Заметки при чтении второго тома «Истории русского народа» Н. А. Полевого

Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты. — 1935.
Фрагменты произведений, планы, отрывки и черновики писем,
заметки при чтении книг, записи мыслей.

24.

Стр. 37—38: Но единовластие не могло с тех времен установиться в Руси: оно было еще слишком ново для Русского государства, и притом система политического быта должна была испытать еще одну необходимую степень, составляющую переход от феодализма к монархии— систему Уделов, обладаемых членами одного семейства, под властию старшего в роде — Феодализм семейный.

Стр. 87: Деление сословий народных на аристократов, духовенство и народ после Ярослава существовало уже решительно в Руси.

Но аристократизм существовал собственно только в отношении к народу: пред лицом Князя всё сливалось в одно звание: рабов. Его первый чиновник и последний смерд были пред ним равны. Поставляемый торжественно на княжеский стол, повелитель дружин, судия народа, получавший от него присягу в верности и повиновении, Князь был выше всякого суда народного.

<3> <92 стр.>  огнище¹

                  очагъ
foyer (дымъ)
что тутъ забавнаго
Огнищанинъ
                владелецъ
proprietoire

Стр. 92—94. Кроме княжеских Тиунов, были Тиуны городские, или огнищане⁸⁵.

⁸⁵ Тиун городской, тиун боярский, понятны после предыдущего изъяснения; но, что такое огнищане? Кажется, что это были какие-то избранные, почетные люди. Читаем в Новгородской летописи (стр. 35): «Приде Ростислав из Киева на Луки, и позва Новгородцы на поряд, огнищане, гридь, купцы вящшие (купце вячьше冻. Тиун огнищный был важная особа: вира за него полагалась двойная, как за Тиуна княжеского; он поставлялся рядом с Тиуном конюшим: следовательно он был чиновник, к чему либо приставленный. Прежние изъяснители Русской Правды говорили (Прод. Древн. Росс. Вивлиофики, т. II, стр. 17): «Огнищанин то же, что и при нас (в 1767 г.): именовались так огневщики и объездщики; ныне полицейские офицеры в городах». Не соглашаемся. Огнищане составляли какое-то сословие, выше смердов: плата за оскорбление огнищанина полагалась вчетверо более против смерда. Карамзин говорит, что тиун огнищный значил тиун граждан именитых (Ист. Г. Р., т. II, стр. 46). Он не верил издателям Русской Правды, которые считали огнищан однодворцами, и прибавлял о сем мнении их: — «слова, написанные единственно из головы», а потом изъяснял, что «имя огнищан произошло в глубокой древности от слова: огнище, или очаг, знаменовало граждан домовитых и наконец обратилось в название житых людей» (Ист. Г. Р., т. II, прим. 67). Где ж доказательства? Карамзин ссылается на 306-ое примечание в IV-м томе Ист. Г. Р. и 36-е и 106-е в V-м. Развертываем сии места и находим:

«Имя: житейские люди означало то же, что люди житые, или прежде огнищане». В другой ссылке: «житых людей, вместо древнейших огнищан»; в третьей: «Житьими, или житыми людьми назывались граждане зажиточные, нарочитые, или все не принадлежавшие к черному народу. В XI-м веке они назывались огнищанами». Такие ссылки забавны, но вовсе не положительны, а изъяснение огнищан очагом походит на изъяснение ключа человеком (см. выше, т. I, стр. 124). — Мы знаем, что была в казацких войсках, и у волжских разбойников, должность огнищанина или кашевара: это был род казначея. Не значил ли тиун огнищный выборного человека при казне и податях со стороны города? Но почему некоторые из горожан именовались огнищанами, не знаем.

Стр. 95—96: Двор Князя состоял из бояр. Сим древним названием означались почетные, отличенные Князем и приближенные к нему люди⁸⁷. Военные чиновники: тысячские, сотники, дополняли число придворных. Они, и вообще избранная воинская дружина Князей, носили название гридни, или двора княжеского. Впрочем, с XI-го века сие слово заменялось уже словом: двор⁸⁸.

