Модзалевский. Примечания - Пушкин. Письма, 1815-1825. Часть 30.

121. Князю П. А. Вяземскому (стр. 116). Впервые напечатано в сборнике «Старина и Новизна», кн. V, С.-Пб., 1902, стр. 14; подлинник (на бум. без вод. зн.) был у гр. С. Д. Шереметева в Остафьевском архиве.

— Пущин, по приезде в Москву, писал оттуда Пушкину 18 февраля:°«Опять я в Москве, любезнейший Пушкин — действую снова в Суде. — Деньги твои возвращаю: Вяземская их не берет, я у себя оставить не могу; она говорит, что получит их от Одесского приятеля, я говорю, что они мне не следуют. Приими их обратно, — я никак благоразумнее не умею поступить с ними» и т. д. (Акад. изд. Переписки, т. I, стр. 180); 2 апреля он снова писал, в ответ на недошедшее до нас письмо Пушкина, по поводу этого долга: «За проклятую délicatesse я с княгиней бранился; она велела сказать тебе, что ты хорошо сделаешь, когда при деньгах пришлешь ей долг, что она отнюдь не хочет тебе его простить. Только желает, чтоб ты тогда ей заплатил, когда саЦ будешь иметь довольное количество монеты» (там же, стр. 200). — Деньги были получены в Одессе, по поручению кн. П. А. Вяземского, от жены его, кн. Веры Федоровны, как гонорар от издания Вяземским «Бахчисарайского Фонтана» («Остаф. Арх.», т. V, вып. 1, стр. 11, 13, 17, 30; вып. 2, стр. 100, 115, 123, 124, 134, 145).

— Савелов — Автоном Петрович, родственник Одесского Градоначальника, генерал-майора гр. Александра Дмитриевича Гурьева, служил непременным членом в Одесской Портовой Карантинной Конторе (Месяцеслов нь 1825 г., ч. II, стр. 201). Он был завзятый карточный игрок, — быть может, не совсем честный; так, гр. М. Д. Бутурлин рассказывает, как Савелов в Одессе выиграл у него, почти еще мальчика, двое часов в банк, заложенный будто бы шуткою («Русск. Арх.» 1897 г., кн. II, стр. 29). Савелов был женат на Софье Алексеевне Языковой, рожд. Татищевой, которая вышла за Савелова при жизни мужа, а затем вступила еще в 3-й брак с некиим Халютиным (Л. М. Савелов, Род дворян Савеловых, стр. 44). О своем долге Савелову, также карточного происхождения, Пушкин подробно рассказывает в письме своем к В. И. Туманскому от 13 августа 1825 г. (см. ниже, письмо № 169); упоминает он о злополучных 600 р., «украденных Савеловым», и в письмах к Л. С. Пушкину (№ 159) и к кн. П. А. Вяземскому (№ 177); долг Вяземскому был ликвидирован лишь 31 марта 1825 г. (см. в объяснениях к письмам № 159 и 177). Письмо Пушкина к Савелову, посланное через кн. Вяземского, до нас не сохранилось.

— Стих, приведенный Пушкиным, — из только что прочитанного им‚«Горя от ума»: это слова Репетилова (д. IV, явл. 4) о хорошо знакомом Пушкину «Американце» гр. Федоре Ивановиче Толстом (см. выше, стр. 233):

Но  голова  у  нас,  какой  в  России  нету, —
Не  надо  называть,  узнаешь по  портрету:
Ночной  разбойник,  дуэлист,

В  Камчатку  сослан  был,  вернулся  алеутом
И  крепко  на  руку не  чист;
Да  умный человек  не  может  быть не  плутом....
Когда  ж  об  честности  высокой  говорит,
Каким-то демоном  внушаем, —
Глаза  в  крови, лицо горит,
Сам  плачет — и  мы  все  рыдаем...

