Езерский
ЕЗЕРСКИЙ
1832
I Над омраченным Петроградом Осенний ветер тучи гнал, Дышало небо влажным хладом, Нева шумела. Бился вал О приставь набережной стройной, Как челобитчик беспокойный Об дверь судейской. Дождь в окнЎ Стучал печально. Уж темно Всё становилось. В это время Иван Езерский, мой сосед, Вошел в свой тесный кабинет... Однако ж род его, и племя, И чин, и службу, и года Вам знать не худо, господа. II Начнем ab ovo™<См. перевод 1>: мой Езерский Происходил от тех вождей, Чей дух воинственный и зверский Был древле ужасом морей. Одульф, его начальник рода, Вельми бе грозен воевода, Гласит Софийский хронограф. При Ольге сын его Варлаф Приял крещенье в Цареграде С рукою греческой княжны; От них два сына рождены: Якуб и Дорофей. В засаде Убит Якуб; а Дорофей Родил двенадцать сыновей. III Ондрей, по прозвищу Езерский, Родил Ивана да Илью, Он в лавре схимился Печерской. Отсель фамилию свою Ведут Езерские. При Калке Один из них был схвачен в свалке, А там раздавлен, как комар, Задам™ тяжкими татар; Зато со славой, хоть с уроном, Другой Езерский, Елизар, Упился кровию татар Между Непрядвою и Доном, Ударя с тыла в табор их С дружиной суздальцев своих. IV В века старинной нашей славы, Как и в худые времена, Крамол и смуты в дни кровавы, Блестят Езерских имена. Они и в войске и в совете, На воеводстве и в ответе Служили князям и царям. Из них Езерский Варлаам Гордыней славился боярской: За спор то с тем он, то с другим С большим бесчестьем выводим Бывал из-за трапезы царской, Но снова шел под страшный гнев И умер, Сицких пересев. V Когда ж от Думы величавой Приял Романов свой венец, Когда под мирною державой Русь отдохнула наконец, А наши вороги смирились, Тогда Езерские явились В великой силе при дворе. При императоре Петре..Є Но извините: статься может, Читатель, я вам досадил: Наш век вас верно просветил, Вас спесь дворянская не гложет, И нужды нет вам никакой До вашей книги родовой... VI Кто б ни был ваш родоначальник, Мстислав Удалый, иль Ермак, Или Митюшка целовальник, Вам всё равно — конечно так, Вы презираете отцами, Их древней славою, правами Великодушно и умно, Вы отреклись от них давно, Прямого просвещенья ради, Гордясь, как общей пользы друг, Ценою собственных заслуг, Звездой двоюродного дяди Иль приглашением на бал Туда, где дед ваш не бывал. VII Я сам — хоть в книжках и словесно Собратья надо мной трунят — Я мещанин, как вам известно, И в этом смысле демократ. Но каюсь: новый Ходаковский *, Люблю от бабушки московской Я слушать толки о родне, Об отдаленной старине. Могучих предков правнук бедный, Люблю встречать их имена В двух-трех строках Карамзина. От этой слабости безвредной, Как ни старался,— видит бог,— Отвыкнуть я никак не мог. VIII Мне жаль, что сих родов боярских Бледнеет блеск и никнет дух. Мне жаль, что нет князей Пожарских, Что о других пропал и слух, Что их поносит шут Фиглярин, Что русский ветреный боярин Теряет грамоты царей, Как старый сбор календарей. Что исторические звуки Нам стали чужды, хоть спроста Из бар мы лезем в tiers-état, <См. перевод 2> Хоть нищи будут наши внуки, И что спасибо нам за то Не скажет, кажется, никто. IX Мне жаль, что мы, руке наемной Дозволя грабить свой доход, С трудом ярем заботы темной Влачим в столице круглый год, Что не живем семьею дружной В довольстве, в тишине досужной, Старея близ могил родных В своих поместьях родовых, Где в нашем тереме забытом Растет пустынная трава; Что геральдического льва Демократическим копытом У нас лягает и осел: Дух века вот куда зашел! Х Вот почему, архивы роя, Я разобрал в досужный час Всю родословную героя, О ком затеял свой рассказ, И здесь потомству заповедал. Езерский сам же твердо ведал, Что дед его, великий муж, Имел пятнадцатђ тысяч душ. Из них отцу его досталась Осьмая часть — и та сполна Была сперва заложена, Потом в ломбарде продавалась... А сам он жалованьем жил И регистратором служил. XI Допросом музу беспокоя, С усмешкой скажет критик мой: «Куда завидного героя Избрали вы! Кто ваш герой?» — «А что? Коллежский регистратор. Какой вы строгий литератор! Его пою — зачем