⁸⁸ Гридня произошло от скандинавского Grith, и значило: двор господский, княжеский; отселе гридин, как придворный (см. Барона Розенкампфа, Обозр. Кормчей книги, стр. 315)... Вообще, кажется, можно вывести следующие различия: вся аристократия княжеская разделялась на княжих мужей и княжих отроков. Первые вообще были бояре; исправляя какую-либо должность, принимали они общее название тиунов, а по месту и должности имена: тысячского, вирника, мытника и проч. Вторые были вообще гридины (потом дворяне), а по должностям назывались: сотские, метники (метельники)...

Стр. 97: Будучи рабами Князей, тем не менее подданные его считались людьми свободными. Общее именование всех было: крестьянин, имя, испорченное из имени: христианин, чем отличали себя принявшие христианскую веру⁹¹.

⁹¹ Во всех древних памятниках читаем: крестьянин, вместо: христианин; не от слова ли: крест сделано было сие изменение?

⁹² Вообще номенклатура и подразделения званий в древней Руси требуют еще исследований. Мы будем иметь случай говорить о сем предмете, предварительно изъясненном здесь и в I-м томе (стр° 73 и след.). Имея уже общее понятие, скажем, что всего труднее в сем отношении исследования хронологические, и что всего легче можем мы принять позднейшее название за древнее. Скажем в отношении званий то, что говорили в отношении древнего местного управления (прим. 82): надобно бы сообразить и изъяснить все звания, какие доныне находятся еще в России. Вызывая на подобные труды опытных юристов, просим только их не увлекаться толкованиями Татищевых и Болтиных, большею частию неверными: можно ли и поверить, например, чтобы смерд происходило от смердеть? Карамзин с сим соглашался!

Стр“ 109—110: Так в Ростовской области, в княжение Святослава, во время голода, явились два кудесника, распространяя какое-то нелепое понятие о боге, мире, человеке, и уверяя, что хлеб, рыбу, мед скрывают в телах своих женщины. Жители приводили к ним матерей, жен, сестер, дочерей своих, и волхвы, обморачивая легковерных, разрезывали женщинам спины, плечи и показывали вынятые из тела съестные припасы. Многие женщины были растерзаны народом, как чародейки¹⁰⁴.

¹⁰⁴ «В мечте пререзываша за плечом»... (Кен. сп., рук. л. 103). Это выражается ныне русским словом: обморочивать. Так доныне ни один простолюдин не верит, что искусство и ловкость помогают фокусникам, и уверены, что они обморочивают зрителей. Замечательно, что на старух, особливо безобразных, всюду падало и падает обвинение в колдовстве. Неужели безобразная старость всегда почиталась и почитается признаком зла? Любопытно еще, что даже ныне некоторые из старух, будучи уверяемы другими, что они колдуньи, сами начинают верить этому в преклонных летах. Имя колдуньи почти везде у нас принадлежность старухи уродливой.

Стр. 115: Тогда Глеб, спрятав топор под скуту, подошел к волхву и спросил:Ї«Твое всеведение простирается ли на следующий день, или только то знаешь ты, что сегодня будет?» — Всё провижу! отвечал волхв. — «И то, что случится с тобою сегодня?» продолжал князь. — Я сотворю великие чудеса! вскричал волхв. Тогда Князь с размаха ударил его топором, и с падением злодея народ безмолвно разошелся¹¹⁰.

¹¹⁰ Скутание значило спрятание, сохранение (см. Иоанн Экзарх Булгарский, стр. 196); что же такое значит: скута? (не пола ли платья?) — Рассказ о Новгородском волхве см. Кен. спис. (рукоп. лист 106).

Стр. 120—121: В 1161 году восстал спор в Суздальской области. Епископ Леонтий утверждал, что в праздники, если они придутся в среду и пятницу, не должно есть мяса¹¹⁷. После долгого прения, Леонтия послали в Царьград, где, оскорбив греческого императора бранью, он едва не был брошен в реку¹¹⁸.

