Бонди С.М. - Народный стих у Пушкина. Часть 7.
7
В‹«Песнях западных славян» и примыкающих к ним по ритму нескольких стихотворениях (см. выше, с. 401) Пушкин создал особый размер типа дольника. В этом размере, как и в размерах русского классического стиха, ритмическая закономерность, распределение временных отношений проникает весь текст до мельчайшей доли, отдельного слога. Другие образцы народного стиха у Пушкина, по-видимому, построены совершенно иначе. Остановимся на тех стихотворениях Пушкина, которые по форме своей, по своему стиху ближе всего подходят к народной песне, являются в большинстве случаев явным подражанием этой песне, а иногда, может быть, представляют собой простую обработку подлинных песенных текстов. Эти стихотворения следующие: отрывок «Как жениться задумал царский арап», «Что не конский топ, не людская молвь», «Ходил Стенька Разин» (оба из цикла «Песен о Стеньке Разине»), написанный народным стихом отрывок сцены из
«Русалки» «Княгиня, княгинюшка...», отрывок «Не видала ль, девица...», начало «Сказки о медведихе». О каждом придется сказать отдельно.
Отрывок сцены из «Русалки» (черновики) — диалог княгини и мамки написан стихами двоякого вида: начало — первые восемь стихов, реплика мамки — короткие двухударные стихи:
Княгиня, княгинюшка,
Дитя мое милое...
и т. д.
Остальные двадцать семь стихов (две реплики княгини и два ответа мамки) написаны длинным, в основном четырехударным, стихом. Приведем полностью последний отрывок:
— Ах, нянюшка, нянюшка, милая моя —
Как мне не тужить, как веселой быть?
Была я в девицах, друг любил меня,
Вышла за него, разлюбил меня.
Бывало, дружок мой целый день сидит
Супротив меня, глядит на меня,
Глядит на меня, не смигивает,
Любовные речи пошептывает,
А ныне дружок мой ни свет ни заря
Разбудит меня да сам на коня,
Весь день по гостям разгуливает.
Приедет, не молвит словечушка мне
Он ласкового, приветливого.
— Дитя мое, дитятко, не плачь, не тужи,
Не плачь, не тужи, сама рассуди:
Удалый молодчик, что вольный петух —
Мах, мах крылом — запел, полетел,
А красная девица, что наседочка:
Сиди да сиди, цыплят выводи.
— Уж нет ли у него зазнобы какой?
Уж нет ли на меня разлучницы?
— Полно те, милая, сама рассуди:
Ты всем-то взяла, всем-то хороша.
Лица красотой, умом-разумом,
Лебединою походочкой,
Соловьиной поговорочкой,
Тихим ласковым обычаем.
Что за ритм в этих стихах? Нельзя ли предположить, что это стих, аналогичный стиху�«Песен западных славян», то есть дольник, что здесь так же равномерно распределены главные ударения, промежутки между этими ударениями изохронны и течение отдельных слогов то ускоряется, то замедляется? Попробуем разметить по этому принципу несколько первых стихов.
Ах, нянюшка, нянюшка, милая моя —
‰Ù Ú U U Ú U U Ú UU UÚ
Как мне не тужить, как веселой быть?
‰Ú U U U Ú Ú U Ú U Ú
Была я в девицах, друг любил меня,
U Ú U U Ú U Ú U Ú U Ú
Вышла за него, разлюбил меня.
Ú U U U Ú U U Ú U Ú
Бывало, дружок мой целый день сидит
U›Ú U U Ú Ù Ú U Ú U Ú
Супротив меня, глядит на меня,
U U Ú U Ú U Ú U U Ú
Глядит на меня, не смигивает,
U Ú U U Ú U Ú U U U
Любовные речи пошептывает...
U Ú U U Ú U U Ú U U U
Рассматривая эту запись, прежде всего мы обратим внимание на то, что в ряде мест ее нужно было бы исправить: как показывает весь контекст, невозможно воспринимать такты в три слога (см., напр., первыN стих), как три равнодлительные доли, как трехдольный текст. Большинство тактов в этом отрывке четырехдольные — двух видов — четыре «коротких слога»:
Ú UU UÚ
...милая моя, — или два долгих —
U U — — —
...разлюбил меня.
Непосредственное ритмическое ощущение подтверждает правильность такой интерпретации.
Таким образом, если это песенный текст (а это, повидимому, так и есть)34, то распределение его словесных ударений само по себе не предопределяет точно и однозначно его конкретного, детального временного (тактового) ритма.
