Скачать текст письма

Модзалевский. Примечания - Пушкин. Письма, 1831-1833. Часть 14.

427. Е. М. Хитрово [Середина июня 1831 г.] (стр. 26). Впервые напечатано в изданном Пушкинским Домом Академии Наук сб.ш«Письма Пушкина к Е. М. Хитрово», Лгр. 1927, стр. 24 и 117, по подлиннику, хранящемуся в Пушкинском Доме (ныне ИРЛИ); он – на листе почтовой бумаги большого формата, с водяными знаками: А. Г. 1829; сложен конвертом и запечатан гербовой печатью Пушкина под графской короной. Письмо поддается лишь приблизительной датировке, по связи содержания со следующим письмом, № 428, относящимся к 19 или 20 июня 1831 г. Указание Л. Н. Павлищева («Воспоминания об А. С. Пушкине», М. 1890, стр. 251–252), что Пушкин приезжал в Петербург 17 июня, могло бы служить для уточнения даты, так как Пушкин пишет, что «на этих днях рассчитывает на несколько часов приехать в ПетербурЕ»; но указание это опровергается подлинниками писем, которыми пользовался Павлищев и которые хранятся в ИРЛИ (ср. «Пушкин и его соврем.», вып. XV, стр. 69 и сл.).

Перевод:Ч«Свистунов мне сказал, что увидит Вас сегодня вечером. Пользуюсь этим случаем, чтобы попросить Вас об одной милости. Я предпринял исследование о Французской революции и умоляю Вас прислать мне Тьера и Минье, если возможно. Обе эти работы запрещены. У меня здесь имеются лишь «Мемуары, относящиеся к революции». – На этих днях я рассчитываю на несколько часов приехать в Петербург. Я воспользуюсь этим, чтобы явиться на Черную речку». – На обороте. Госпоже Хитровой».

– Свистунов – Алексей Николаевич (род. 1808– ум. 8 апреля 1872), поручик л.-гв. Конного полка, старший товарищ племянника Е. М. Хитрово – К. Ф. Опочинина, также конногвардейца (см. ниже, стр. 419–420)О Младший брат кавалергарда-декабриста П. Н. Свистунова, в 1826 г. осужденного на 20-летнюю каторжную работу, он получил образование в Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, из которой был выпущен в Конный полк корнетом 25 марта 1828 г.66 Прослужив в полку до 25 января 1835 г., он вышел в отставку с чином штабс-ротмистра

м«Полный список шефов, полковых командиров и офицеров л.-гв. Конного полка», С.-Пб, 1886, стр. 306); вскоре затем, находясь за границей, он женился на известной красавице (Вяземский называет ее «Резедой»), фрейлине графине Надежде Львовне Соллогуб (ум. 13 января 1903), родной племяннице лицейского товарища Пушкина – князя А. М. Горчакова, впоследствии канцлера. Пушкин довольно открыто за нею ухаживал в 1834–1835 гг. (см. «Дневник» Пушкина, московское издание, 1923, стр. 363–364). Свадьба Свистунова состоялась в Штуттгардте 9 октября 1836 г. («Сборник старинных бумаг П. И. Щукина», ч. VIII, стр. 347; «Остаф. Арх.», т. III, стр. 348 и др.; «Архив братьев Тургеневых», т. VI, по указателю). Вернувшись в Россию, А. Н. Свистунов определился на службу в ведомство Министерства Финансов, будучи причислен к Особой Канцелярии по кредитной части (Месяцеслов на 1838 г., ч. I, стр. 693), 31 декабря 1838 г. пожалован в камер-юнкеры («С.-Петерб. Ведом.» 1839 г., № 15), затем был камергером и в 40-х годах служил в Провиантском Департаменте Военного Министерства, а в 1850 г., при содействии дяди жены, князя А. М. Горчакова, перешел в ведомство Министерства Иностранных Дел, занимал здесь должности члена Совета Министерства и директора Департамента Личного Состава; умер 8 апреля 1872 г.