— Отзыв оО«Горе от ума» см. выше, в письме к А. А. Бестужеву № 119, стр. 114—115. Суждение Пушкина о Чацком и Грибоедове, высказанное в настоящем письме, Вяземский дословно привел в статье своей «Из биографических и литературных записок о Д. И. Фонвизине», помещенной в первом посмертном № Пушкинского «Современника» (1837 г., № 1, стр. 69).

— «Телеграф» — журнал Полевого «Московский Телеграф», начавший выходить в Москве с января 1825 г. при участии и поддержке князя Вяземского.

— Послание престарелого гр. Дмитрия Ивановича Хвостова, вызвавшее иронически-восторженный отзыв Пушкина, —Ь«Послание к N. N. о наводнении Петрополя, бывшем 1824 года. 7-го ноября»; оно было напечатано не в «Московском Телеграфе», а в «Невском Альманахе на 1825 г.» Е. В. Аладьина (стр. 34—43); тогда же было оно издано и отдельною брошюркою, с немецким переводом (С.-Пб. 1825, 4°). А. И. Тургенев, прочтя новый плод Музы престарелого графомана, писал кн. П. А. Вяземскому в том же смысле, как и Пушкин: «Читал ли Наводнение Хвостова? старино́й тряхнул» («Остаф. Арх.», т. III, стр. 96). Впоследствии в «Медном Всаднике» Пушкин вспомнил это Послание Хвостова и иронически писал:

        .... Граф  Хвостов,
Пиит,  любимый  небесами,
Уж  пел  бессмертными  стихами
Несчастье  Невских  берегов...

— В. Л. — дядя поэта, Василий Львович Пушкин.

— Ив. Пис. — Николай Дмитриевич Иванчин-Писарев (род. 30 сентября 1790, ум. 25 января 1849). ревностнейший, но мало талантливый поклонник Карамзина и его литературный последователь, автор различных заурядныЂ стихотворений «на случай» и мелких пьес, ничем не выдающихся из ряда посредственности (его «Сочинения и переводы в стихах» изданы были в 1819 г., «Новейшие стихотворения» — в 1828, сборник: «Чем богат, тем и рад» — в 1832), а также нескольких не лишенных научного значения исторических работ. О нем см. в статье Б. Л. Модзалевского: «Письма Н. Д. Иванчина-Писарева к И. М. Снегиреву» — «Изв. Отд. Русск. языка и слов.», т. VII, 1902, кн. 4, а также сб. «Старина и Новизна», кн. X, стр. 470—540, где описан замечательный альбом Иванчина-Писарева, содержащий записи многих литературных корифеев, — в том числе и Пушкина: последний занес в альбом свое стихотворение «Муза» 30 декабря 1828 г., — в пору, когда Иванчин-Писарев часто встречался с поэтом в Москве («Москвитянин» 1842 г., № 3, стр. 147).

