Скачать текст письма

Модзалевский. Примечания - Пушкин. Письма, 1815-1825. Часть 12.

53. Князю П. А. Вяземскому (стр. 46—48). Впервые напечатано в «Русск. Вестн.» 1899 г., т. 261, июнь, стр. 391—392: подлинник в б. Румянцовском Музее, в собрании рукописей В. М. Ундольского.

—Ч«Суждение умного человека» — восторженная статья самого кн. Вяземского «О Кавказском Пленнике, повести соч. А. Пушкина», напечатанная в «Сыне Отечества» 1822 г., ч. 82, № 49; см. также Сочин. кн. Вяземского, т. I, стр. 73—78. В статье этой, однако, — кроме похвал,

Вяземский высказал и несколько замечаний по поводу невыдержанности характера Пленника, бедности•«изобретения» в драматической части поэмы, незаконченности ее, пропусков в изображении характера героя и т. под. Как бы в дополнение к этой статье вот что писал Вяземский в письме к А. И. Тургеневу от 27 сент. 1822 г.: «Я написал кое-что о «Кавказском Пленнике»: скоро пришлю. Мне жаль, что Пушкин окровавил стихи своей повести. Что за герои Котляревский, Ермолов? Что тут хорошего, что он, Как черная зараза, губил, ничтожил племена? От такой славы кровь стынет в жилах и волосы дыбом становятся. Если мы просвещали бы племена, то было бы что воспеть. Поэзия — не союзница палачей; политике они могут быть нужны, — и тогда суду историЦ решить, можно ли ее оправдывать или нет; но гимны поэта никогда не должны быть славословием резни. Мне досадно и то, что, разумеется, мне даже о том и намекнуть нельзя будет в моей статье. Человеколюбивое и нравственное чувство мое покажется движением мятежническим и бесовским внушением в глазах наших христолюбивых цензоров» («Остаф. Архив», т. II, стр. 274—275); такие же мысли Вяземский высказал и позже, в 1831 г. (в письме к Е. М. Хитрово), по поводу стихотворения ПушкинаЦ«Клеветникам России» («Русск. Арх.» 1895 г., кн. II, стр. 110).

— О критике А. Ф. Воейкова наЄ«Руслана и Людмилу» см. выше, стр. 218. В «Вестнике Европы» М. Т. Каченовского эта же поэма Пушкина вызвала 4 порицательных статьи; о «Кавказском Пленнике» пространная статья (подписанная буквами М. П. — не Погодина ли?) появилась в № 1-м «Вестника Европы» за 1823 г., ч. CXXVIII, стр. 35—57; критик остановился в ней главный образом на отдельных местах поэмы, порицая характер Пленника и критикуя отдельные выражения.

— Варюшка и Буянов — герои шутливой популярной «поэмы» В. Л. Пушкина «Опасный Сосед» (см. выше, стр. 183).

— Вопросу об отношении самого Пушкина к романтизму посвящены статьи: П. К. Кульмана в сборникеІ«Памяти Л. Н. Майкова» (С.-Пб. 1902, стр. 447—454) и В. В. Сиповского «Пушкин и романтизм» — «Пушк. и его современ.», вып. XXIII — XXIV, стр. 223—280.

— Суждения Пушкина о драматурге Владиславе Александровиче Озерове (род. 1770, ум. 1816) выразились с большою отчетливостью и подробно в критических заметках его на биографическую статью Вяземского об Озеровеґ изданную при собрании сочинений последнего, вышедшем в 1816 г. (см. их в книге Л. Н. Майкова: «Пушкин», С.-Пб. 1899, стр. 263—283: «Пушкин об Озерове» и в Соч. Пушкина, ред. Венгерова, т. IV, стр. 486—490). Поэт много раз высказывал свои мнения об Озерове, как писателе. По свидетельству Вяземского, Пушкин вообще «Озерова не любил, и он часто бывал источником наших живых и горячих споров. Оба мы были неуступчивы и несколько заносчивы. Я еще более, нежели Пушкин. Он не признавал в Озерове никакого дарования. Я, может быть, дарование его преувеличивал. Со временем, вероятно, мы сошлись бы на полудороге. Пушкин критиковал в Озерове и трагика, и стихотворца»... (Соч., т. I, стр. 55—56). В статье своей о «Кавказском Пленнике» Вяземский выразился об Озерове, как об «отличном даровании»: это и вызвало суждение Пушкина об Озерове.