же нет? Он мой приятель и сосед. Державин двух своих соседов И смерть Мещерского воспел; Певец Фелицы быть умел Певцом их свадеб, их обедов И похорон, сменивших пир, Хоть этим не смущался мир». XII Заметят мне, что есть же разность Между Державиным и мной, Что красота и безобразность Разделены чертой одной, Что князь Мещерский был сенатор, А не коллежский регистратор — Что лучше, ежели поэт Возьмет возвышенный предмет, Что нет, к тому же, перевода Прямым героям; что они Совсем не чудо в наши дни; Иль я не этого прихода? Иль разве меж моих друзей Двух, трех великих нет людей? XIII Зачем крутится ветр в овраге, Подъемлет лист и пыль несет, Когда корабль в недвижной влаге Его дыханья жадно ждет? Зачем от гор и мимо башен Летит орел, тяжел и страшен, На черный пень? Спроси его. Зачем арапа своего Младая любит Дездемона, Как месяц любит ночи мглу? Затем, что ветру и орлу И сердцу девы нет закона. Гордись: таков и ты, поэт, И для тебя условий нет. XIV Исполнен мыслями златыми, Не понимаемый никем, Перед распутьями земными Проходишь ты, уныл и нем. С толпой не делишь ты ни гнева, Ни нужд, ни хохота, ни рева, Ни удивленья, ни труда. Глупец кричит: куда? куда? Дорога здесь. Но ты не слышишь, Идешь, куда тебя влекут Мечтанья тайные; твой труд Тебе награда; им ты дышишь, А плод его бросаешь ты Толпе, рабыне суеты. XV Скажите: экой вздор, иль bravo, Иль не скажите ничего — Я в том стою — имел я право Избрать соседа моего В герои повести смиренной, Хоть человек он не военный, Не второклассный Дон-Жуан, Не демон — даже не цыган, А просто гражданин столичный, Каких встречаем всюду тьму, Ни по лицу, ни по уму От нашей братьи не отличный, Довольно смирный и простой, А впрочем, малый деловой. |
Сноски
*Ходаковский - известный любитель древности, умерший несколько лет тому назад.
Переводы иноязычных текстов
- с самого пачала. (Латинск.)
- третье сословие. (Франц.)
Примечания
- Эта неоконченная поэма писалась в конце 1832 г. и в 1833 г. Пушкин оставил ее, когда начал писать поэму "Медный всадник". В рукописи она не имеет названия. Озаглавил ее В. Жуковский. В 1836 г. Пушкин выделил из нее несколько строф и напечатал в "Современнике" под названием: "Родословная моего героя (отрывок из сатирической поэмы)". Вот отличия этого печатного текста от рукописного, по которому поэма напечатана в основном тексте настоящего тома:
Строфа I отсутствует. Строфа II. Ст. 3 - 4 Чей в древни веки парус дерзкий Поработил брега морей. 10 С приданым греческой княжиы. Строфа III. Ст. 3 И в лавре схимился Печерской. 9 Зато на Куликовом поле (Стих остался несрифмованным) Строфа IV. К стиху 6, к слову "в ответе", примечание: "В посольстве". Ст. 7 Служили доблестно царям. 13 Но снова шел под тяжкий гнев К 14 стиху примечание: "Пересесть кого - старинное выражение, значит занять место выше". Строфа V. Ст. 1 Когда от Думы величавой 10 - 11 Читатель, вам я досадил; Ваш ум дух века просветил, Строфа VI. Ст. 2 Мстислав, князь Курбский, иль Ермак 11 Красою собственных заслуг.
Вместо трех строф VII, VIII и IX напечатано две, составленные отчасти из стихов рукописной редакции, но в ином порядке:
Я сам - хоть в книжках и словесно Собратья надо мной трунят - Я мещанин, как вам известно, И в этом смысле демократ; Но каюсь: новый Ходаковский, Люблю от бабушки московской Я толки слушать Ў родне, О толстобрюхой старине. Мне жаль, что нашей славы звуки Уже нам чужды; что спроста? Из бар мы лезем в tiers etat, {третье сословие. (Франц.)} Что нам не в прок пошли науки, И что спасибо нам за то Не скажет, кажется, никто. Мне жаль, что тех родов боярских Бледнеет блеск и никнет дух; Мне жаль, что нет князей Пожарских, Что о других пропал и слух, Что их поносит и Фиглярин, Что русский ветреный боярин Считает грамоты царей За пыльный сбор календарей, Что в нашем тереме забытом Растет пустынная трава, Что геральдического льва Демократическим копытом Теперь лягает и осел: Дух века вот куда зашел! Строфа Х (в "Современнике" заключительная). Ст. 12. И ежегодно продавалась;
Остальные стихи поэмы опубликованы только после смерти Пушкина.