— Филимонов — Владимир Сергеевич (род. 1787, ум. 1858), почетный член Московского Университета, помещик Рязанской, Московской. Калужской и Екатериноглавской губерний; начав службу юнкером в Коллегии Иностранныт Дел 14 марта 1799 г., он в 1800 г. работал в «Комитете по разбору переписки Екатерины II с разными Российскими полководцами», затем состоял при Коллегии до 1811 г., когда перешел в Министерство полиции, вскоре за книгу «Система Естественного права» получил (20 июля 1811 г.) бриллиантовый перстень, занимался потом статистическим описанием Московской губернии, а затем служил Управляющим Канцеляриею и адъютантом главнокомандующего 3 Округа ополчения — гр. П. А. Толстого и был в заграничных походах 1813—1814 гг.; Новгородский вице-губернатор с 22 августа 1817 г., он 5 сентября 1819 г. был уволен от должности, а в марте 1822 г. — и от службы и долго находился в отставке, — проживая эпикурейцем в Москве, откуда в первых числах января 1825 г. приехал в Петербург («С.-Петерб. Вед.» 1825 г., № 3, стр. 34); 22 марта 1829 г. он был назначен гражданским губернатором в Архангельск, получив чин д. с. с. (2 февраля 1831 г.) и монаршее благоволение (1831 г.). но 3 ноября 1831 г. был отрешен от должности — вследствие каких-то служебных неприятностей, — и более уже не служил (2 сентября 1836 г. повелено было считать его не отрешенным, а уволенным от службы), — влача под конец жизни довольнЦ жалкое существование, слепой и, по свидетельству Кс. Полевого, под ношею «больших несчастий» (Записки, стр. 433): Полевой говорит, что «с необыкновенною любезностью светского человека он соединял образованность и понятие литераторов своего времени (там же, стр. 63). О личном знакомстве своем с Пушкиным он так рассказывал в письме к сестре своей: «Ты пишешь еще, что Пушкин тебя очень занимает, — то я скажу на это, что я не только что знаю наизусть все сочинения его, но даже познакомился с ним самим прошлого года, когда он проезжал через Бронницы в Петербург; он знаком с нашим Дороховым и пробыл у нас целый день и доказал, что он так же мил в обществе, как нравится по стихам своим» (Письмо 13 сентября 1825 (1829?) г. — «Щукинский Сборник», вып. IX, стр. 158). Позже, в своем романе «Непостижимая» (С.-Пб. 1841, стр. 146), он, устами одной из героинь, писал, перечисляя русских писателей: «А Василий Львович? Это наш женский стихотворец, наш Трубадур! А славный племянник доброго дяди, молодой Пушкин! Это Русский поэт! Это блестящая заря: она обещает яркий свет России!» — Человек чрезвычайно оригинальный, он начал свою литературную деятельность в 1801 году и с тех пор сотрудничал почти во всех Петербургских и Московских журналах и альманахах, написав ряд басен, лирических стихотворений, водевилей; но, поощренный Жуковским к писательству, он никогда не чувствовал симпатий к романтизму: «напротив того, — и в молодости, и в позднейшие годы жизни он много занимался переводами из Горация и вообще старался проводить в своих стихах идеи горацианского эпикурейства» (Сочинения К. Н. Батюшкова, т. III, стр. 658); таким эпикурейцем является он и в своей шутливой поэме «Дурацкой колпак» (5 частей, 1828—1838), первый выпуск которой он послал Пушкину 22 марта 1828 г. с написанным на обложке четверостишием:

Вы в мире славою гремите;
Поэт! В лавровом вы венке.
Певцу безвестному простите:
Я к вам являюсь в колпаке.

Это четверостишие дало повод Пушкину ответить Филимонову известным небольшим остроумным посланием (тогда же, 1 мая 1828 г., Филимонов отправил экземплярх«Дурацкого колпака», со стихотворным посланием, и Грибоедову — см. «Московский Вестник» 1828 г., ч. X, № 16, стр. 321: перепечатано в «Русск. Арх.» 1901 г., кн. I, стр. 341—342). — В том же 1828 г. Пушкин был с Вяземским и Жуковским у Филимонова на вечеринке, навлекшей на Вяземского большие неприятности (см. Соч. Вяземского, т. II, стр. 99—101 и т. IX, стр. 99—106; ниже, письмо Пушкина в янв. 1829 г.). В 1822 г. Филимонов издал сборник: «Проза и стихи», а в 1837 г. — остроумную «гастрономическую» поэму «Обед». О Филимонове см. Соч. Батюшкова, ред. Л. Н. Майкова, т. III; Соч. Пушкина, ред. Венгерова, т. IV, стр. LXV — LXVI; Соч. Белинского, ред. Венгерова, т. IV, стр. 504—508; Словарь членов Общества Люб. Росс. Слов., М. 1911.