— Монолог Фингала:А«Нет, песням никогда надгробным я не внемлю» находится в 3-актной трагедии Озерова «в стихах, с хорами и пантоминными балетами» — «Фингал», действие I, явл. 2-е; стоя у могилы царевича Тоскара, Фингал говорят:

Нет, гласам никогда надгробным я не внемлю,
Чтоб мысль не возвращал в отеческую землю,
Где возвышенный ряд родительских могил
Служил источником моих душевных сил;
Где часто при заре, над молчаливым холмом,
Под облачной грядой беседовал я с сонмом
Почиющих отцов... и т. д.

— Парнасское православие — правила классической школы, с которыми боролись писатели новой школы — романтики, проповедывавшие, что в поэтическом творчестве надлежит повиноваться лишь свободному вдохновению; Пушкин однажды шутя назвал романтизм «Парнасским афеизмом» (Послание» к А. Г. Родзянке, 1825 г.).

— «Щелчок цензуре» — следующие слова Вяземского в упомянутой статье его о «Кавказском Пленнике»: «...Кстати о строгих толкователях или, правильнее, перетолкователях, — заметим, что, может быть, они поморщатся и от нового произведения поэта, пылкого и кипящего жизнию. Пускай их мертвая оледенелость не уживается с горячностью дарования во цвете юности и силы; но мы, с своей стороны, уговаривать будем поэта следовать независимым вдохновениям своей поэтической Эгерии, в полном уверении, что бдительная цензура, которую нельзя упрекнуть у нас в потворстве, умеет и без помощи посторонней удерживать писателей в пределах дозволенного» (Сочинения, т. I, стр. 77).

— О цензоре Бирукове см. выше, стр. 260. Послание Бирукову — «Первое послание цензору» 1822 г.

— В «Полярной Звезде на 1823 г.» были помещены стихотворения князя Вяземского: «Послание к И. И. Дмитриеву, приславшему мне свои сочинения», «Всякий на свой покрой», «Цветы», а также Надписи к портретам и 4 эпиграммы.

— о прозе Вяземского ср. отзыв Пушкина в конце письма к нему от 1 сентября 1822 г.(№ 40, стр. 35).

— Под прозой Карамзина Пушкин разумеет, конечно, «Историю Государства Российского», о которой в остатках автобиографии Пушкина дошли до нас его восторженные отзывы.

— Глинка — Федор Николаевич (см. выше, стр. 44, 48, 262, 265).

— В статье о русских писателях Александра Александровича Бестужева (см. выше, стр. 242, 264), издателя «Полярной Звезды», — «Взгляд на старую и новую словесность в России» («Полярная Звезда на 1823 г.», стр. 1—44) был дан восторженный отзыв о Пушкине: «Александр Пушкин вместе с двумя предыдущими [Жуковским и Батюшковым] составляет наш поэтический триумвират. Еще в младенчестве он изумил мужеством своего слога, и в первой юности дался ему клад Русского языка, открылись горы поэзии. Новый Прометей, он похитил небесный огонь и, обладая оным, своенравно играет сердцами. Каждая пьеса его ознаменована оригинальностью; после чтения каждой остается что-нибудь в памяти или в чувстве. Мысли Пушкина остры, смелы, огнисты; язык светел и правилен. Не говорю уже о благозвучии стихов, — это музыка; не упоминаю о плавности их — по Русскому выражению, они катятся по бархату жемчугом. Две поэмы сего юного поэта: Руслан и Людмила и Кавказский Пленник исполнены чудесных, девственных красот; особенно последняя, писанная в виду седовласого Кавказа и на могиле Овидиевой, блистает роскошью воображения и всею жизнию местных красот природы. — Неровность некоторых характеров и погрешности в плане суть его недостатки — общие всем пылким поэтам, увлекаемым порывами воображения. (Род. 1799)». Затем следовала характеристика дарований «остроумного» князя Вяземского, «щедро сыплющего сравнения и насмешки», Гнедича, Ф. Глинки, в сочинениях которого «отсвечивается ясная его душа» и который «владеет языком чувств, как Вяземский языком мыслей», Д. Давыдова, Боратынского и всех других современных поэтов и писателей. Большинство характеристик Бестужева, действительно, состоит из общих мест и не всегда метких определений. Более подробное суждение Пушкина о статье Бестужева см. в письме к нему самому от 13 июня 1823 года (№ 57).