– По поводу просьбы Пушкина о присылке ему сочинений Тьера и Минье и о работе его над историей Французской Революции Б. В. Томашевский пишет:›«Пушкин усердно следил за французской исторической литературой. Он упоминает в своих статьях имена братьев (Augustin и Amédée) Thierry, Barante, отводит особое место Guizot. Занятия историческими изысканиями у Пушкина были подготовлены знакомством с молодой исторической школой. Этот интерес к истории совпал с интересом к историческому роману (то есть к Вальтер Скотту и его школе). – Из напечатанных писем Пушкина к Е. М. Хитрово мы узнаем о предпринятом им труде по истории Французской революции. От этого труда до нас дошли только незначительные отрывки. В Майковском собрании сохранились две рукописи (одна – датированная: «30 мая 1831 г. Ц. С.»), представляющие в начальных фразах совпадение с отрывками, опубликованными И. А. Шляпкиным под названием «О Французской Революции» И. А. Шляпкин, «Из неизданных бумаг А. С. Пушкина», стр. 56, а в дальнейшем – с опубликованным Анненковым отрывком о французском феодализме (см. «Материалы», изд. 1855 г., стр. 267–269), который ныне, без достаточных к тому оснований, печатается в качестве программы третьей статьи об «Истории» Полевого (первый отрывок)... Кроме того, в Майковском собрании сохранилась заметка Пушкина, где он цитирует слова Bailly и Rabaut-Saint-Etienne из их речей вЪ«Etats Généraux» (из прений о праве третьего сословия объявить себя представителями нации), с замечаниями на эти слова... – В первой стадии своей работы Пушкин пользовался, очевидно, только изданием­«Collections des Mémoires relatifs à le Révolution Française», 23 тома, изд. 1821–1825 гг. (см. «Библиотека Пушкина» Б. Л. Модзалевского, стр. 201–209), о которых он упоминает в письме к Хитрово. Конечно, это не всё, что было известно Пушкину по истории Французской революции. Напомню, что еще в 1824 г. он писал из Одессы Вяземскому о прочтенных им сочинениях

Rabaut-Saint-Etienne. В статье о M-me de StЧël он упоминает ее посмертный трактат (изд. 1818 г.) «Considérations sur la Révolution Française..». – В дальнейшем он пользовался, как видно из письма к Е. М. Хитрово, работой Минье: «Histoire de la Révolution Française depuis 1789 jusqu'à 1814», par F.-A. Mignet (2 тома, 1824 г.). Этой работой открывалась новая страница во французской историографии. Вместо описательной, полубиографической истории, возвышавшейся в лучшем случае до общих морально-философских соображений, Минье дал образец анализа конкретных исторических факторов-причин и неизбежных следствий событий. Плеханов видит в Минье, как авторе «Истории Революции», предшественника исторической концепции К. Маркса: «В своей истории Французской Революции Минье смотрит на события именно с точки зрения «нужд» различных общественных классов. Борьба этих классов составляет у него главную пружину политических событий. Эклектики упрекали сторонников новых исторических теорий в фатализме, в пристрастии к системе (ésprit de système). (H. Бельтов, «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю», 1895, стр. 19)... – Другая история Революции, о которой пишет Пушкин, этоО«Histoire de la Révolution Française» par M. A. Thiers (10 томов, 1823–1827 гг.) – труд еще более значительный, чем история Минье, представлявший собою последовательную историческую реабилитацию Революции и являвшийся долгое время библией либерального доктринаризма...67 Об этих работах, впрочем, вообще уже достаточно известных в эти годы, Пушкин знал, вероятно, из статей Сент-Бёва ве«Le Globe» (о Тьере – в номере от 10 января, 19 января 1826 г., 28 апреля, 12 мая и 29 ноября 1827 г., о Минье – в номере от 28 марта 1826 г.). Сент-Бёв в своей автобиографии называет рецензии на Тьера и Минье первыми значительными своими статьями. Позже в том же «Le Globe» он писал: «Гг. Тьер и Минье в их замечательных историях убедительно и со смелой твердостью взгляда показали, что Гора, несмотря на свои ужасы, Директория, несмотря на слабость, Наполеон, несмотря на тиранию, – были продолжателями, заслужившими большую или меньшую славу, законными наследниками Революции 1789 г.». – Эти взгляды не могли не оказать своего влияния на Пушкина, и совершенно естественно, что, занимаясь Французской революцией, он в первую очередь обратился к трудам Тьера и Минье. – Пушкин внимательно следил за литературой о Французской революции и в позднейшее время, о чем свидетельствует запись в дневнике Н. А. Муханова; речь идет о посмертной книге Dumont (1759–1829) : «Souvenirs sur Mirabeau et sur les deux premières Assemblées legislatives» (1832). Запись относится к 29 июня 1832 г. и следует непосредственно за отзывом о «Table de nuit» Musset (см. «Письма Пушкина к Е. М. Хитрово», Л. 1927, стр. 217). «Я спросил мнения его о Дюмоне, которого еще не читал, но он известен мне по критике Débats, и по мнению некоторых моих знакомых. Пушкин очень хвалит Дюмона, а Вяземский позорит, из чего вышел самый жаркий спор. Я совершенно мнения Пушкина по его доводам и справедливости заключений. Оба они выходили из себя, горячились и кричали. Вяземский говорил, что Дюмон старался похитить всю славу Мирабо. Пушкин утверждал, напротив, что он известен своим самоотвержением, коему дал пример переводом Бентама, что он выказывает Мирабо во внутренней его жизни, и потому весьма интересен, что Jules Janin врет, что Французы презрительны, что таланта истинного в них нет, что лучшие их таланты не Французы, что Мирабо не Француз, что Journal des Débats нельзя принимать за мнение всей Франции, и что ее мнение даже неверно и пр. Спор усиливался» («Русский Архив» 1897 г., кн. I, стр. 654)» («Письма Пушкина к Е. М. Хитрово», Лгр. 1927, стр. 253–256).