— Говоря о Филимонове, Пушкин имел в виду пространное объявление о предпринимавшемся им издании:З«Искусство жить», напечатанное в № 17 «Русского Инвалида» за 1825 г. (оно появилось также в № 14 «С.-Петербургских Ведомостей» 1825 г., стр. 173, и в «Соревнователе Просвещения» 1825 г., ч. 29, стр. 330—333) и начинавшееся словами: «Несмотря на явное, в лучших Русских Обществах, предпочтение языка Французского языку Русскому, задерживающее в России успех Отечественной Словесности, — на полосе земли от Черного моря до Северного Океана есть люди, читающие по-Русски и при том есть такие, которые читают только по-Русски. Чтение — пища души. В настоящее время, кажется, пора уже предлагать Русским читателям такие на Русском языке книги, которые точно питали бы душу: пробуждали в ней высокие понятия о главных предметах жизни, мирили ее с неотразимыми ударами Рока и напоминали божественное ее предназначение» и т. д.; в заключение же Филимонов писал: «Желая отныне посвятить — доколе Парки неумолимые позволят — жизнь свою трудам Литтературным, я приступаю к исполнению одного из любимых предположений моих» — изданию сокращенного перевода сочинений Дроза, Циммермана, Шаррона, Франклина, под общим заглавиемС«Искусство жить». В том же 1825 году Филимонов выпустил небольшую книжку (ценз. дозв. от 9 января 1825 г.) под тем же заглавием: «Искусство жить», изящно отпечатанную в формате мал. 8° в Военной Типографии, посвященную детям автора и заключавшую в себе, в, виде Предисловия, вышеуказанное объявление (помеченное: «1824 года. Село Тайнинское»), а затем — 1-ю (из предполагавшихся восьми) книг — «Щастие» (из Дроза), на 70 страничках трактовавшую о «Благах существенных» и об «Искусстве быть щастливым». Дальнейших книжек, однако, не появилось.

122. Л. С. Пушкину (стр. 116—117). Впервые напечатано вФ«Библиографич. Записках» 1861 г., № 13, ст. 383—385; здесь печатается по подлиннику, присылавшемуся нам в 1913 г. Вадимом Владимировичем Трофимовым, к которому он перешел от его бабушки, Марии Петровны Любовниковой; последняя получила автограф от матери своей, Екатерины Федоровны Любовниковой, владелицы с. Черкасские Тишки, Харьковского уезда, где гащивал Л. С. Пушкин; были там и другие письма поэта, но постепенно розданы были разным лицам.

— «Цыганы» в отдельном издании вышли только в средине мая 1827 г.

— Пушкин ждал брата Льва к себе в Михайловское для того, чтобы посоветоваться с ним насчет своего намерения бежать за границу, — но, повидимому, родители не пустили в деревню своего младшего сына, — ь поэт писал ему в конце февраля — начале марта: «Жалею о строгих мерах, принятых в твоем отношении» (см. ниже, в письме № 125; ср. М. А. Павловский, Тоска по чужбине у Пушкина — «Гол. Мин.» 1916 г., № 1, стр. 41).

— Первая глава·«Евгения Онегина», с посвящением Л. С. Пушкину, вышла отдельным изданием в Петербурге 15 февраля 1825 г., — а через две недели, к 1 марта, в книжной лавке И. В. Слёнина была продана уже в количестве 700 экземпляров.

— О присылке «Conversations of Lord Byron» Пушкин просил брата еще в письме от первой половины ноября 1824 г. (см. в письме № 105 и выше, стр. 365).