— Дядя — Василий Львович Пушкин, «Арзамасский» Староста; собрание его «Стихотворений», с портретом автора, было издано в Петербурге в 1822 году.

— Ив. Ив. Дмитриева, бывшего в 1810—1814 гг. Министром Юстиции, Пушкин ставил, как поэта, не высоко (ср., напр., отзыв в письме к Гнедичу от 27 июня 1832 года (выше, стр. 32) и в письмах к князю Вяземскому от 4 ноября 1823 и 8 марта 1824 г. (выше, стр. 59, 73).

— Дорат — Claude-Joseph Dorat (род. 1734, ум. 1780) — французский легкий поэт и драматург. Позднее Пушкин отозвался о нем еще резче: говоря о влиянии французской литературы на русскую начала XIX векар он писал: «Ничтожество общее; французская обмельчавшая словесность envahit tout; знаменитые писатели не имеют ни одного последователя в России, но бездарные писаки, — грибы, выросшие у корней дубов; Дорат, Флориан, Мармонтель, Гишар, мадам Жанлис овладевают русской словесностию» («О Русской литературе с очерком французской»).

— Чаадаев — Петр Яковлевич; он жил тогда, по выходе в отставку, в Москве (о нем см. выше, стр. 200); письмо его с замечаниями о «Кавказском Пленнике», героя которого он находит человеком недостаточно пресыщенным («blasé»), — до нас не сохранилось.

— Со словами: «Другим досадно, что Пленник не кинулся в реку вытаскивать Черкешенку», можно сопоставить слова Пушкина в ответ на вопрос В. П. Горчакова: «Зачем не утопился мой Пленник вслед за Черкешенкой» (выше, стр. 25).

— О двоюродных братьях А. П. и М. А. Полторацких см. выше, стр. 239—240. Стихи одного на нихп«в честь будущей женитьбы Пушкина», по словам П. А. Ефремова (Соч., изд. Суворина, т. VIII, ст. 596), вряд ли действительно были написаны Полторацким, так как они попадаются и в тетрадях, «презревших печать», где состоят из 12 стихов и называются «Разговор от скуки».

54. Князю П. А. Вяземскому (стр. 48). Впервые напечатано вс«Русск. Арх.» 1874 г., кн. I, ст. 118—119; воспроизведено в издании князя П. П. Вяземского: «Семь автографов А. С. Пушкина», С.-Пб. 1880; подлинник (на бумаге вод. зн. 1818) — был у гр. С. Д. Шереметева в Остафьевском архиве, ныне в Центрархиве.

— Об отказе Пушкину в отпуске, о котором он просил графа К. В. Нессельроде, см. выше, стр. 262.

— Герои Скулян и Секу, сподвижники Иордаки — деятеля войны за освобождение Греции; Иордаки или Иоргаки Олимпиот — один из вождей греческого восстания, о котором Пушкин упоминает в своем рассказе «Кирджали». Скуляны — местечко на реке Пруте, где 29 июня 1821 года было неудачное для гетеристов сражение с турками (см. Л. Майков. Пушкин, стр. 119), описанное Пушкиным в рассказе «Кирджали»; об этом сражении мог рассказать Пушкину В. П. Горчаков, который, по распоряжению своего начальства, ездил в Скуляны для собрания сведений о происходившем там сражении; в 1824 г. Пушкин хлопотал перед Жуковским о дочери грека Софианос, «героя, падшего в Скулянской битве» (письма №№ 100 и 108).

