Плетнев. Из переписки с Я. К. Гротом
<П. А. ПЛЕТНЕВ>
ИЗ ПЕРЕПИСКИ С Я. К. ГРОТОМ
П. А. Плетнев — Я. К. Гроту
9 мая 1841. Что касается до моего заглавия для альманаха, я не вижу тут светской пошлости, а одну простоту и точность — качества, которые одни и нравятся мне во всем.ќ<...> Лучшее, по-моему, заглавие ее было бы просто «Финляндия». <...> Но ежели ты никак этого не примешь, то вот последний мой проект. Назови «Герда». Это во вкусе Пушкина. Он любил титулы книг, ничего не говорящие 1.
24 февраля 1842. Пока я ректор и журналист — у меня все минуты поражены тоскою и суетою.‹<...> Надеюсь, что в поздней старости (если увижу ее) буду жить иначе с моею дочерью, которая сделается секретарем моим и другом. Вот пора комментариев моих на сочинения друзей и пора записок собственно моей жизни. Последнее мне завещал Пушкин у Обухова моста во время прогулки за несколько дней до своей смерти. У него тогда было какое-то высокорелигиозное настроение. Он говорил со мною о судьбах Промысла, выше всего ставил в человеке качество благоволения ко всем, видел это качество во мне, завидовал моей жизни и вытребовал обещание, что я напишу свои мемуары.
1 апреля 1844. <...> Я недавно припомнил золотые слова Пушкина насчет существующих и принятых многими правил о дружеских сношениях. «Все, — говорил в негодовании Пушкин, — заботливо исполняют требования общежития в отношении к посторонним, то есть к людям, которых мы не любим, а чаще и не уважаем, и это единственно потому, что они для нас ничто. С друзьями же не церемонятся, оставляют без внимания обязанности свои к ним, как к порядочным людям, хотя они для нас — все. Нет, я так не хочу действовать. Я хочу доказывать моим друзьям, что не только их люблю и верую в них, но признаю за долг и им, и себе, и посторонним показывать, что они для меня первые из порядочных людей, перед которыми я не хочу и боюсь манкировать чем бы то ни было, освященным обыкновениями и правилами общежития».
11 ноября 1844. Заходил ко мне двуличный О. ..ко (выражение покойного Пушкина)<...> 2
5 мая 1845. <...> Приготовься видеть в № 6 «Современника» одни учено-сериозные статьи без малейшей примеси легкого чтения. Я знаю, что ты будешь бранить меня. Но войди в мое положение (как любил в таких случаях говаривать покойный Пушкин) 3 <...>
Я. К. Грот — П. А. Плетневу
1 сентября 1845. Вчера после обеда пришел ко мне Россет прощаться. <...>
Он рассказывал мне о Пушкине — как при нем импровизировал у Дельвига Мицкевич (известно ли тебе это?) <...>
П. А. Плетнев — Я. К. Гроту
8 сентября 1845. Мицкевич импровизировал не у Дельвига, а у Пушкина, еще холостого и жившего тогда у Демута. Там были: Вяземский, Дельвиг, я и еще кто-то 4.
2 марта 1846. Все, что высказал ты о «Домике в Коломне» и об «Андрее» (Тургенева), я совершенно разделяю. Надобно еще прибавить к тому, что «Домик в Коломне» для меня с особенным значением. Пушкин, вышедши из Лицея, действительно жил в Коломне, над Корфами — близ Калинкина моста, на Фонтанке, в доме бывшем тогда Клокачева. Здесь я познакомился с ним. Описанная гордая графиня была девица Буткевич, вышедшая за семидесятилетнего старика графа Стройновского (ныне она уже за генералом Зуровым). Следовательно, каждый стих для меня есть воспоминание или отрывок из жизни 5.
13 апреля 1846 <...> Ты, мой Грот, точно основатель для меня мирного общежительства, которому начало положил Пушкин в последний год своей жизни. Любимый со мною разговор его, за несколько недель до его смерти, все обращен был на слова: «Слава в вышних богу, и на земле мир, и в человецех благоволение». По его мнению, я много хранил в душе моей благоволения к людям; оттого и самые литературные ссоры мои не носят характера озлобления. А я, слушая его и чувствуя, что еще далеко мне до титла человека благоволения, брал намерение дойти до того.
3 декабря 1847. Не оттого дело портится, что много плохих историков, а оттого, что это самое дело превышает естественные способы наши к его неукоризненному исполнению. Подобная мысль сжимает мое сердце уже во второй раз в жизни. В первый раз это было, когда я прочитал известную прекрасную статью Жуковского под названием «Последние минуты Пушкина». Я был свидетель этих последних минут поэта. Несколько дней они были в порядке и ясности у меня на сердце. Когда я прочитал Жуковского, я поражен был сбивчивостью и неточностью его рассказа. Тогда-то я подумал в первый раз: так вот что значит наша история. Если бы я выше о себе думал, я тогда же мог бы хоть для себя сделать перемены в этой статье 6. Но время ушло. У меня самого потемнело и сбилось в голове все, казавшееся окрепшим навеки.