– Черная речка – под Петербургом, в Новой Деревне, где жила Е. М. Хитрово и летом 1830 г. (см. выше, т. II, стр. 103 и 461).

– О поездке Пушкина в Петербург никаких подробностей неизвестно.

428. Е. М. Хитрово [19 или 20 июня 1831 г.] (стр. 26). Впервые напечатано в изданном Пушкинским Домом Академии Наук сб.М«Письма Пушкина к Е. М. Хитрово», Лгр. 1927, стр. 25; подлинник – в ИРЛИ (Пушкинском Доме) Академии Наук СССР; он – на листе почтовой бумаги большого формата, без водяных знаков; сложен конвертом и запечатан гербовою печатью Пушкина под графскою короною. На обороте – почтовый адрес и штемпель, почтовые пометы и приписки. – Датируется на основании числа почтового штемпеля, как написанное в день отправления или накануне. Кроме того для соображений о датировке может служить то, что П. П. Новосильцов привез Пушкину книгу Минье, повидимому, 18 июня (см. ниже).

Перевод:Ч«Благодарю Вас за Революцию Минье. Я получил ее через Новосильцова. Правда ли, что Тургенев нас покидает и притом так внезапно? – Итак, у вас холера, но, впрочем, не беспокойтесь. Это все та же история, что и с чумой: порядочные люди никогда от нее не умирают, как говорила маленькая гречанка. Надо надеяться, что эпидемия не будет слишком сильна даже и среди простого народа. В Петербурге много воздуха и к тому же море... – Я исполнил Ваше поручение, т. е. я не исполнил его, так как что за мысль пришла Вам – заставить меня переводить русские стихи французской прозой, меня, который не знает даже правописания? Кроме тогоЪ стихи посредственны. Я написал на ту же тему другие, стоющие немногим больше, и которые я Вам пришлю при первой возможности. – Будьте здоровы, – в настоящий момент это то, что я больше всего спешу Вам пожелать».

– О «Революции» Минье – см. в предыдущем письме и в примечаниях к нему, стр. 291–292.

– Новосильцов – Петр Петрович (род. 9 декабря 1797– ум. в Москве 27 сентября 1869), офицер л.-гв. Кирасирского (с 1820) и Кавалергардского (с 1823) полков, адъютант (1821–1838) московского генерал-губернаторё князя Д. В. Голицына (как и упоминавшийся выше Ф. Я. Скарятин). Из Прибавления к № 144 «С.-Петербургских Ведомостей» от 21 июня 1831 г. (стр. 1372) видно, что адъютант генерала-от-кавалерии князя Голицына, Кавалергардского полка штабс-ротмистр Новосильцов выехал из Петербурга в Москву 18 июня: по дороге туда он, вероятно, проезжая через