—. «Гречанка, которая цаловалась с Байроном» — Калипсо Полихрони. О ней рассказывали, будто она была когда-то возлюбленной Байрона и «впервые познала любовь в его объятиях» («Русск. Арх.» 1866 г., ст. 1187); она из Константинополя бежала, вместе с другими греками, в Одессу, а с половины 1821 г. жила с матерью в Кишиневе, где знавал ее и Пушкин, посвятивший ей стихотворение «Гречанке» (1822 г.): «Ты рождена воспламенять воображение поэтов»..., в котором упоминается и об отношениях к ней Байрона:

Быть может, лирою счастливой
Тебя волшебник искушал;
Невольный трепет возникал
В твоей груди самолюбивой
И ты, склонясь к его плечу...
Нет, нет, мой друг, мечты ревнивой
Питать я пламя не хочу...

В своемЧ«Дон-Жуанском» списке Пушкин упомянул имя Калипсо, но любовь его к ней была увлечением кратковременным и не глубоким, так что, когда, через год, поэт знакомил с Калипсо и с ее матерью приехавшего в Кишинев Ф. Ф. Вигеля, то, по словам последнего, «в нем уже не оставалось и следов любовного жара» («Русск. Арх.» 1866, ст. 1188). О ней см. статью Х. С. Кирова: «Пушкинская Гречанка» в «Историч. Вестн.» 1884 г., № 2, стр. 337—340, и Соч. Пушкина, ред. Венгерова, т. II, стр. 600—601, и IV, стр. 96; см. еще в письме к Н. С. Алексееву от 1 декабря 1826 г.

— Спрашивая о Катенине, Пушкин не знал, что еще в ноябре 1822 г. он был выслан из Петербурга, за шиканье в театре Семеновой, в имение Шаево, Кологривского уезда, Костромской губернии (см. выше, стр. 201—202).

— Арзамас — т.-е. члены бывшего Арзамасского Общества (см. выше, стр. 181).

— Охотников — Константин Алексеевич, бывший Лубенский гусар, с 22 апреля 1821 г. — капитан 32 егерьского полка, состоявший при командире 16-й пехотной дивизии Михаиле Федоровиче Орлове и вместе с ним бывавший у Давыдовых в Каменке одновременно с Пушкиным, И. Д. Якушкиным, А. Н. Раевским (Записки И. Д. Якушкина, изд. 1905, стр. 46—52); выйдя в отставку 11 апреля 1822 г., он вскоре умер от чахотки и «избег участи, ожидавшей его по происшествию 14 декабря» («Русск. Арх.» 1866, стр. 1253), так как был близок со многими членами Тайного Общества декабристов и состоял в Союзе Благоденствия («Алфавит декабристов», под ред. Б. Л. Модзалевского и А. А. Сиверса, Лгр. 1925, стр. 144 и 370—371).

— Письмо Пушкина, которое Охотников должен был передать князю Вяземскому, вероятно, — от 6 февраля 1823 г. (№ 53). — 30 апреля 1823 г. князь Вяземский писал А. И. Тургеневу: «На днях получил я письмо от Беса-Арабского Пушкина. Он скучает своим безнадежным положением, но по словам приезжего [вероятно, именно, упомянутого выше Охотникова], пишет новую поэму «Гарем» [т.-е. «Бахчисарайский Фонтан»] о Потоцкой, похищенной каким-то ханом, — событие историческое, а что еще лучше, — сказывают, что он остепенился и становится рассудительным».

— Поездка П. Я. Чаадаева за границу состоялась, и он до 1825 года посещал Англию, Францию, Швейцарию, Италию и Германию.

— Мария Ивановна Римская-Корсакова, рожд. Наумова (ум. 8 июля 1832), — вдова камергера; по словам кн. П. А. Вяземского, онаГ«должна иметь почетное место в преданиях хлебосольной и гостеприимной Москвы. Она жила, что называется, открытым домом, давала часто обеды, вечера, балы, маскарады, разные увеселения, зимою — санные катанья за городом, импровизированные завтраки... Красавицы-дочери ее и особенно одна из них, намеками воспетая Пушкиным в «Онегине», были душою и прелестью этих собраний. Сама Мария Ивановна была тип Московской барыни... В ней отзывались и русские предания Екатерининских времен, и выражались понятия и обычаи нового общежития... Все эти разнородные впечатления, старый век и новый век, сливались в ней в разнообразной стройности и придавали личности ее особенное и привлекательное значение («Русск. Арх.» 1867 г., ст. 1069). Семья ее состояла из сыновей Сергея и Григория (приятеля Вяземского, а позже и Пушкина) и дочерей — Натальи (по мужу Акинфиева), Софьи (по мужу Волкова), Александры и Екатерины (с 1827 г. Офросимова); из них 3-я, впоследствии княгиня Вяземская, имеется в виду в LII строфе 7-й главы «Онегина»; о ней же и об ее матери упоминает Пушкин в письме к брату от 8 мая 1827 г. Семью Римских-Корсаковых Пушкин намерен был вывести в своем «Романе на Кавказских водах»; ей же посвящена известная монография М. О. Гершензона: «Грибоедовская Москва», М. 1914, особенно стр. 108—111.