16 марта 1849. В XXIX т. <«Современника»>, на 375 странице, болтун (ныне уже покойник) М.Макаров, в прескучной и преглупой своей статье, напечатанной тогда мною единственно ради имени великого поэта (то же разумей и о рассказах Грена, известного дурака), говорит положительно, что Пушкины (Сергей с Александром и Василий) издавна жили в Москве. Таким образом, и сомневаться ненадобно, там ли родился поэт. Он и Дельвиг всегда гордились этим преимуществом, утверждая, что тот из русских, кто не родился в Москве, не может быть судьею ни по части хорошего выговора на русском языке, ни по части выбора истинно русских выражений. Вот почему Пушкин бесился, слыша, если кто про женщину скажет: «она тяжела» или даже «беременна», а не брюхата — слово самое точное и на чистом русском языке обыкновенно употребляемое. Пушкин тоже терпеть не мог, когда про доктора говорили: «Он у нас пользует». Надобно просто: «лечит» 7.
Примечания
-
Петр Александрович Плетнев (1792—1865) — один из ближайших друзей Пушкина, поэт, критик, профессор (впоследствии ректор) Петербургского университета. Познакомившись с Пушкиным еще в 1816 году, он поддерживал с ним связь в годы михайловской ссылки. Плетнев был тесно связан с Дельвигом; со второй половины 1820-х годов он становится и формально и фактически доверенным лицом Пушкина во всех его издательских делах; при его участии был издан «Евгений Онегин» (кроме гл. II), «Стихотворения» 1826 и 1829 годов, «Полтава», «Борис Годунов», «Повести Белкина». Пушкин посвятил ему второе полное издание «Онегина». Плетнев был одним из основных сотрудников «Северных цветов», «Литературной газеты», «Современника»; в 1830-е годы (особенно в 1835—1836 гг.) его общение с Пушкиным почти повседневно. Культ личности и творчества Пушкина Плетнев сохранил до конца жизни. Воспоминаний о Пушкине он не оставил (см. об этом во вступ. статье); его рассказы, широко использованные Анненковым, Бартеневым, Гаевским, Гротом, ценны деталями, рисующими бытовой облик Пушкина, его привычки, передачей его слов и т. п., но, сообщая о реалиях, поясняющих творчество, Плетнев часто ошибается, даже когда дело касается «Современника» и «Литературной газеты».
Первая из опубликованных здесь статей — биографический очерк, написанный Плетневым для «Современника» (1838); вторая — набросок, не вошедший в печатный текст; он был опубликован по автографу Я. К. Гротом. Из обеих статей берутся фрагменты, носящие мемуарный характер.
Первая статья о Жуковском впервые была опубликована под заглавием «Чтение о В. А. Жуковском», в Известиях II отделения Академии наук, т. I, 1852, с. 146—162; 194—206; вторая («О жизни и сочинениях В. А. Жуковского») — в «Живописном сборнике», т. III, 1853, с. 355—397 и отдельно (СПб., 1853).
1 См. письмо Пушкина к Плетневу около 11 октября 183њ г., где идет речь об альманахе «Орион» («Арион»): «я люблю имена, не имеющие смысла: шуточкам привязаться не к чему» (Письма IV, с. 111, 278).
2 По-видимому, Н. И. Тарасенко-Отрешков («Отрешко») общавшийся с Пушкиным в 1832—1837 гг. и оставивший воспоминания о нем (ИВ, 1886, № 2, с. 388—391; РС, 1908, Љ 2, с. 428—433); его Пушкин пытался привлечь к заведованию редакцией замышляемой газеты. Отрешков пользовался не слишком хорошей репутацией — как по деловым, так и по личным качествам; его деятельность в качестве члена Опеки над имуществом Пушкина вызывала подозрение в прямом мошенничестве. Его вывел Лермонтов в «Княгине Литовской» под фамилией Горшенков (Н. Лернер. Оригинал одного из героев Лермонтова. — «Нива», 1913, № 37, с. 731—732).
3 Это ходячее речение, или обрывок анекдота, затем было подхвачено Лермонтовым и попало в стих. «Журналист, читатель и писатель» (Э. Герштейн. Судьба Лермонтова. М., 1964, с.197).
4 Речь идет о знаменитой импровизации Мицкевича 30 апреля 1828 г., о которой впоследствии вспоминал Вяземский. См.: М. А. Цявловскии. Статьи о Пушкине. М., 1962, с. 168—169 и т. I, с. 130—131 наст. изд.
5 См. «Домик в Коломне», строфа XXI. О том же сообщал Бартеневу П. В. Нащокин (Рассказы о П., с. 29, 81). Пушкин видел Стройновскую в церкви Покрова в Коломне в 1817—1820 гг.
6 См. вступит, статью.
7 Ср. в воспоминаниях АЏ С. Данилевского, встретившего Пушкина на даче у Плетнева в Лесном, куда отправился вместе с Гоголем: «Через несколько времени, почти следом за ними, явились Пушкин с Соболевским. Они пришли почему-то пешком с зонтиками на плечах. Вскоре к Плетневу приехала еще вдова Н. М. Карамзина, и Пушкин затеял с нею спор. Карамзина выразилась о ком-то: «Она в интересном положении». Пушкин стал горячо возражать против этого выражения, утверждая с жаром, что его напрасно употребляют вместо коренного, чисто русского выражения: «Она брюхата», что последнее выражение совершенно прилично, а напротив, неприлично говорить «она в интересном положении» (В. И. Шенрок. Материалы для биографии Гоголя, т. 1. М., 1892, с. 362). СловоЁ«беременна» в языке Пушкина крайне редко; слово «брюхата» — обычно, как у Пушкина, так и в ближайшем его окружении (ср., напр., письмо к нему Нащокина 1834 с — XV, 135).