Царское Село, и заезжал к Пушкину. – Впоследствии П. П. Новосильцов был, в 1838–1851 гг., московским вице-губернатором и камергером (с марта 1842 г.), в 1851–1858 гг. рязанским гражданским губернатороВ [и прославился на этом посту кровавыми усмирениями крестьянских восстаний. Ему посвящено стихотворение Некрасова «Бунт» (1858 г.) Ред.]; до 1866 г. Новосильцов состоял при Министерстве внутренних дел. В молодости он был масоном •«Русск. Стар.» 1907 г., № 9, стр. 643), но подозревался едва ли не в шпионстве. Хотя он сам не занимался литературою, но, говоря словами Гоголя, «был знаком всем нашим литераторам и вращался в их кругу» («Остаф. Арх.», т. III, стр. 104 и 467–478), был в дружеских отношениях с Погодиным, с Карамзиным, с гр. В. А. Соллогубом. А. Я. Булгаков в мае 1833 г., сообщая брату, что Новосильцов «идет в отставку», писал по этому поводу: «Князь [Д. В. Голицын] лишится умного, расторопного и делового адъютанта. Этого всюду можно употребить. Жаль, что не так идет его служба, как бы следовало. У него есть что-то резкого и самохвального в обхождении, и это вооружило против него всех тех, которые не коротко его знают» («Русский Архив» 1902 г., кн. I, стр. 530; ср. там же, стр. 70). Подробнее о П. П. Новосильцове см. статью А. А. Голомбиевского в «Сборнике биографий кавалергардов», под ред. С. А. Панчулидзева, в т. III, стр. 387–390 и в «Письмах Пушкина к Е. М. Хитрово», Л. 1927, стр. 120. [Пушкин был знаком с семьею Новосильцовых в 1830 г., будучи в Нижегородской губ. Возможно, что П. П. Новосильцов был ближайшим родственником этих Новосильцовых. См. Письма Пушкина, т. II, стр. 482; С. Я. Гессен и Л. Б. Модзалевский, «Разговоры Пушкина», М. 1925, стр. 153–154, и М. А. Цявловский, «Два автографа Пушкина», М. 1914, стр. 16. – Ред.]