— Что значит вопрос: «минуло ли 15 лет генералу Орлову» (Михаилу Федоровичу) — объяснить не умеем; утверждение П. А. Ефремова (Соч., изд. Суворина, VII, 72) и предположение П. О Морозова (Соч., изд. тов. «Просвещение», т. VIII, стр. 432), что речь идет о том, исполнилось ли 15 лет офицерской службы М. Ф. Орлова (род. 1788 г.), — неверно, так как уже в 1814 году, когда Орлов заключил капитуляцию Парижа Русским войскам, он был полковником, а в военной службе находился с 1805 года.

55. Неизвестному (стр. 49). Ранее этот отрывок печатался в середине черновика письма Пушкина к А. И. Тургеневу от 1 декабря 1823 года («Русск. Арх.», 1881 г., кн. I, стр. 230—231, и след. издания), как отрывок самостоятельного письма. Впервые выделен в Собрании Сочинений Пушкина под ред. Венгерова, т. VI, 1916, стр. 601, по черновому наброску в рукописи б. Румянцовского Музея № 2369, л. 40. Датируется, приблизительно, по местонахождению в тетради (которою Пушкин пользовался в 1822—1824 гг.), — там же, где упомянутый выше черновик письма к А. И. Тургеневу, помеченного при отправке 1-м декабря 1823 г. Упоминание о «четырехлетнем изгнании» дает возможность датировать письмо не ранее мая 1823 года, а нахождение его среди письма 1 декабря 1823 г. — отнести его ко времени не позже этого дня.

— Перевод: «Смею надеяться, что четырехлетнее изгнание не [совсем] изгладило меня из вашей памяти»...

56. Н. И. Гнедичу (стр. 49—50). Впервые напечатано вИ«Русск. Стар.» 1880 г., т. XXVIII, стр. 549—550, с неверным отнесением к 1822 году, который был удержан и последующими изданиями — до Академического и Венгеровского включительно, — между тем как по всему содержанию письма видно, что оно должно относиться к 1823 году; см. мотивировку А. И. Лященко в I выпуске «Литературных Портфелей» (изд. «Атеней», по материалам Пушкинского Дома), Пгр. 1923 г., стр. 58—60, где опубликовано письмо Ф. В. Булгарина к Н. И. Гречу от 16 июля 1823 г. с упоминанием о стихах Пушкина; подлинник письма Пушкина (на бумаге вод. зн. 1821) — в Пушкинском Доме Академии Наук.

— Второе издание «Руслана и Людмилы», равно как и «Кавказского Пленника», тогда не состоялось и осуществилось только в 1828 году.

— Об условии Пушкина с Я. П. Толстым см. выше, в письме к последнему от 26 сентября 1822 г., и в примечаниях к нему (стр. 37 и 253).

— «Готовая поэмка» — «Братья Разбойники», см. выше, стр. 29 и 241.

— Tout bien vu — «приняв все во внимание».

— Французские стихи взяты из трагедии Расина «Britannicus» (1669 г.): это слова Юнии в 3 сцене 2 действия; они означают: «Я не заслужил ни этой чрезмерной чести, ни этого оскорбления».

— Подчеркивая слово случай, Пушкин хотел придать ему особое старинное значение: про лиц, находившихся в милости «при дворе», говорили, что они «в случае», т.-е. в фаворе.

— Хмельницкий — Николай Иванович (род. 1789, ум. 1845), автор большого числа комедий в стихах и водевилей, переводчик «Школы женщин» и «Тартюфа» Мольера, впоследствии Смоленский губернатор (см. письмо к нему Пушкина от 6 марта 1831 года). Его комедия «Нерешительный, или семь пятниц на неделе» впервые поставлена была на сцене 26 июля 1820 г. О нем см. выше, стр. 38, 127, 254 и ниже, стр. 426, а также нашу статью в «Русском Биографическом Словаре».

