Скачать текст произведения

Вульф. Из "Дневника"


 

<А. Н. ВУЛЬФ>

ИЗ «ДНЕВНИКА»

 

16 сентября <1827 г.> Вчера обедал я у Пушкина в селе его матери, недавно бывшем еще месте его ссылки, куда он недавно приехал из Петербурга с намерением отдохнуть от рассеянной жизни столиц и чтобы писать на свободе (другић уверяют, что он приехал оттого, что проигрался) 1.

По шаткому крыльцу взошел я в ветхую хижину первенствующего поэта русского. В молдаванской красной шапочке и халате увидел я его за рабочим его столом, на коем были разбросаны все принадлежности уборного столика поклонника моды; дружно также на нем лежали Montesquieu с «Bibliothèque de campagne»* и «Журналом Петра I», виден был также Alfieri**, ежемесячники Карамзина и изъяснение снов, скрывшееся в полдюжине альманахов 2; наконец, две тетради в черном сафьяне остановили мое внимание на себе: мрачная их наружность заставила меня ожидать что-нибудь таинственного, заключенного в них, особливо когда на большей из них я заметил полустертый масонский треугольник. Естественно, что я думал видеть летописи какой-нибудь ложи; но Пушкин, заметив внимание мое к этой книге, окончил все мои предположения, сказав мне, что она была счетною книгой такого общества, а теперь пишет он в ней стихи; в другой же книге показал он мне только что написанные первые две главы романа в прозе, где главное лицо представляет его прадед Ганнибал, сын Абиссинского эмира, похищенный турками, а из Константинополя русским посланником присланный в подарок Петру I, который его сам воспитывал и очень любил. Главная завязка этого романа будет — как Пушкин говорит — неверность жены сего арапа, которая родила ему белого ребенка и за то была посажена в монастырь. Вот историческая основа этого сочинения 3.

Мы пошли обедать, запивая рейнвейном швейцарский сыр; рассказывал мне Пушкин, как государь цензирует его книги; он хотел мне показать «Годунова» с собственноручными его величества поправками. Высокому цензору не понравились шутки старого монаха с харчевницею 4. В «Стеньке Разине» не прошли стихи, где он говорит воеводе Астраханскому, хотевшему у него взять соболью шубу: «Возьми с плеч шубу, да чтобы не было шуму». Смешно рассказывал Пушкин, как в Москве цензировали его «Графа Нулина»: нашли, что неблагопристойно его сиятельство видеть в халате! На вопрос сочинителя, как же одеть, предложили сюртук. Кофта барыни показалась тоже соблазнительною: просили, чтобы он дал ей хотя салоп 5.

Говоря о недостатках нашего частного и общественного воспитания, Пушкин сказал: «Я был в затруднении, когда Николай спросил мое мнение о сем предмете. Мне бы легко было написать то, чего хотели, но не надобно же пропускать такого случая, чтоб сделать добро. Однако я между прочим сказал, что должно подавить частное воспитание. Несмотря на то, мне вымыли голову» 6.

Играя на биллиарде, сказал Пушкин: «Удивляюсь, как мог Карамзин написать так сухо первые части своей «Истории», говоря об Игоре, Святославе. Это героический период нашей истории. Я непременно напишу историю Петра I, а Александрову — пером Курбского. Непременно должно описывать современные происшествия, чтобы могли на нас ссылаться. Теперь уже можно писать и царствование Николая, и об 14-м декабря» 7.

11 — 12 сентября <1828 г.>. Эти два дня не оставили после себя много замечательного. Я видел Пушкина, который хочет ехать с матерью в Малинники, что мне весьма неприятно, ибо оттого пострадает доброе имя и сестры, и матери, а сестре и других ради причин это вредно <...>

4 и 5 октября... Недавно, заходя к Пушкину, застал я его пишущим новую поэму, взятую из Истории Малороссии: донос Кочубея на Мазепу и похищение последним его дочери. — Стихи, как всегда, прекрасные, а любовь молодой девушки к 60-летнему старику и крестному отцу, Мазепе, и характер сего скрытного и жестокого честолюбца превосходно описаны. — Судя по началу, объем сего произведения гораздо обширнее прежних его поэм. Картины все несравненно полнее всех прежних: он истощает как бы свой предмет. Только описание нрава Мазепы мне что-то знакомо; не знаю, я как будто читал прежде похожее: может быть, что это от того, что он исторически верен, или я таким его воображал себе...