– Тургенев – Александр Иванович, только что приехавший из-за границы в Петербург (см. выше в письме N 426, и в примечаниях к нему, стр. 285). Подшучивая над свойственною Тургеневу непоседливостью и торопливостьюЮ К. Я. Булгаков 18 июня сообщал брату в Москву: «Я тебе говорил, что Тургенев к вам едет, а может очутиться в Италии; хоть не в Италию, но он отправляется на пароходе в Любек. Теперь скорее поверю, что будет у вас, хотя записался на пароходе» («Русск. Арх.» 1903 г., кн. III, стр. 560); наконец, на другой день, 19 июня: «Тургенев не решился ехать в Любек. Его испугал карантин. Теперь хочет ехать к вам, но также не знает, как проехать» (там же, кн. III, стр. 561), – ибо в это время в Петербурге уже появилась и начала быстро развиваться страшная холера, – первая тогда в столице; она вырывала много жертв во всех классах населения, и повсюду были поэтому устроены заставы и очистительные карантины, – такие же, какие, в конце предыдущего года, доставили так много огорчений и волнений Пушкину во время его пребывания в Болдине и попыток выехать в Москву. – Пушкин повидался со своим верным старшим другом после многолетней разлуки вскоре же после его приезда в Петербург, и 11 июня (см. выше, стр. 25, в письме № 426) сообщал Вяземскому о своем впечатлении от свидания, а после отъезда Тургенева из Петербурга писал тому же Вяземскому (3 июля): «По газетам видел я, что Тургенев к себе отправился в Москву; не приедешь-ли ты с ним назад? Это было бы славно. Мы бы что нибудь и затеяли в роде Альманаха, и Тургенева порастрепали бы» (см. ниже, в письме № 436). Тургенев выехал из Петербурга 19 июня, что видно из № 145 «С.-Петербургских Ведомостей» за 1831 г. В Москве он был уже дня через четыре. 26 июня А. Я. Булгаков писал брату в Петербург: «Вчера является к нам вдруг Александр Тургенев. Чрезвычайно я ему обрадовался. Всё тот-же: те-же дистракции, та-же доброта, мало переменился, нахожу, а шесть лет куда много времени в наши годы! Катеньке начал тотчас куры строить, т. е. руки целовать, не дал на себя хорошенько налюбоваться и исчез. Зовет меня с собою к Вяземскому на имянины [в Остафьево]... а потом вспомнил, что зван в тот же день в Рожествено к кн. Дмитрию Владимировичу [Голицыну], у коего был вчера на парадном обеде. Большой чудак, боится холеры и признается, что от страха уехал бы в ЛюбекN но испугался карантина. Не мог я добиться, где живет: то у Жихарева, то у тетки, то где-то под Москвою...» (Русск. Арх.» 1902 г. кн. I, стр. 69–70). Жуковский пенял Тургеневу за неожиданность его отъезда: «Хорош ты! Уехал из Петербурга, не дав знать о себе ни строчкою! Я писал к Булгакову, – тот не отвечает! Наконец, Козлов уже вывел меня из недоумения насчет твоего маршрута. И я рад, что ты не уехал в Лондон. Москва место безопасное (если только не будешь объедаться и не простудишься); прилипчивости холеры бояться нечего» («Письма В. А. Жуковского к А. И. Тургеневу», М. 1895, стр. 256; это – ответ на приписку Тургенева в письме Вяземского к Жуковскому без даты – см. «Русск. Арх.» 1900 г. кн. I, стр. 361–362). Жуковский в письме своем к императору Николаю I, написанном 22 июля 1831 г. с целью оправдания Тургенева от подозрений в либерализме и от обвинений в излишней привязанности к осужденному заочно брату-декабристу, Н. И. Тургеневу, так объяснил приезд Тургенева в Россию и показавшуюся Николаю I подозрительной спешность отъезда его в Москву: «Причина приезда А. Тургенева есть устройство его хозяйственных дел... Для этого нужно было ему... увидеться с Жихаревым в Москве; он изготовился к отъезду, но остановился, услышав, что в Москве возобновилась холера. Вдруг открылась она и в Петербурге, и Тургенев собрался-было немедленно возвратиться в Англию: но ему не удалось найти места на пароходе, и он, избрав из двух опасных мест менее опасное, уехал в Москву» («Декабристы. Неизданные материалы и статьи», под ред. Б. Л. Модзалевского и Ю. Г. Оксмана. Труды Пушкинского Дома, М. 1925, стр. 153). В конце письма Жуковский писал еще, что, по его убеждению в полной лояльности Тургенева, последний «не был бы вреден теперь и Пушкину, ибо в прежнее время, когда пылкая молодость сводила Пушкина с прямого пути, никто более Тургенева не старался его укрощать и наводить на прямую дорогу. Служба его была беспорочна» и т. д. – Оставшись в Москве на неопределенное время, Тургенев 14 июля писал оттуда Пушкину, приписывая ему в письме кн. П. А. Вяземского (Акад. изд. Переписки, т. II, стр. 272); Пушкин благодарил его за эту «религиозно-философическую приписку» 3 августа (см. ниже, № 448), а 29 октября Тургенев снова писал Пушкину из Москвы, посылая ему стихи Н. Д. Иванчина-Писарева для «Северных Цветов», предпринятых Пушкиным в пользу братьев Дельвига (Акад. изд. Переписки, т. II, стр. 340–341). В декабре, в свою кратковременную поездку в Москву, Пушкин снова видался с Тургеневым (см. ниже, письмо № 478), который прожил в Москве до июля 1832 г., когда опять надолго отправился за границу – сперва в Германию, а затем в Италию.