¹¹⁸ «Стоящу царя товары (табором?) над рекою, и Леону молвящу на царя, удариша слуги царевы Леона за шею, и хотеша в реце утопити» (Кен. спис., стр. 237). Тут были послы: Киевский, Суздальский, Переяславский и Черниговский. Леонтий замечателен тем, что интригами успел взойти на Суздальскую епархию, и был оттуда изгнан за умножение церквей, от чего доходы священников уменьшились. Карамзин изъясняет слова летописи: «Умножил бяше церковь, грабя и попы» тем, что Леонтий умножил церковные налоги (Ист. Г. Р. т. III, прим. 29). Едва ли можно на это изъяснение согласиться».

Стр“ 140 (примечание): Самый образ писания истории в новейшие времена, т. е. после Средних веков, поставляет в затруднительное положение новых историков. А. Тьерри прекрасно разделил образ писания истории, бывший после Средних веков, на три методы (Lettres sur l’hist. de France,⁴ стр. 53 и след.). Оставив монастырские летописи, в XV-м и XVI-м столетиях преимущественно стали издавать сборники любопытнейшего (trésor, miroir, jardin des histoires).⁵ Потом явились подражания древним историкам: raconter avec pompe, supposer des discours bien faits, tracer des portraits avec finesse, ce furent les qualiЇés que l’on exigea d’un historien, et sur lesquelles on mesura le degré d’estime qu’il convenait de lui accorder.⁶ Затем потребовали Историй с фразами, сентенциями и рассуждениями. Всё это прекращается только в новейшее время, когда созданная англичанами, одушевленная умом германцев и красноречием

французов, история является истинною дщерью философии и опыта. Надобно ли делать применения слов Тьерри к России?

Стр. 159: Но кто убил кого в частной ссоре, или на пиру, то платит сам за себя, без участия виры.

IV. Если вервь за убийцу не заступится, и сам он платить виры не может, то отдается Князю на поток и разграбление с женою и с детьми¹⁵⁶.

¹⁵⁶ Вот важные, хотя чрезвычайно темные статьи. Прошу читателей внимательнее рассмотреть ее в тексте Русской Правды. Как я понимаю ее, это видно из моего перевода; цель сей статьи я объяснял в I-м т. (стр. 80). Карамзин, мне кажется, решительно не понял сей статьи, и изъяснял ее неудовлетворительно и превратно. «Аже, кто убьет княжя мужа в разбои», он перевел: «Ежели кто убьет человека в ссоре или в пьянстве, и скроется», т. е. он соединил следующую после статью: «Оже будет убит, или в сваде, или в пиру явлено». Положим, что «головника не ищут», значит: скроется, а не то, что «скрывшегося не хотят искать», за что ж было платить верви, когда головник не скрылся (будет головник в верви?) За то, отвечает Карамзин, что убийство сделалось в ссоре, или в пьянстве, и прибавляет: «Закон весьма благоразумный в тогдашние времена: облегчая судьбу преступника, разгоряченного вином или ссорою, он побуждал всякого быть миротворцем, чтобы в случае убийства не платить вместе с виновным». Но разве убийство без ссоры могло быть? Было по мнению Карамзина, и за него-то отдавали на поток и разграбление. Карамзин сам дивится всему этому и восклицает: «устав жестокий и несправедливый!» (см. Ист. Гос. Росс., т. II, стр. 49).

Стр. 160: Также безусловно отдается на поток человек, укравший коня¹⁵⁷.

¹⁵⁷ Конь езжалый, военный, ценился весьма дорого: сличите цену за покражу других животных, неезжалого жеребенка и кобылу. У саксонов за кражу воинского коня казнили смертью. Доныне ужаснейшее оскорбление назвать русского кретьянина конокрадом: это следы древности.

<13> 163
порежетъ
порча

Стр. 162—163: XII. Продажи за причинение убытков: Кто порчею уморит у кого либо скотину, продажи 12 гривен и гривна урока за пакость¹⁶².