11 октября. Я почти целый день опять пробыл у барона. Пушкин уже пишет 3 песню своей поэмы, дошел до Полтавской Виктории...

13 октября. Я отвечал Языкову, потом был у Пушкина, который мне читал почти уже конченную свою поэму. Она будет в 3 песнях и под названием «Полтавы», потому что ни «Кочубеем», ни «Мазепой» ее назвать нельзя по частным причинам. Казнь Кочубея очень хороша, раскаяние Мазепы в том, что он надеялся на Палладина Карла XII, который умел только выигрывать сражения, тоже весьма истинна и хорошо рассказана. — Можно быть уверену, что Пушкин в этом роде Исторических повестей успеет не менее, чем в прежних своих 8. — Обедал я у его отца, возвратившегося из Псковской губ., где я слышал много про Тригорское...

14 октября... вечер провел с Дельвигом и Пушкиным. Говорили об том и другом, а в особенности об Баратынском и Грибоедова комедии—«Горе от ума», в которой барон, несправедливо, не находит никакого достоинства... 9

18 <октября>. Поутру я зашел к Анне Петровне и нашел там, как обыкновенно, Софью. В это время к ней кто-то приехал, ей должно было уйти, но она обещала возвратиться. Анна Петровна тоже уехала, и я остался чинить перья для Софьи; она не обманула и скоро возвратилась. Таким образом мы были наедине, исключая несносной девки, пришедшей качать ребенка. Я, как почти всегда в таких случая, не знал, что говорить, она, кажется, не менее моего была в замешательстве, и, видимо, мы не знали оба, с чего начать, — вдруг явился тут Пушкин. Я почти был рад такому помешательству. Он пошутил, поправил несколько стихов, которые он отдает в «Северные цветы», и уехал. Мы начали говорить об нем; она уверяла, что его только издали любит, а не вблизи; я удивлялся и защищал его; наконец она, приняв одно общее мнение его об женщинах за упрек ей, заплакала, говоря, что это ей тем больнее, что она его заслуживает…10

2 <ноября>... вечером принесли мне письма от матери и сестры, а в последнем милую приписку от Пушкина, которая начинается желанием здравия Тверского Ловеласа С.-Петербургскому Вальмону. — Верно, он был в весьма хорошем расположении духа и, любезничая с тамошними красавицами, чтобы пошутить над ними, писал ко мне, — но и это очень меня порадовало...11

6 февраля 1829 г. ... В Крещение приехал к нам в Старицу Пушкин,‘«Слава наших дней, поэт любимый небесами» — как его приветствует костромской поэт гж. Готовцева. Он принес в наше общество немного разнообразия. Его светский блестящий ум очень приятен в обществе, особенно женском. С ним я заключил оборонительный и наступательный союз против красавиц, от чего его и прозвали сестры Мефистофелем, а меня Фаустом. Но Гретхен (Катенька Вельяшева), несмотря ни на советы Мефистофеля, ни на волокитство Фауста, осталась холодною: все старания были напрасны12 <...>

После праздников поехали все по деревням; я с Пушкиным, взяв по бутылке шампанского, которые морозили, держа на коленях, поехали к Павлу Ивановичу <Вульфу>. За обедом мы напоили Люнелем, привезенным Пушкиным из Москвы, Фрициньку (гамбургскую красавицу, которую дядя привез из похода и после женился на ней), немку из Риги, полугувернантку, полуслужанку, обрученную невесту его управителя и молодую, довольно смешную, девочку, дочь прежнего берновского попа, тоже жившую под покровительством Фридерики <...>. В таких занятиях, в охоте и поездках то в Берново, то к Петру Ивановичу <...> или в Павловское, где вчера мы играли в вист, — провел я еще с неделю до отъезда с Пушкиным в Петербург.

