Ч. 14. № 7. Отд. 1. С. 191—222). Сам Мицкевич в 1826—1827 гг. жил в Москве, был близко знаком с Н. А. Полевым и принимал участие в «Московском телеграфе». См. подробнее: Полевой. С. 205—210, 417—418; Березина В. Г. Мицкевич и «Московский телеграф» // Адам Мицкевич в русской печати (1825—1955). M.; Л., 1957. С. 471—479.
4 Источник цитаты не установлен.