Поэма в том составе, как она дошла до нас, содержит размышления Пушкина о судьбах русского дворянства. В тот же период, когда писалась поэма, Пушкин набрасывал заметки об исторической роли дворянства.
Черновые редакции отдельных строф показывают, как колебался Пушкин в выборе героя, то изображая богатого аристократа, то окончательно разоренного потомка когда-то богатого дворянского рода. Из белового текста исключены строфы - возможно, по цензурным основаниям, - имевшие большое значение в замысле; так, нет строф, касающихся судеб рода Езерских в XVIII веке, хотя именно этот век особенно обилен превратностями, приведшими последних Езерских к разорению. См. "Из ранних редакций".
- Софийский хронограф - Софийский временник, летописный свод, составленный в Москве в середине XV века на основе Новгородских летописей.
- Фиглярин — Булгарин; Пушкин имеет в виду фельетоны Булгарина в «Северной пчеле» 1830 г., в которых Булгарин нападал на предков поэта. Ответом было стихотворение «Моя родословная» и журнальная заметка о записках Видока.
- Коллежский регистратор — чин 14-го класса, низший по табели о рангах.
- «Державин двух своих соседов и смерть Мещерского воспел». — Имеются в виду стихотворения Державина «К первому соседу» (1780), «Ко второму соседу» (1791) и «На смерть князя Мещерского» (1779).
Из ранних редакций
Строфа I (первая редакция):
Над Петербургом омраченным Осенний ветер тучи гнал; Нева в теченье возмущенном, Шумя, неслась. Упрямый вал, Как бы проситель беспокойный, Плескал в гранит ограды стройной Ее широких берегов. Среди бегущих облаков Вечерних звезд не видно было - Огонь светился в фонарях, По улицам взвивался прах И буйный вихорь выл уныло, Клубя капоты дев ночных И заглушая часовых.
Строфа II:
Первый вариант В своем роскошном кабинете В то время Рулин молодой Сидел один при бледном свете Одной лампады; ветра вой, Волненье города глухое Да бой дождя в окно двойное - Всё мысли усыпляло в нем. Согретый дремлющим огнем, Он у чугунного камина Дремал - ............ Видений сонных перед ним Менялась тусклая картина. ..................... Второй вариант Порой сей поздней и печальной В том доме, где стоял и я, Неся огарок свечки сальной, В конурку пятого жилья Вошел один чиновник бедный, Задумчивый, худой и бледный. Вздохнув, свой осмотрел чулан, Постелю, пыльный чемодан, И стол, бумагами покрытый, И шкап со всем его добром; Нашел в порядке всё; потом, Дымком своей сигарки сытый, Разделся сам и лег в постель Под заслуженную шинель. Третий вариант Вбежав по ступеням отлогим Гранитной лестницы своей, В то время Волин с видом строгим Звонил у запертых дверей И тряс замком нетерпеливо. Дверь отворилась, он бранчиво Андрею выговор прочел И в кабинет ворча пошел. Андрей понес ему две свечи. Цербер по долгу своему Залаял, прибежал к нему И положил ему на плечи Свои две лапы - и потом Улегся тихо под столом.
После строфы IV следовало:
V Во время смуты безначальной, Когда то лях, то гордый швед Одолевал наш край печальный И гибла Русь от разных бед, Когда в Москве сидели воры, А с крулем вел переговоры Предатель умный Салтыков, И средь озлобленных врагов Посольство русское гладало, И за Москву стоял один Нижегородский мещанин, - В те дни Езерские немало Сменили мнений и друзей Для пользы общей (и своей). VI Когда средь Думы величавой Приял Романов свой венец И под отеческой державой Русь отдохнула наконец, А наши вороги смирились, Тогда Езерские явились Опять в чинах и при дворе. При императоре Петр™ Один из них был четвертован За связь с царевичем, другой, Его племянник молодой, Прощен и милостью окован, Он на голландке был женат И умер знатен и богат. VII Царя не стало; государство Шаталось, будто под грозой, И усмиренное боярство Его железною рукой Мятежной предалось надежде:К«Пусть будет вновь, что было прежде, Долой кафтан кургузый. Нет! Примером нам да будет швед». Не тут-то было. Тень Петрова Стояла грозно средь бояр. Бессилен немощный удар, Что было, не восстало снова; Россию двинули вперед Ветрила те ж, средь тех же вод. VIII И тут Езерские возились В связи то с этим, то с другим, На счастье Меншикова злились, Шептали с хитрым Трубецким, И Бирон, деспот непреклонный, Смирял их род неугомонный, И Долгорукие князья Бывали втайне им друзья. Матвей Арсеньевич Езерский, Случайный, знатный человек, Был очень славен в прошлый век Своим умом и злобой зверской. Имел он сына одного (Отца героя моего).