Сарыксой, 20 февраля. 16 января13. Путешествие мое в Петербург с Пушкиным было довольно приятно, довольно скоро и благополучно, исключая некоторых прижимок от ямщиков. Мы понадеялись на честность их, не брали подорожной, а этим они хотел„ пользоваться, чтобы взять с нас более <...> На станциях, во время перепрягания лошадей, играли мы в шахматы, а дорогою говорили про современные отечественные события, про литературу, про женщин, любовь и пр. Пушкин говорит очень хорошо; пылкий проницательный ум обнимает быстро предметы; но эти же самые качества причиною, что его суждения об вещах иногда поверхностны и односторонни. Нравы людей, с которыми встречается, узнает он чрезвычайно быстро; женщин же он знает как никто. Оттого, не пользуясь никакими наружными преимуществами, всегда имеющими влияние на прекрасный пол, одним блестящим своим умом он приобретает благосклонность оного. — Пользовавшись всем достопримечательным по дороге от Торжка до Петербурга, т. е. купив в Валдае баранков (крендели небольшие) у дешевых красавиц, торгующих ими, в Вышнем Волочке завтракали мы свежими сельдями, а на станции Яжелбицах ухою из прекраснейших форелей, единственных почти в России; приехали мы на третий день вечером в Петербург, прямо к Andrieu (где обедают все люди лучшего тона). Вкусный обед, нам еще более показавшийся таким после трехдневного путешествия, в продолжение которого, несмотря на все, мы порядочно поели, запили мы каким-то, не помню, новым родом шампанского (Bourgogn• mousseux, которое одно только месяц тому назад там пили, уже потеряло славу у его гастрономов). Я остановился у Пушкина в Демутовой гостинице, где он всегда живет, несмотря на то что его постоянное пребывание — Петербург...

27 декабря <1829 г.> Мать пишет, что в Тригорском она нашла все хозяйство в большом беспорядке <...> Она также пишет, что Пушкин в Москве уже; вот судьба завидная человека, который по своей прихоти так скоро может переноситься с Арарата на берега Невы, а мы должны здесь томиться в нужде, опасностях и скуке!!!14

10 февраля <1830 г.>... Дельвиги, кажется, не оставляют Петербург, потому что барон, Пушкин и Сомов издают вместе «Литературные газеты». Хорошее намерение, вкус и таланты издателей, известные публике, кажется, могут служить порукою достоинства газеты. Посмотрим, исполнятся ли ожидания...

15 февраля. Пообедав вчера у Ушакова жирным гусем, мною застреленным, пробудился я из вечерней дремоты приходом Дельво, который принес большой пук писем. В нем нашлось и два ко мне: оба сестрины от октября, в одном же из них приписка Пушкина, в то время бывшего у них в Старице проездом из Москвы в Петербург. Как прошлого года в это же время писал он ко мне в Петербург о тамошних красавицах, так и теперь, величая меня именем Ловласа, сообщает он известия очень смешные об них, доказывающие, что он не переменяется с летами и возвратился из Арзерума точно таким, каким и туда поехал, — весьма циническим волокитою.

Как Сомов дает нам ежегодно обзоры за литературу, так и я желал бы от него каждую осень получать обзоры за нашими красавицами. — Сестра в первом своем письме сообщает печальное известие, что Кусовникоѓ оставляет Старицу, а с ним все радости и надежды ее оставляют. Это мне была уже не новость. Во втором же она пишет только о Пушкине, его волокитствах за Netty...15

28 июня <1830 г.> ... Сестра сообщает мне любопытные новости, а именно две свадьбы: брата Александра Яковлевича и Пушкина на Гончаровой, первостатейной московской красавице. Желаю ему быть счастливу, но не знаю, возможно ли надеяться этого с его нравами и с его образом мыслей. Если круговая порука есть в порядке вещей, то сколько ему, бедному, носить рогов, это тем вероятнее, что первым его делом будет развратить свою жену. Желаю, чтобы я во всем ошибся...

17 октября <1830 г.>Ї«Северные цветы на 1830 год» никак не могут сравниться с вышедшими в 29, которые решительно лучше всех прежних, и стоят наряду с предшественниками своими. Даже отделение поэзии, всегда и во всех альманахах превосходящее прозу, весьма бедно. Отрывок из VII гл. «Онегина», описание весны, довольно вяло; маленькие, альбомные его стишки, «Я вас любил…» и т. п. не лучше, точно так же, как и эпиграммы его и Баратынского очень тупы...

30 декабря <1830 г.> Сестра Анна пишет, что будто бы «Литературную газету» запретили16 за стихи, о которых мне писала Анна Петровна. Пушкин все еще не женился, а брат его Лев уверяет, что если Гончарова не выйдет замуж за Александра Сергеевича, то будет его невестою...