Может быть, в таком случае правильно было бы совсем игнорировать ударения в этом стихе, искать закономерности, ритмичности его строения вне ударений, считая, что они сами по себе в строении ритма ролN не играют (как в прозе)? Таково, как увидим дальше, строение ритма стиха «Сказки о попе...». Но этому противоречит непосредственное впечатление от самого текста. При любом чтении, внимательном к ритму, мы все время ощущаем различный ритмический вес, различное значение тех или иных ударений, причем это различие вовсе не укладывается в различие силы этих же ударений в соответствующей фразе, то есть не совпадает с их прозаически-интонационными отношениями. Так, из четырех ударений в стихе (наиболее частый случай) первое и третье ударение всегда принудительно воспринимаются нами как более сильные, более важные, главные, основные, а второе и четвертое — как более слабые, побочные, второстепенные, несмотря на то, что иной раз такое распределение силы ударений противоречит нормальной смысловой и синтаксической их градации. Вообще, одни ударения воспринимаются как главные, сильные, а другие — как слабые, побочные.
Например:
Быва́ло, дружок мой це́лый день сиди́т
Супроти́в меня, гляди́т на меня...
А ны́не дружок мой ни све́т ни заря́
Разбу́дит меня да са́м на коня...
и т. д.
Таким образом, считать, что ударения в этих стихах вовсе не играют ритмической роли (как в «Сказке о попе...») нельзя.
Приходится остановиться на мысли, что эти стихи и в ритме (как и в других стилистических отношениях) просто имитируют строй текста народной песни. Пушкин в этих стихах просто пытается воспроизвести общий внешний характер текста народной песни, каким он является в отвлечении от напева35. В таком случае, не имея в самом материале оснований и возможностей для детального определения ритмики стиха (его «музыкального» ритма), приходится ограничиться лишь внешним описанием свойственных этому стиху черт, характеризующих его ритмику самым общим образом.
Песня написана в основном четырехударным стихом. Этому как будто противоречит то, что стихов, заключающих в себе по четыре словесных, «прозаических ударения», хотя и больше, чем других, но не так много — всего 12 из общего числа (двадцать семь).
Вы́шла за него́, разлюби́л меня́...
Супроти́в меня́, гляди́т на меня́...
А ны́не дружо́к мой ни све́т ни заря́...
и т. д.
Пятиударных стихов — шесть, шестиударных — шесть и двухударных — три. Однако почти все эти стихи, как подсказывает непосредственное ритмическое ощущение, представляют собою разновидности того же четырехударного стиха, если иметь в виду главные, основные ударения. Действительно, в двух из пятиударных стихов второстепенное ударение явно скрадывается, поглощается соседним, основным:
А́х, ня́нюшка, ня́нюшка, ми́лая моя́...
Подобная ритмическая атонизация в данных словесных контекстах, несомненно, имела бы место не только в народном стихе, но и в литературном.
В остальных случаях ритмически второстепенное ударение стоит не рядом с главным, а отделено от него безударным слогом:
Ка́к мне не тужи́ть, ка́к весе́лой бы́ть?
Была́ я в деви́цах, дру́г люби́л меня́...
Быва́ло, дружо́к мой це́лый де́нь сиди́т...
В литературном стихе такое ударение обычно не атонизируется, не поглощается главным. Но в народном, как указал еще Востоков, дело обстоит иначе, и здесь сочетание «друг любил» или «целый день» воспринимаются как одноударные.
Таким образом, стихи с пятью словесными ударениями оказываются ритмически четырехударными.
Шесть случаев трехударных стихов все более или менее однотипны: это стихи, в которых клаузула (окончание стиха) не мужская (как во всех четырех- и пятиударных стихах), а дактилическая или пэоническая (гипердактилическая), то есть:
Глядит на меня, не сми́гивает,
Любовные речи поше́птывает...
Весь день по гостям разгу́ливает...
А красная девица, что насе́дочка...
Уж нет ли на меня разлу́чницы...
Тихим ласковым обы́чаем...
Однако и эти трехударные стихи ритмически одинаковы с четырехударными; в русской народной песне такого типа, с чередующимися мужскими и дактилическими или гипердактилическими (гораздо реже женскими) клаузулами, как известно, на последний слог всегда приходится ритмическое ударение. В ритмическом отношении аналогичны пары стихов:
Разбу́дит меня́ да са́м на коня́...
Гляди́т на меня́, не сми́гивае́т... — или:
А ны́не дружо́к мой ни све́т ни заря́...