— Жозеф Фуше (Fouché; род. 1754, ум. 1820), член Революционного Национального Конвента (1792), по отзыву биографов, — «гнуснейшая личность времен Республики и Империи»: коммиссариатский вор и жестокий палач во время Революции, он при Наполеоне I — до 1810 года — был министром полиции и прославился на этом поприще, как почти что гениальный сыщик и шпион; за важные услуги Наполеон пожаловал ему титул герцога Отрантского. Во время Ста дней Фуше снова получил портфель министра полиции, а после Ватерлоо стал во главе Временного Правительства, при Людовике XVIII заведывал короткое время тем же Министерством, а потом был посланником в Дрездене; в январе 1816 г., за то, что участвовал в смертном приговоре Людовику XVI, Фуше был принужден покинуть Францию и умер в Триесте. В 1824 году, в 2-х томах, в Париже, были изданы Альфонсом де-Бошаном «Mémoires de J. Fouché», но семья Фуше заявила, что они подложны. 2 декабря 1824 г. Карамзин писал князю Вяземскому: «Теперь читаю Фуше; но точно ли Фуше? Едва ли!» («Стар. и Нов.», кн. I, стр. 159). И. И. Дмитриеву он же писал 8 декабря: «Читаю теперь две любопытные книги: «Mémoires de Fouché» и «Conversations de Byron»; первые кажутся не вымышленными, ни последние, где Байрон в зеркале: какое лицо страшное!» (Письма Карамзина к Дмитриеву, стр. 386). Кн. Вяземский, в статье своей о «Mémoires» графини Жанлис указывая, что «наш век есть, между прочим, век записок, воспоминаний, биографий и исповедей вольных и невольных, говорит: «Мы проникли в сокровенные помышления Наполеона: Лас-Каз., Гурго, Монтолон, Бертран, барон Фэн, Омира, Антомарки обратили нас всех в ясновидящих или погрузили Наполеона в сон магнетический и заставили его обнажить перед нами всего внутреннего человека. Даже министр полиции водит нас по мрачным излучинам своего лабиринта, и посредством сей контр-полиции мы так же можем исследовать каждый шаг Фуше, как он в свое время знал о каждом шаге, выпечатанном на почве Европы» (Сочинения, т. I, стр. 206). Просьбу о присылке Записок Фуше Пушкин повторил еще в письмах № 127 и 141; к 25-му мая 1825 г. он их прочел (письмо № 144, стр. 132 и 441).

— Записки Наполеона, — изданные в Париже, в 8 томах, в 1822—1823 гг., «Mémoires pour servir à l’histoire de France sous Napoléon, écrits à St.-Hélène par les généraux, qui ont partagé sa captivité et publiés sur les manuscrits entièrement corrigés de la main de Napoléon»; генералы, разделявшие пребывание Наполеона, по выражению Пушкина. «на скале» (т.-е. на острове св. Елены — «пустынном и мрачном граните» — по выражению Лермонтова). — граф Карл Монтолон (Montholon; род. 1783, ум. 1863) и барон Гаспар Гурго (Gourgaud; род. 1783, ум. 1852), были издателями этих «Mémoires». «Теперь читаю, писал Карамзин князю Вяземскому 1 июня 1823 г.: «Mémoires de Napoléon», — изданные Монтолоном и Гурго: писано хорошо, но все в смысле хвалы» («Стар. и Новизна», кн. I, стр. 142). «Занимательно, но не очень», — писал он накануне И. И. Дмитриеву (Письма Карамзина к Дмитриеву, стр. 362). «Читаю Лас-Казаса, Монтолона-Гурго. Какая ясность в мыслях там, где говорит историк, географ, генерал-Наполеон, даже администратор», — восторженно писал А. И Тургенев кн. Вяземскому 26 октября 1823 г.: «Герен не лучше описал Египет и Кесарь не очевиднее представлял нам картину сражений и земель, в коих водил свои войска» («Остаф Арх.», т. II, стр. 363).

— Прадт — аббат Dominique Dufour de Pradt (род. 1759, ум. 1837) — известный и весьма плодовитый политический писатель, посол Наполеона в Варшаве (1812), затем сторонник Бурбонов; Наполеон сравнил его с публичной женщиной, которая «отдает свое тело всякому желающему — за деньги»; ср. «Остаф. Арх.», т. I и II.

— Гизо — Франсуа-Пьер-Гильом (Guizot; род. 1787, ум. 1874), знаменитый французский историк и государственный деятель, с 1812 г. профессор в Парижском Faculté des Lettres, после второй реставрации Бурбонов — член Государственного Совета; после убийства (1820) герцога Беррийского вышел в отставку и посвятил себя профессорской и литературной деятельности, отзываясь на все выдающиеся политические события в печати и с кафедры. В библиотеке Пушкина были его сочинения «История цивилизации в Европе» (изд. 1828 г.) и «История цивилизации во Франции» (изд. 1829—1832), 5 тт. (см. Б. Л. Модзалевский, Библиотека Пушкина, стр. 243).