После строфы XV:
Во фраке очень устарелом Он молча, сидя у бюро, До трех часов в раздумье зрелом Чинил и пробовал перо. Вам должно знать, что мои чиновник Был сочинитель и любовник; Свои статьи печатал он В «Соревнователе». Влюблен Он был в Коломне по соседству В одну лифляндочку. Она С своею матерью одна Жила в домишке, по наследству Доставшемся недавно ей От дяди Франца. Дядя сей... _____ Но от мещанской родословной Я вас избавлю - и займусь Моею повестью любовной, Покамест вновь не занесусь.
В черновиках поэмы имеется несколько фрагментов, относящихся к разным строфам:
К строфам VIII - IX
Мне жаль, что домы наши новы, Что выставляют стены их Не льва с мечом, не щит гербовый, А ряд лишь вывесок цветных, Что наши бабушки и деды Для назидательной беседы С жезлами, с розами, в звездах, В роброндах, в латах, париках У нас не блещут в старых рамах В простенках светлых галерей; Мне жаль, что шайка торгашей Лягает в плоских эпиграммах Святую нашу старину . . . . . . . . . . . . Другая редакция конца строфы: Что мы с любовью беспечальной Не знаем жизни феодальной В своих поместьях родовых Среди подручников своих, Мне жаль, что мы, руке наемной Вверяя чистый свой доход, С трудом в столице круглый год Влачим ярмо неволи темной И что спасибо нам за то Не скажет, кажется, никто.
Конец строфы X:
Имел пятнадцать тысяч душ, Из коих шиш ему достался. Он регистратором служил И малым жалованьем жил, На службу каждый день таскался И, сев смиренно у бюро, Чинил да пробовал перо.
К строфе XI:
Какой вы строгий литератор! Вы говорите, критик мой, Что уж коллежский регистратор Прежалкий для меня герой, Что в списках целого Парнаса Героя нет такого класса. Вы правы, но, божиться рад, И я совсем не виноват.
Недоработанная строфа:
К тому же это подражанье Поэту Байрону: наш лорд (Как говорит о нем преданье) Не только был отменно горд Высоким даром песнопенья, Но и ............ рожденья. .............. Ламартин (Я слышал) также дворянин, Юго - не знаю ........ ..................... ..................... В России же мы все дворяне, Все, кроме двух иль трех, зато Мы их не ставим ни во что.
Начало неоконченной строфы к строфе XV:
Он одевался нерадиво, На нем сидело всё не так, Всегда бывал застегнут криво Его зеленый узкий фрак. Но надо знать, что мой чиновник Был сочинитель и любовник, Не только малый деловой...©Примечания:
- Ѕ«Во время смуты безначальной» и след.- Строфы, посвященные Смутному времени, а особенно XVIII веку, Пушкин устранил из белового текста, возможно, по цензурным соображениям, чем и объясняется, что последовательный рассказ обрывается на словах «При императоре Петре...».
- «Предатель умный Салтыков» - Михаил Глебович Салтыков, находившийся в постоянных сношениях с королем Сигизмундом и бежавший в Польшу, после того как Минин и Пожарский освободили Москву от поляков.
- «Примером нам да будет швед». - О попытке «верховников» ограничить самодержавие. При вступлении Анны Ивановны на престол «верховники» дали ей подписать «кондиции», включавшие некоторые пункты, заимствованные из аристократической шведской конституции и передававшие фактическую власть в государстве небольшому кругу аристократической верхушки. По настоянию партий мелкого дворянства кондиции были разорваны Анной и самодержавие сохранено.
- «Шептали с хитрым Трубецким». - Здесь в рукописи Пушкиным помечено «Юрь», что можно понимать как указание на Юрия Трубецкого. Но исторические данные говорят против этого. Характеристика Пушкина скорее подходит к Никите Юрьевичу Трубецкому (1699 - 1767), генерал-прокурору сената.