— Гнедич переводил в это время «Илиаду» Гомера размером подлинника, т.-е., — гекзаметром.

— О Кюхельбекере см. выше, стр. 216,220. Его стихотворное послание к Пушкину напечатано в «Русском Арх.» 1871 г., ст. 0171—0173, при письме Кюхельбекера от 17 февраля 1823 г. к Жуковскому, которому он посылал эту «безделку», написанную по прочтении «Кавказского Пленника» Пушкина. Вот отрывки этого длинного послания:

К Пушкину.

Мой образ, друг минувших лет,
Да оживет перед тобою!
Тебя приветствую, Поэт!
Одной постигнуты судьбою,

Мы оба бросили тот свет,
Где мы равно терзались оба,
Где клевета, любовь и злоба
Размучили обоих нас!

.........................

Но се — в душе моей унылой
Твой чудный Пленник повторил
Всю жизнь мою волшебной силой
И скорбь немую пробудил!
Увы! как он, я был изгнанник,
Изринут из страны родной,
И рано, безотрадный странник,
Вкушать был должен хлеб чужой!
Куда, преследован врагами,
Куда, обманут от друзей,
Я не носил главы своей,
И где веселыми очами
Я зрел светило ясных дней?
Вотще в пучинах тихоструйных
Я в ночь, безмолвен и уныл,
С убийцей-гондольером плыл;
Вотще на поединках бурных
Я вызывал слепой свинец:
Он мимо горестных сердец
Разит сердца одних счастливых!
Кавказский конь топтал меня, —
И жив в скалах тех молчаливых
Я встал из-под копыт коня!

.........................

На Рейнских пышных берегах,
В Лютеции, в столице мира,
В Гесперских радостных садах
Я был игралищем страстей и т. д.

— Брат — Лев Сергеевич.

— О Дельвиге и Боратынском см. выше, стр. 216, 220 и 238—239.

— Перевод латинской фразы: «Будь здоров, а цензуру все-таки должно уничтожить» (пародия на известные слова Катона Старшего о Карфагене).

— Портрет Пушкина Гнедич спрашивал для того, вероятно, чтобы дать его при новом изданиЙ«Руслана и Людмилы»; не получив его ранее от самого Пушкина, Гнедич добыл его портрет, нарисованный «наизусть, без натуры» К. Брюлловым (См. Соч. Пушкина, изд. Ефремова — Суворина, т. VIII, стр. 383—384); этот известный портрет, на котором Пушкин изображен в возрасте 11—15 лет, был награвирован учеником Н. И. Уткина — Е. Гейтманом и приложен к 1-му изданию «Кавказского Пленника» 1822 г. См. выше, стр. 241 и 255.

— Стихотворение Пушкина, под заглавием: «На выпуск птички» и с подписью: А. П., было напечатано не вЗ«Сыне Отечества» (где оно не было пропущено цензором А. И. Красовским), а в «Литературных Листках» Ф. Булгарина 1823 г., № 2 (ценз. дозв. 29-го июля), стр. 28, в несовсем исправной редакции и с примечанием Булгарина: «Сие относится к тем благодетелям человечества, которые употребляют свои достатки на выкуп невинных должников и проч.». — Примечание было сделано для успокоения подозрительной цензуры. В последних четырех строках пьесы заключается ирония: незадолго до отправки его Гнедичу, И. Н. Инзов получил извещение Министра Иностранных Дел Нессельроде, от 27 марта 1823 г., о том, что на просьбу Пушкина об отпуске его, на 2—3 месяца, в Петербург, Александр I не изъявил согласия; таким образом, ожидавшаяся Пушкиным к пасхе или благовещению («светлому празднику весны») хотя бы неполная амнистия, не состоялась, — и он был, конечно, очень этим огорчен, так как еще с мая 1821 г. мечтал о прощении (см. в письмах №№ 22, 27, 45,52). См. цитированную статью А. И. Лященко в Сборнике «Литературные Портфели», стр. 56—57.