— Бертран — генерал граф Генрих-Грациан (Bertrand; род. 1773, ум. 1844), друг Наполеона, добровольно последовавший за ним в ссылку на о. Эльбу, а затем и на о. св. Елены, куда в 1840 г. ездил для перевезения праха Наполеона в Париж. У генерала Бертрана был один из списков мемуаров Наполеона, который он считал наиболее авторитетным и который старался распространять. Он оставил «Mémoires sur les campagnes d’Egypte et de Syrie», изданные его сыновьями.

— Французская фраза значит: «но все, что касается политики, писано только для сволочи».

— «Мой Коншин» — Василий Иванович Туманский, о котором см. выше, стр. 275—276, и ниже, № 169. Пушкин называет его здесь так «на-смех Плетневу, возившемуся тогда со своим Коншиным, плохим стихотворцем, которого, однако, П. А. Плетнев ставил впоследствии выше Лермонтова» («Русск. Стар.» 1879 г., т. XXVI, стр. 310, примеч. 5). Понравившаяся Пушкину пьеса Туманского — его стихотворение «Девушка влюбленному поэту», в 32 стиха, помещенное в Воейковских «Новостях Литературы» 1825 г., № 2, стр. 95—96, с подписью В. Т — ий:

Поверьте мне — души своей
Не разгадали вы доселе:
Вам хочется любить сильней,
Чем любите вы в самом деле.
Вы очень милы — вы Поэт,
Творенья ваши всем отрада,
Но я должна, хоть и не рада,
Сказать, что в вас чего-то нет.
Когда с боязнью потаенной
Встречаю вас наедине,
Без робости, непринужденно
Вы приближаетесь ко мне.
Начну ль беседовать я с вами,
Как будто сидя с Авторами,
Вам замечательней всего
Ошибки слога моего... и т. д.

В письме к самому Туманскому от 13 августа 1826 г. (А 169) Пушкин назвал это стихотворение «прелестью» и предложил автору очень удачную поправку для замены неудовлетворительного места. См. Стихотворения и письма В. И. Туманского, под ред. С. Н. Браиловского, С.-Пб. 1912, стр. 131—132 и 352—355.

— Коншин — Николай Михайлович (род. 1793, ум. 81 октября 1859), посредственный поэт, печатавший свои довольно многочисленные стихотворения, повести и переводы в тогдашних журналах в альманахах; капитан, сослуживец унтер-офицера Боратынского по Нейшлотскому полку (1819—1824), он дебютировал в печати посланием «Боратынскому», напечатанным в «Благонамеренном» 1820 г., ч. II, № XVII, стр. 329; впоследствии — Директор Училищ Тверской губернии, 4-й Московской Гимназии, Ярославского Демидовского Лицея и Главный Инспектор Училищ Западной Сибири. В 1831 и 1836 гг. Пушкин обращался к Коншину с небольшими письмами (см. их под соотв. годами). Коншин навестил поэта перед выездом его на дуэль; сохранился рассказ его об этом посещении (см. «Яросл. Губ. Вед.» 1864 г., № 17; «Русск. Арх.» 1877 г., кн. III, стр. 402—403; «Русск. Стар.» 1887 г., т. LV, стр. 464—465; «Русск. Мысль» 1897 г., № 5, стр. 162—164). О Коншине см. статью А. И. Кирпичникова в его «Очерках по истории новой Русской литературы», т. II, изд. 2, М. 1903, стр. 90—121, и Соч. Боратынского, ред. М. Л. Гофмана, изд. Акад. Наук, т. I — II, а также заметку Б. И. Коплана в альманахе Пушкинского Дома «Радуга», Пб. 1922, стр. 107—110.