¹⁶² «Пакощами порежет конь, или скотину, то продажа 12 гривен, а за пагубу гривна урок платити». Кажется, что речь идет о порче скота,

столь известной у нас доныне в простонародии и приписываемой колдовству. Карамзин думал, что это значит: умышленно зарезать, и прибавил нравоучительное размышление: «Злоба бесчестила граждан», и проч. (Ист. Г. Р. т. II, стр. 53).

<14> 163
прав<ильно>

Стр. 163: Кто похитит борть, или испортит ее, перекопает межу бортную, запашет межу ральную, перегородит тыном межу дворную, срубит дерево межное, продажи 12 гривен.

Если при том останутся следы, вервь обязана искать вора, или платить продажу¹⁶³.

¹⁶³ Карамзин (Ист. Г. Р. II, 53 и прим. 80) читал: бобр, вместо борть, ибо кроме принятого нами в основание списка, в других стоит: бобр; но можно ли было за бобра платить 12 гривен? Притом, далее в сей статье идет речь о борти и межевых деревьях. О борте ниже сказано еще: «Аще борть подьтнеть, то 3 гривны продажи, а за дерево пол-гривны»: противоречие с законом, коим тот, кто украдет, раззнаменает перетнет борть, или замеченное дерево, платит 12 гривен. Борть значило дерево с значком. Карамзин внес оба закона в текст свой и полагает на 53-й странице II-го т. Ист. Г. Р. за стесание бортных знаков 12 гривен, а на 54-й за ссечение самой борти только 3 гривны!

<15> 165
1 замеч. дельное
<16> 2 детское
<17> 165
олекъ
essaim⁷

Стр. 165: За украденного в перевесе сокола, или ястреба, 3 гривны и хозяину гривна¹⁶⁶.

За выдерку улья 3 гривны продажи; если притом был мед, прибавляется 10 кун; если был олек, 5 кун¹⁶⁷.

¹⁶⁶ Сокол и ученый ястреб ценился чрезмерно дорого, следственно он составлял важную принадлежность знатных. Соколиная охота была страсть, роскошь знатных скандинавов, германцев, франков (см. Галлама, «’Europe au moyen age,⁸ т. IV, стр. 144). Отнятие сокола за долг считалось бесчестием должника; у дворянина даже запрещалось отнимать его; цены соколов были безмерные; бывали даже сильные

сражения за соколов. Карамзин полагал, что большою ценою соколов — «законодатель хотел обеспечить тогдашних многочисленных птицеловов в их промысле» (Ист. Г. Р. т¤ II, стр. 54)!! — Голубиная охота осталась и доныне страстью русских простолюдинов; потому и за голубей, вероятно ученых, была цена огромная. И доныне есть голуби, продаваемые весьма большою ценою. Странная охота сия состоит в том, что заставляют голубей летать разными образами; это называется: гонять голубей.

¹⁶⁷ѕ«Аже бчелы выдерет, то 3 гривны продажи, а за мед, оже будут бчелы не лажены, то 10 кун; будет ли олек, то 5 кун». Следственно пасеки были в лесах, а ульи просто в дуплах дерев. Что такое: олек?

<18> 169 проц.<енты>
отчего они были ненавистны

Стр“ 169: Но, если кто дал что-либо другому, получая с него прибыток (куны из процентов, мед в настав, жито в присып), то требуются свидетели непременно; впрочем, при долге такого рода, если он дан был деньгами, не более 3 гривен, можно обойтиться и без свидетелей, с присягою истца. Но долг более 3-х гривен требует свидетелей непременно и истцу суда не давать, ибо он сам виноват, что свидетелей у него нет¹⁷³.

¹⁷³ След. отдававший в процент пользовался меньшими против других удобствами. Изъяснение, почему за неимением свидетелей, при долге более трех гривен, суда не давать, за присягою: «рещи ему тако: промиловал еси, оже еси не ставил послухов». Странно, почему отдача из барыша, всюду, до знаменитого Бентама, первого защитника процентов, считалась грехом и неправедным нажитком? Это изъясняется, если не ошибаюсь, сущностью дела и соображением нравов каждого первобытного народа. Труд капитала не поставлялся ни во что; требовался личный труд, и деньги притом не считались товаром. В Средние времена еще более обесславило проценты то, что жиды занимались ими преимущественно. Таких предрассудков всегда и везде найдем довольно. Что древние Руссы почитали резоимство грехом, видим множество доказательств. «Мзды не емлите и в лихву не дайте», говорит Лука Жидята, исчисляя главнейшие грехи (Русск. Достоп., т. I, стр. 10). Резоимец не мог быть избран ни в священники, ни в диаконы.