Любо́вные ре́чи поше́птывае́т...
Из этих четырех ритмических ударений — два сильные, главные, постоянные (первое и третье), а два слабые, побочные (второе и четвертое); эти последние могут и не совпадать со словесным ударением, они могут падать и на безударный слог.
Итак, исключая неясные в контексте по их ритму три последних стиха36, отрывок «Ах, нянюшка, нянюшка...» написан ритмически четырехударным стихом.
Клаузулы в стихах этого отрывка, если иметь в виду чисто ритмическую, песенную его интерпретацию, все мужские, если же обращать внимание только на ударения слов и «прозодических периодов», то дактилические и пэонические. В восьми стихах — дактилические:
...как весе́лой быть
...друг люби́л меня
...целый де́нь сидит
...что насе́дочка
...разлу́чница
...похо́дочкой
...погово́рочкой
...обы́чаем.
Остальные клаузулы (за исключением двух) — пэонические:
...не сми́гивает
...поше́птывает
...ни све́т ни заря
...да са́м на коня
...разгу́ливает
и т. д.
Два стиха — с гиперпэонической клаузулой (четыре безударных слога):
Ах, нянюшка, нянюшка, ми́лая моя...
Ты всем-то взяла, все́м-то хороша.
В ритмическом строе разбираемого отрывка обращает на себя внимание еще одно обстоятельство: каждый стих его довольно резко распадается на два двустишия:
Ах, нянюшка, нянюшка,
милая моя,
Как мне не тужить,
как веселой быть?
Была я в девицах,
друг любил меня.
Вышла за него,
разлюбил меня...
и т. д.
Это распадение создается главным образом синтаксисом. Или стих распадается на два параллелистически построенных словосочетания:
Как мне не тужить, как веселой быть...
Глядит на меня, не смигивает...
Он ласкового, приветливого...
Не плачь, не тужи, сама рассуди...
Сиди да сиди, цыплят выводи...
Ты всем-то взяла, всем-то хороша:
Лица красотой, умом-разумом...
Или в середине стиха налицо отчетливое сечение, образуемое явным синтаксическим членением фразы:
Ах, нянюшка, нянюшка, милая моя...
Была я в девицах, друг любил меня...
Вышла за него, разлюбил меня...
Супротив, меня, глядит на меня —
Разбудит меня, да сам на коня...
Дитя мое, дитятко, не плачь, не тужи...
Удалый молодчик, что вольный петух...
Мах, мах крылом — запел, полетел...
А красная девица, что наседочка...
Полно те, милая, сама рассуди...
В остальных стихах почти всегда эта инерция распределения стиха на две части поддерживается интонационно-синтаксическим членением, хотя и не столь резким, как в приведенных примерах: подлежащее с относящимисЎ к нему членами в одном полустишии, сказуемое — в другом:
Бывало, дружок мой целый день сидит...
Близка к этому безличная конструкция:
Уж нет ли у него зазнобы какой?
В следующем стихе также подлежащее отчетливо отделяется от незаконченного в данном полустишии словосочетания, составляющего сказуемое:
А ныне дружок мой ни свет ни заря
Разбудит меня...
Иногда дополнение отделено от глагола:
Любовные речи пошептывает...
Весь день по гостям разгуливает...
В остальных случаях связь между полустишиями теснее, но все же не такова, чтобы образовать заметный «внутренний перенос» между ними.
Приедет, не молвит словечушка мне...
Уж нет ли на меня разлучницы?..
Лебединою походочкой,
Соловьиной поговорочкой,
Тихим ласковым обычаем.
Если в отношении первых полустиший нет никакой закономерности: они то мужские, то женские и т. д., то начала второго полустишия, за одним исключением, всегда начинаются с одного или двух ритмически-безударныЎ слогов. Исключение представляет стих:
Ты всем-то взяла, всем-то хороша.
Он и звучит несколько иначе в ритмическом отношении, чем остальные.
Таково с внешней стороны строение разобранного отрывка. Оно очень похоже на строение подлинной народной песни.
Начало того же драматического отрывка из «Русалки» написано другим, более коротким стихом. Вот это начало — первая реплика мамки:
— Княгиня, княгинюшка,
Дитя мое милое,
Что сидишь невесело,
Головку повесила?
Ты не весь головушку,
Не печаль меня старую,
Свою няню любимую.
После всего сказанного выше нет надобности подробно анализировать ритмику этих стихов. Достаточно указать, что и они, по-видимому, просто имитируют словесную форму, текст народной песни соответствующег– размера, склада.