— Элегия Туманского — стихотворение с таким заглавием, написанное в Алупке в 1824 г. и помещенное в «Северных Цветах» Дельвига на 1825 год, стр. 289, с подп. Т.:

На  скалы,  на  холмы  глядеть без  нагляденья;
Под  каждым деревом  искать успокоенья;
Питать бездействием  задумчивость свою;
Подслушивать в  горах  журчащую  струю,
Иль звонкое  о  брег  плесканье  океана;
Под зыбкой  пеленой  вечернего  тумана
Взирать на  облака, разбросанны  кругом
В узорах  и  цветах  и  в  блеске  золотом, —
Вот  жизнь моя  в  стране,  где  кипарисны  сени
Средь лавров  возрастя, приманивают к  лени,
Где  хижины  татар  венчает  виноград,
Где  роща  каждая  есть  благовонный  сад.

— Отзыв Пушкина о «Горе от ума» см. в письмах: к А. А. Бестужеву, № 119, и к кн. П. А. Вяземскому, № 121.

— О «брожении мыслей», замечаемом в литературных кругах, писал Пушкин и брату Льву (см. в письме № 127, стр. 120).

— «Палей» — поэма К. Ф. Рылеева; отрывок из нее появился в «Северной Пчеле» 1825 г., № 2; поэма эта осталась незаконченной.

— Говоря о Плетневе и его «усердии», Пушкин, вероятно, имел в виду следующий чересчур восторженный отзыв о Боратынском, заключающийся в Плетневском «Письме к графине С. И. С. о Русских поэтах», помещенном в «Северных Цветах на 1825 год»: «Между тем, как мы воображали, что язык чувств уже не может у нас сделать новых опытов в своем искусстве, явился такой поэт, который разрушил нашу уверенность. Я говорю о Боратынском. В элегическом роде он идет новою, своею дорогой. Соединяя в стихах своих истину чувств с удивительною точностию мыслей, он показал опыты прямо классической поэзии. Состав его стихотворений, правильность и прелесть языка, ход мыслей и сила движений сердца выше всякой критики. Он ясен, жив и глубок. Во всем отчет составляет отличительность его стихов. Нет слова, нет оборота, нет картины, где бы вы не чувствовали ума и вдохновения. Разбирайте строго каждый его стих, следуйте за ним внимательно до конца стихотворения: и вы признаетесь, что он извлек все лучшее из своего предмета, отбросил все излишнее и не забыл ничего необходимого. Но сколько разнообразия во всех его самых легких произведениях! Игривое и важное, глубокое и легкое, истинное и воображаемое: все он постигнул и выразил. Рассмотрите его элегию: «Разуверение»... Далее приводилось самое стихотворение Боратынского «Не искушай меня без нужды» ... («Северные Цветы на 1825 г.», стр. 65—67).

— «Эда — Финляндская повесть», вышла отдельным изданием лишь в 1826 г.; отзыв о ней Пушкина — в письме к бар. А. А. Дельвигу от 20 февраля 1826 г.