Стр. 172: Но раб может торговать с позволения своего господина, и в сем случае господин отвечает за долги его, или лишается раба, которого должники могут продать¹⁷⁸.

¹⁷⁸ Следственно, в сем случае, мы отступили еще в отношении понятий о кредите от наших предков. Ныне поверивший крепостному человеку

более пяти рублей не имеет никакого права взыскивать, если должник ему не платит, хотя крепостные люди могут свободно торговать, записываться в гильдии, и имеют полное право требовать долгов с свободного человека, и посадить его даже в тюрьму за неплатеж долга!!

<20>             <173 стр.> домъ меньшому

Стр. 173: 5. Дом отцовский всегда достается меньшому сыну.

<21>          182 буди добръ будетъ

Стр. 174: Если же она <мать> умрет не распорядив своего имения¹⁸², то наследует тот сын, который кормил ее, и у которого она жила.

¹⁸² «А матери, который же сын будет добр, тому же даст свое; аще все будут ей сынови лихи, а дочери может дати, кто ю кормит».

Стр. 179: 6. Если закуп утратит своего коня¹⁸⁵ в поле, господин ему ничего не платит... — Если же конь был введен в хлев, и орудия земледельческие положены на место, закуп не отвечает.

Стр“ 193: 8-е. Видим, вместе с грубостью нравов, дикостью понятий, малосложностью обязанностей, и ту детскую простоту, то дикое добродушие нравов, которых мы уже не можем понимать. Как просты изъяснения многих законов; как много значила власть отца; какое сильное непосредственное влияние имела религия на состав общественной жизни²⁰³.

²⁰³ Впрочем, вспомним в сем случае слова Гизо, выше приведенные, и не будем повторять слов Монтескьё, примененных Карамзиным к Русской Правде (Ист. Г. Р. т. II, 66).

Стр. 285: Мог ли Варяг понимать благость другого правления, кроме феодального?

Примечания

Записи в тетради № 2387 А, л. 1₁. Большинство записей находятся внизу страницы, по краям ее, вкось по отношению к остальному тексту (см. запись, воспроизведенную на стрџ 510). Якушкин, не поняв значения записей, ограничился замечанием: «Тут же записаны разные слова иногда с объяснениями, — напр. скута — платье, епанча — кутаться; гридня — комната; или без объяснений олек, смердеть, очаг, дым» (Я XII, 544). На самом деле этиЇ«разные слова» — заметки Пушкина при чтении вышедшего в свет в июле 1830 г. второго тома «Истории русского народа» Н. А. Полевого. Пушкин этот том взял в Болдино, куда уехал 31 августа и откуда писал в конце октября - начале ноября Погодину: «Дай бог здоровье Полевому! его второй том со мною и составляет утешение мое». По соседству с текстом «Истории села Горюхина», находящимся на той же странице, и на основании письма к Погодину, записи нужно отнести к октябрю-ноябрю 1830 г. Дав отзыв (в двух статьях в «Литературной газете» 1830, № 4 и 6) о первом томе Полевого, Пушкин, вероятно, обещал Дельвигу написать статью и о втором томе. По крайней мере, Дельвиг в заметке, напечатанной в № 51 «Литературной газеты» (от 8 сентября), сообщал, что «рассмотрение сего второго тома будет помещено в одном из следующих номеров «Литературной газеты». Но статьи этой Пушкин не написал — от нее сохранились лишь два черновых наброска (см. КН V, 418—420; в Ак IX, 71—78, эти наброски контаминированы с текстами, не относящимися к этой статье) и, как теперь оказывается, предварительные отметки при чтении книги.