– Холера появилась в Петербурге в середине июня 1831 г. (см. Дневник П. Г. Дивова – «Русск. Стар.» 1899, № 12, стр. 525). 18 июня К. Я. Булгаков писал брату в Москву: «Холерных еще нескольких припадков было... Меры взяты: город разделен на части, вверенные сенаторам, между прочим Полетика [«Арзамасец»] имеет одну. Авось с этими мерами остановят ее и скоро совсем прекратят. Дай-то бог! Я не такой Фома неверный, как ты, хотя не разделяю страха многих» («Русск. Арх.» 1903 г., кн. III, стр. 560), а на другой день сообщал, что болезнь «хотя тихо, но распространяется» (там же, стр. 561). В тот же день А. В. Никитенко записал в своем Дневнике: «Наконец холера, со всеми своими ужасами, явилась в Петербурге. Повсюду берутся строгие меры предосторожности. Город в тоске. Почти все сообщения прерваны. Люди выходят из домов только по крайней необходимости или по должности» («Записки и Дневник», т. I, C.-Пб. 1905, стр. 214). 20 июня он же писал: «В городе недовольны распоряжениями правительства; государь уехал из столицы. Члены Государственного Совета тоже почти все разъехались. На Генерал-Губернатора [гр. П. К. Эссена] мало надеются. Лазареты устроены так, что они составляют только переходное место из дома в могилу. В каждой части города назначены попечители, но плохо выбранные из людей слабых, нерешительных и равнодушных к общественной пользе. Присмотр за больными нерадивый. Естественно, что бедные люди считают себя погибшими, лишь только заходит речь о помещении их в больницу. Между тем туда забирают без разбора больных холерою и не холерою, а иногда и просто пьяных из черни, кладут их вместе. Больные обыкновенными болезнями заражаются от холерных и умирают наравне с ними. Полиция наша, и всегда отличающаяся дерзостью и вымогательствами, вместо усердия и деятельности в эту плачевную эпоху, только усугубила свои пороки. Нет никого кто бы одушевил народ и возбудил в нем доверие к правительству. От этого в разных частях города уже начинаются волнения. Народ ропщет и, по обыкновению, верит разным темным слухам, как, например, будто доктора отравляют больных, будто вовсе нет холеры, но ее выдумали злонамеренные люди для своих целей и т. п. Кричат против немцев, лекарей и поляков, грозят всех их перебить. Правительство, точно, в усыплении: оно не принимает никаких мер к успокоению умов» (там же, стр. 214–215; ср. «Русск. Стар.», 1897, № 11, стр. 401). Из этих кратких выдержек видно настроение жителей Петербурга в момент появления эпидемии. Официальные сведения о ней, крайне неопределенные и успокоительные, были помещены впервые в правительственном сообщении от 17 июня 1831 г. в № 141 «С.-Петербургских Ведомостей». 20 июня от с.-петербургского военного генерал-губернатора было напечатано объявление (оно, между прочим, было приложено к № 136 «Северной Пчелы» от того же 20 июня), в котором было сообщено населению столицы об образовании, под председательством его комитета из генерал-адъютантов гр. Чернышева, гр. Закревского и кн. Меншикова для принятия мер против распространения холеры, о разделении города на 13 частей с попечителями, о назначении докторов, устройстве временных больниц, отводе особых кладбищ дезинфекции барок и пр. 22 июня уже произошли известные холерные волнения на Сенной площади, и в те же дни были учреждены кругом Петербурга, а особенно по дороге в Царское Село, где болезни еще не было, строжайшие карантины. Любопытный очерк возникновения и хода холеры в Петербурге, составленный П. П. Каратыгиным, см. в «Русск. Стар.» 1878 г., № 7, стр. 482–490; здесь, на стр. 489– таблица по дням июня (с 18-го) и июля (до 14-го включительно) заболевших, умерших и выздоровевших; из нее видно, что в общем итоге за весь период эпидемии, по официальным данным, заболело 9245, а умерло 4757 человек; Каратыгин считает, что цифры эти преуменьшены по крайней мере на одну треть. Из «Воспоминаний» О. А. Пржецлавского («Русск. Стар.» 1874 г., № 12, стр. 693–698), очерка Р. И. Фон-дер-Ховена, современника и очевидца тогдашних многих событий – «Холера в С.-Петербурге в 1831 году», и статьи А. Г. Пупарева: «Холерный месяц в Петербурге» («Русск. Стар.» 1884 г., № 11, стр. 391–400 и 401–416, и 1885 г., № 7, стр. 69–86) и Бывалого (А. П. Башуцкого) «Первая холера в Петербурге (воспоминания очевидца)» в «Русск. Вестнике», 1866 г., № 7, стр. 225–236), можно составить отчетливое представление о ходе эпидемии, о растерянности администрации, о происходивших в столице в июне и июле волнениях и насилиях над врачами, которых винили в умышленном отравлении народа, о разгроме в разных частях города больниц, об усмирении всех этих беспорядков и суде над привлеченными к ответу и т. д. Ховен приходит к выводу, на основании современных официальных документов, что холера, считая за начало ее день первого объявления о появлении ее в Петербурге, то есть 19 июня, за конец – последнее извещение о заболевших в «Северной Пчеле» 6 ноября 1831 г., – гнездилась в столице 4 месяца и 17 дней. Главною и основною причиной всех смут и народных волнений, связанных с эпидемией, было то, что люди, стоявшие во главе администрации, были так напуганы, что под влиянием охватившей их паники издавали распоряжения, служившие поводом ко всеобщему неудовольствию и возбуждению населения; потому-то в Москве, где меньше «заботились» о народном здравии, холера 1830 года прошла без особых смут и беспорядков.