— В феврале 1825 г., когда Пушкин задавал вопрос о Боратынском и о его судьбе, спрашивая, когда кончится опальное состояние поэта, служившего еще подневольным нижним чином в глуши Финляндии, в НейшлотскоЫ полку, — Боратынский чувствовал себя вполне счастливым в городке Кюмени: он тогда был страстно влюблен в А. Ф. Закревскую (жену Финляндского генерал-губернатора, дань поклонения которой позже принес и Пушкин), — жил в кругу преданных друзей и с увлечением отдавался поэтическому творчеству; между тем, влиятельные друзья поэта (Жуковский, А. И. Тургенев — см. «Русск. Арх.» 1868 г., ст. 147—160, и 1871 г., кн. I, ст. 0239—0241) хлопотали о нем в Петербурге, — и вскоре, 21 апреля 1826 г., он был произведен в прапорщики; этим кончилось время опалы и наказания Боратынского за проступок, совершенный им чуть ли не в детстве, в бытность его в Пажеском Корпусе, из которого он вместе с одним товарищем был исключен с воспрещением определяться на службу (любопытное письмо самого Боратынского к Жуковскому о причине своего исключения см. в «Русск. Арх.» 1868 г., ст. 147—156). — «Увлеченный», говорит его друг и свояк И. В. Путята: «к участию в поступке товарища, — участию, которого значения Боратынский не сознавал в чаду раздраженного ребяческого воображения, он подвергся с ним строгому наказанию. Он был тогда 14-летним шалуном, и вся последующая жизнь его доказала, что сердце его не было причастно сему минутному нравственному омрачению. Несчастие, столь рано постигшее Боратынского, наложило на его характер ту глубокую задумчивость и грусть, которыми так искренно проникнуты все его произведения»... («Русск. Арх.» 1868 г., ст. 145). Вскоре после производства в офицеры поэт, восстановленный в своих гражданских правах, совсем вышел в отставку (31 января 1826 г.) и затем женился (см. М. Л. Гофман, Соч. Боратынского, изд. Акад. Наук, т. I, стр. LX — LXV). Ср. ниже, в письме № 128.

— «И скоро ль, долго ль? Как узнать? Где вестник искупленья?» (в прежних изданиях начало этой фразы печаталось неверно) представляет собою дословную цитату из баллады Жуковского «Громобой» (см. последнюю строфу); ср. у Жуковского же, в конце его известной элегии «Вечер» («Ручей, виющийся по светлому песку» 1806 г.), стих:

Так,  петь  есть  мой  удел ... но  долго-ль?... Как  узнать?...

— Незадолго до этого письма, Пушкин так вспоминал о Боратынском в XXX строфе 3-й главы «Онегина»:

Певец  пиров  и  грусти  томной ....
Где ты?  приди:  свои  права
Передаю  тебе с поклоном ...
Но  посреди  печальных  скал,
Отвыкнув  сердцем  от  похвал,
Один, под  финским  небосклоном,
Он  бродит, — и  душа  его
Не  слышит  горя  моего.

— О Записках своих (уничтоженных после 14 декабря) Пушкин писал в письмах № 105, 106, 135, 178 и 14 августа 1826 г.

— Гр. В. — гр. М. С. Воронцов, о котором Пушкин уже справлялся в письме к брату Льву от второй половины декабря 1824 г. (К 114). Несколько ранее, когда 1-я глава «Евгения Онегина» еще печаталась, — следовательно, в январе 1825 г., — Пушкин набросал свой воображаемый разговор с императором Александром: в этой заметке, на вопрос, как это он мог ужиться с Инзовым и не ужился с гр. Воронцовым, Пушкин дает такую горькую отповедь: «Ваше величество, генерал Инзов добрый и почтенный старик, он Русский в душе; он не предпочитает первого английского шалопая всем известным и неизвестным своим соотечественникам; он уже не волочится, ему не 18 лет..., доверяет благородству чувств, потому что сам имеет чувства благородные, не боится насмешек, потому что выше их и никогда не подвергается заслуженной колкости..., потому что со всеми вежлив; он не опрометчив, не верит пасквилям»... Эти слова представляют как бы сконцентрированное выражение обид Пушкина на Воронцова.

—Ч«Новая поэма» Рылеева — «Войнаровский»; Пушкин не знал, что она была в это время уже совершенно закончена Рылеевым и, разрешенная цензурою 8 января 1825 г., вышла вскоре в Москве из типографии Селивановского, с посвящением А. А. Бестужеву и с жизнеописаниями Мазепы (принадлежавшим перу А. О. Корниловича) и Войнаровского (А. А. Бестужева). В своей «Полтаве» Пушкин, как известно, тоже не вывел своего прадеда, Абрама Петровича Ганнибала, в ряде других «птенцов гнезда Петрова», хотя 11—12-летний «арапченок», повидимому, и находился при своем повелителе во время Полтавской баталии.