Первый из сохранившихся набросков заключает в себе общую характеристику второго томаО«Истории» Полевого, который Пушкин ставит выше первого, отмечая, что «тон нападения на Карамзина уже гораздо благопристойнее» и что «самый рассказ не есть уже пародия рассказа Карамзина, но нечто собственно принадлежащее г. Полевому».

Главная тема второго наброска — опровержение мнения Полевого о существовании в России феодализма. «Феодализма в России не было» — таково положение Пушкина.

Естественно, в тесной связи с этими набросками находятся впервые публикуемые заметки Пушкина при чтении второго тома «Истории» Полевого.

Первая и последняя из них отмечает места в книге, где говорится о феодализме. В первом случае мнению Полевого Пушкин противопоставляет положение Гизо, что «семейственный феодализм есть бессмыслица». Термин «семейственный» (или точнее: семейный) феодализм употреблен Полевым (см. «История русского народа» Ник. Полевого, 1830, т. II, стр. 37), понимающим под ним «систему уделов, обладаемых членами одного семейства под властью старшего в роде». Гизо, однако, считает существенным признаком феодализма то, что взаимоотношения вассала и сюзерена принципиально являлись свободным договором их, и, хотя на практике сын вассала обычно наследовал фьеф отца, это не могло произойти без формального акта, определявшего всякий раз права и обязанности сторон. Таким образом, принцип наследственного права на земельную собственность, характерный для нового европейского общества, отсутствовал в феодальную эпоху, знавшую, напротив, лишь индивидуальное соглашение (см. Guizot, «Cours d’histoire moderne. Histoire de la civilisation en France depuis la chute de l’empire romain jusqu’en 1789» — Гизо, «Курс новой истории. История цивилизации во Франции от падения римской империи до 1789 г.», Париж, 1829—1830, т. IV, стр. 286—294). Вышеприведенная запись Пушкина, не являясь точной цитатой из Гизо, имеет в виду, повидимому, это место из его книги.

В последней заметке Пушкин пишет и дважды подчеркивает: «Феодализма не было», то есть формулирует положение, развиваемое во втором черновом наброске статьи. Из остальных заметок Пушкина семь (3, 6, 9, 11, 14, 15 и 23) относятся к местам книги, где Полевой полемизирует с Карамзиным. Важно отметить, что в трех случаях (14, 15 и 23) Пушкин соглашается с первым. Особенно интересно то, что Пушкин согласен с мнением Полевого об общей оценке Карамзиным «Русской правды». В примечании (203) на стр. 193 II тома «Истории русского народа» Полевой отказывается «повторять слова Монтескье, примененные Карамзиным к „Русской правде“». Полевой имеет в виду следующие слова Карамзина: «Приметим, что древние свободные россияне не терпели никаких телесных наказаний: виновник платил или жизнию, или вольностию, или деньгами — и скажем о сих законах то же, что Монтескьё говорит вообще о германских: они изъявляют какое-то удивительное простосердечие; кротки, грубы, но достойны людей твердых и великодушных, которые боялись рабства более, нежели смерти» («Ист. гос. рос.», т. II, гл. III). Этой характеристике «древних свободных россиян» Полевой противопоставляет слова Гизо, приводимые Полевым на стр. 188—189 II тома его «Истории русского народа»: «Кажется, что читаешь выводы, сделанные после разбора Русской Правды, читая следующие слова: «Это собственно уголовные законы: уголовное право занимает в них первое, и почти всё место. Право политическое является косвенно, в применении, в отношении к делам, которые почитаются установленными, коих не хотят даже исчислять. По гражданскому праву встречаем несколько распоряжений более точных, определяющих то или другое обстоятельство, включенных с намерением. В судопроизводстве уголовном напротив предполагаются все предметы установленными, известными: дополняется только немного промежутков, определяются только в немногих случаях обязанности судей и свидетелей. Уголовное право преимуществует, цель закона — наказать преступление, определить меру наказания: это уголовное уложение. Таковы бывают все первоначальные законоположения. Уголовными законами делает народ первый видимый или, лучше сказать первый письменный шаг (если можно так выразиться) из варварского состояния к общественности. Тогда не думают писать политических законов. Кто управляет, как управляет, дело для народа не нужное, не принадлежащее ему: о государственных уставах спорить тогда некому. Гражданское право также существует, как событие: соглашения и отношения людей отданы естественному равновесию, или совершаются по нескольким основным правилам, нескольким формулам, общепринятым. Законное установление сей части проявляется с большим развитием общества. Первые усилия общественной жизни состоят в поставлении предварительных преград необузданной, отдельной воле каждого дикаря, то есть в определении казни излишеству частной свободы». Всё это говорит Гизо о Салических законах, важной отрасли законоположений европейских в Средние времена (Hist. de la civil. en France, т. I): вот настоящая точка зрения и на русские древние законы!». Против одного выпада Полевого (3) Пушкин определенно возражает, причем нужно заметить, что толкование Карамзиным слова «огнищанин», не удовлетворяющее Полевого и защищаемое Пушкиным, согласно с объяснениями этого слова в «Словаре Академии Российской» 1789—1794 гг.: «Огнищанин — свободный человек, никакой службою не обязанный», и в «Словаре церковно-славянского и русского языка, составленном Вторым отделением Императорской Академии Наук» 1847 г.: «Огнищанин — первостепенный, зажиточный гражданин». В остальных трех случаях (6, 9 и 11) Пушкин не высказывает своего мнения, но, вероятно, он не соглашается с Полевым. В пяти случаях (5, 7, 8, 13, 16⁹) Пушкин отметил заинтересовавшие его слова из приводимых Полевым памятников XI—XII веков, причем в двух случаях (7 и 16) толкование этих слов Полевым совершенно не удовлетворяет Пушкина. Во втором случа‰ слово «олек» переведено Пушкиным по-французски «essaim» согласно с объяснением этого слова в «Словаре Академии Российской» 1789—1794 гг. и 1806—1822 гг.: «Олек — подрезанный улей».