– Об этой же гречанке Пушкин упоминает еще в письме к Н. Н. Гончаровой, из Болдина, от 11 октября 1830 г. (см. выше, т. II, стр. 109 и 471): «Добровольно подвергать себя опасности среди холеры было бы непростительно. Я хорошо знаю, что всегда преувеличивают картину ее опустошений и число жертв; молодая женщина из Константинополя говорила мне когда-то, что только чернь (la canaille) умирает от холеры, – всё это прекрасно и превосходно; но всё же нужно, чтобы порядочные люди принимали меры предосторожности, так как именно это спасет их, а вовсе не их элегантность и не хороший тон». Кто эта гречанка, определить не удалось; может быть она была встречена Пушкиным в его поездку в Арзрум, может быть это какая-нибудь его знакомая по Кишиневу или по Одессе, может быть, наконец, та самая «маленькая Гречанка» Родоес Сафианос, о которой Пушкин просил похлопать В. А. Жуковского в 1824 г. (см. выше, т. I, стр. 93, 101, 330, 354); но о ней нет достаточных сведений; к тому же то, что Пушкин говорит о ней в вышеприведенном письме к невесте, плохо вяжется с таким предположением, – тем более, что тон, в котором пишет Пушкин Е. М. Хитрово о «маленькой гречанке» (владевшей французским языком), можно предположить, что Хитрово знала ее лично.

– Русские стихи, о переводе которых на французский язык просила Пушкина Е. М. Хитрово, по всей вероятности, «посредственное» (по выражению Пушкина) стихотворение Трилунного (псевдоним Дмитрия Юрьевича Струйского, род. 1806– ум. 1856) – «Гробница Кутузова», напечатанное в «Литературной Газете» от 11 мая 1831 г., № 27, стр. 218–219; что речь идет именно об этих стихах, видно из слов Пушкина, что он сам написал другие; на ту же тему, – то есть стихотворение «К гробу полководца» – «Перед гробницею святой...». «Начало стихотворения Трилунного, – замечает Н. В. Измайлов («Письма Пушкина к Е. М. Хитрово», Лгр. 1927, стр. 124), – совпадает и в тематике, и в образности со стихотворением Пушкина:

Великолепен Руской храм
Где под сияющим столбам
Висят отбитые знамена,
И на орлах Наполеона
Видна заржавленная кровь...
(Сильна к отечеству любовь!)
Я подхожу к ограде мирной,
Где спит великий человек...
.....................

Я испытал восторгов пламень,
Молчаньем гроба поражен;
Едва взглянул на грустный камень
И был святыней устрашен...
.....................

Далее идет канонически построенная ода Кутузову. В его восхвалении нет ничего, относящегося к современности, – ни намеков, ни сопоставлений: славословие совершенно отвлеченно, отягчено многочисленнымэ славянизмами, а в конце переходит в оправдание певца перед самим собою, в уверениях себя в искренности хвалы, в отсутствии лицемерия и лести и в том, что Кутузов хвалы достоин. Это окончание звучит диссонансом, которого Пушкин не мог не почувствовать; к целому же стихотворению он должен был отнестись только иронически, как к чему-то давно отжившему и забытому» (там же стр. 124). Что касается автора стихов – Дмитрия Юрьевича Струйского, то это был внук известного писателя XVIII в. и владельцу Рузаевской типографии, узаконенный сын Юрия Николаевича Струйского и его крепостной Натальи Филипповны и двоюродный брат по крови, Полежаева,68 второстепенный, довольно плодовитый поэт, прозаик, рецензент и музыкальный критик, он выступил в печати в 1827 г. «драматической поэмой» «Аннибал на развалинах Карфагена» (насмешливый отзыв Вяземского в «Моск. Телегр.» 1827 г.; есть отзыв и в «Северных Цветах на 1828 год», стр. 46–47); затем сотрудничал во многих альманахах и журналах 30–50-х годов – в «Галатее», «Атенее», «Литературной Газете» 1830–1831 гг. (между прочим, по критике и музыкальной критике),