Наконец, восемь мест (2, 10, 12, 18—22) книги Пушкин отметил, очевидно, как заслуживающие внимания, но, кажется, только три (2, 12 и 19) заметки относятся к собственному тексту Полевого, остальные же пять (10, 18, 20—22) вызваны текстом приводимых Полевым цитат из древних памятников и сочинения А. Тьерри.¹⁰

Общее впечатление, сложившееся у Пушкина от чтения второго тома «Истории» Полевого, было довольно благоприятно для него.

В первом наброске статьи своей Пушкин, отметив как главные недостатки историка его «опрометчивость и необдуманность», писал: «Несмотря на сии недостатки, История Русского Народа заслуживала внимания по многим остроумным замечаниям (NB Остроумием называем мы не шуточки, столь любезные нашим веселым критикам, но способность сближать понятия и выводить из них новые и правильные заключения), по своей живости, хоть и неправильной, по взгляду и по воззрению недальному и часто неверному, но вообще новому и достойному критических исследований».

Сноски

¹ Первоначально было: огнищане.

² Пушкин писал вместо «счет» «щет». Запись означает, что Пушкин объяснял слово «метник» как «счетник».

³ Указанная Полевым страница I тома его Истории.

⁴ Письма об истории Франции.

⁵ «Сокровищница», «Зерцало», «Сад рассказов».

⁶ Рассказывать высокопарно, выдавать за верные, хорошо составленные выдумки, тонко рисовать портреты — это были качества, которых требовали от историка и по которым измеряли степень уважения, которое подобало ему оказывать.

⁷ Пчелиный рой.

⁸ Европа в средние века.

⁹ 16-я заметка: «2<ое> детское» — относится к тому же, о чем говорит 17-я заметка.

¹⁰ В 10-й заметке числа «139» и «2» мы расшифровываем как «страница 139, 2 часть примечания». Примечание (138-е), начинающееся на 138-й, продолжающееся на 139-й и оканчивающееся на 140-й странице, в первой своей части посвящено рассмотрению двух главных недостатков Карамзина и во второй (отделенной от первой тире) — приведенному нами суждению Тьерри.