«Литературных прибавлениях к Русскому Инвалиду», «Телескопе», «Библиотеке для Чтения», «Современнике» (Плетнева), «Сыне Отечества», «Пантеоне», «Отечественных Записках» и других изданиях; в 1830 г. выпустил в Петербурге в двух частях сборник: «Стихотворения Трилунного. Альманах на 1830 год». О его «Мелодиях» для сопрано и тенора, между прочим, на слова из «Евгения Онегина» – см. «Современник» 1837 г., № 1, стр. 339–340; впоследствии был издан еще его романс будто бы на слова Пушкина «Упивайтесь ею» (см. В. Межов, «Puschkiniana», № 4509); писал он музыку и на слова кн. Вяземского и других поэтов; был он близок и к Глинке. В 1831 г. он служил младшим помощником столоначальника во 2-й Экспедиции Департамента Министерства Юстиции (Месяцеслов на 1831 г., ч. I, стр. 646). О нем см. «Русск. Стар.» 1903 г., № 8, стр. 272–273.

429. П. В. Нащокину [19 или 20 июня 1831 г.] (стр. 26–27). Впервые напечатано в «Москвитянине» 1851 г., кн. I, № 23, стр. 463 (отрывок), и (полностью) в сб. «Девятнадцатый Век», кн. I, М. 1872, стр. 386–387, и в Акад. изд. Переписки, т. II, стр. 254–255, по подлиннику, принадлежавшему гр. С. Д. Шереметеву, а ныне хранящемуся в Центрархиве в Москве; он – на большом листе почтовой бумаги, с водяными знаками: А. Г. 1829; сложен конвертом и запечатан облаткой.

– Письмо Нащокина к Пушкину от 9 июня см. выше, стр. 278–279 в объяснениях к письму № 423.

– Подрядчик – тот, который доставлял вещи Пушкина с его московской квартиры в доме Хитровой на царскосельскую дачу Китаевой.

– Об Алексее Федоровиче Рохманове см. выше, стр. 24 и в примечаниях, стр. 280–281.

– «Не застрахованы, а застращены» – обычный для Пушкина каламбур.

– О появлении холеры в Петербурге см. выше, стр. 296–297. Царское Село было оцеплено для охранения от занесения заразы этого города, в который должна была переехать из Петергофа и Александрии царская фамилия со всем двором. Ср. в письме Д. Н. Блудова в «Русск. Арх.». 1874 г., кн. I, стр. 834.

– Говоря о скупости, Пушкин имел в виду, главным образом, своего отца, отличавшегося этим качеством; некоторые предполагают, что, изображая «Скупого Рыцаря» и его сына, Пушкин имел в виду себя и своею отца, который в юные и молодые годы поэта отказывал ему даже в мелочах, если они сопряжены были с расходом; см., например, в письме Пушкина к брату от 25 августа 1823 г. из Одессы (т. I, стр. 53) и рассказ кн. Вяземского о скупости отца поэта (там же, стр. 277).

– Дела жены – ее имущественные отношения с дедом, А. Н. Гончаровым, и матерью, Натальей Ивановной; см. выше, стр. 253–254, о «реверсе» Н. Н. Пушкиной, и ниже, письмо к теще, № 431.

– Алекс. Юрьевич – Поливанов, влюбленный в Александру Николаевну Гончарову; см. выше, стр. 23, и в примечаниях, стр. 267–268, известие о нем Нащокина, стр. 277, в письме его от 9 июня.

– Ответ Нащокина на это письмо Пушкина неизвестен.

Сноски

66 По школе он был товарищем по выпуску Ф. Я. Скарятина (см. выше, стр. 224–225).

67 «История Революции» Тьера сохранилась в библиотеке Пушкина в Льежском издании 1828 г., Минье – в Брюссельском, тоже 1828 г.

68 О предках Д. Ю. Струйского см. в новейшей работе В. В. Баранова в изд.: «А. И. Полежаев. Стихотворения», изд. «Academia», М. 1933, стр. 37–60 и сл. – Ред.