28 марта <1831 г.> Около Дубно. Сегодня Ушакова брат привез из Москвы известие, что Пушкин наконец женился, и поклоны от тверских сестричек...17

15 июня <1833 г.> С большим удовольствием перечел и сегодня 8-ю и вместе последнюю главу «Онегина», одну из лучших глав всего романа, который всегда останется одним из блистательнейших произведений Пушкина, украшением нынешней нашей литературы, довольно верною картиною нравов, а для меня лично — источником воспоминаний весьма приятных по большей части, потому что он не только почти весь написан в моих глазах, но я даже был действующим лицом в описаниях деревенской жизни Онегина, ибо она вся взята из пребывания Пушкина у нас, «в губернии Псковской». Так я, дерптский студент, явился в виде геттингенского под названием Ленского; любезные мои сестрицы суть образцы его деревенских барышень, и чуть не Татьяна ли одна из них. Многие из мыслей, прежде чем я прочел в «Онегине», были часто, в беседах с глаз на глаз с Пушкиным в Михайловском, пересуждаемы между нами, а после я встречал их, как старых знакомых18. Так в глазах моих написал он и «Бориса Годунова» в 1825 году, а в 1828 читал мне «Полтаву», которую он написал весьма скоро — недели в три. Лето 1826 года, которое провел я с Пушкиным и Языковым, будет всегда мне памятным, как одно из прекраснейших...

18 февраля <1834> Село Малинники. ...На пути из Псковской губернии в сию <в Тверскую) заезжал я на несколько дней в Петроград, чтобы в день именин Анны Петровны навестить ее, и нашел у А.Пушкина, что нынче камер-юнкер, послание ко мне, про существование коего мне и не снилось...

19 февраля. Понедельник <1834 г.> ... Видел моего сожителя варшавского Льва Пушкина, который помешался, кажется, на рифмоплетении; в этом занятии он нашел себе достойного сподвижника в Соболевском, который, по возвращении своем из чужиџ краев, стал сноснее, чем он был прежде. Я было и забыл заметить также, что удостоился я лицезреть супругу Пушкина, о красоте коей молва далеко разнеслась. Как всегда это случается, я нашел, что молва увеличила многое. Самого же поэта я нашел мало изменившимся от супружества, но сильно негодующим на царя за то, что он одел его в мундир, его, написавшего теперь повествование о бунте Пугачева и несколько новых русских сказок. Он говорит, что возвращается к оппозиции, но это едва ли не слишком поздно; к тому же ее у нас нет, разве только в молодежи...19

8-го декабря <1836 г.>...Пушкин справедливо говорил мне однажды, что страсть к игре есть самая сильная из страстей...

21 марта <1842 г.> В Малинниках ... Первым удовольствием для меня была неожиданная встреча с Львом Пушкиным. На пути с Кавказа в Петербург, разумеется, не на прямом, как он всегда странствует, заехал он к нам в Тригорское навестить нас да взглянуть на могилы своей матери и брата, лежащих теперь под одним камнем, гораздо ближе друг к другу после смерти, чем были в жизни. Обоих он не видел перед смертью и, в 1835 году расставаясь с ними, никак не думал, что так скоро в одной могиле заплачет над ними. Александр Сергеевич, отправляя его тогда на Кавказ (он в то время взял на себя управление отцовского имения и уплачивал долги Льва), говорил шутя, чтобы Лев сделал его наследником, потому что все случаи смертности на его стороне; раз, что он едет в край, где чума, потом — горцы и, наконец, как военный и холостой человек, он может еще быть убитым на дуэли. Вышло же наоборот: он — женатый, отец семейства, знаменитый — погиб жертвою неприличного положения, в которое себя поставил ошибочным расчетом, а этот под пулями черкесов беспечно пил кахетинское и так же мало потерпел от одних, как от другого. Такова судьба наша, или, вернее сказать, так неизбежны следствия поступков наших.

 

Сноски

*   Монтескье и «Сельские чтения».

**   Алфьери.

Примечания

  • Алексей Николаевич Вульф (1805—1881) — сын П. А. Осиповой от первого брака — занимает заметное место в биографии Пушкина. Сначала дерптский студент, затем гусарский офицер, участник русско-турецкой войнџ 1828—1829 гг. и польской кампании, а начиная с 1833 г. после получения отставки — тверской и псковский помещик (ему принадлежало родовое имение Вульфов — Малинники, где неоднократно гостил Пушкин). А. Н. Вульф прожил долгую жизнь, наиболее значительным и ярким этапом которой была его студенческая молодость, отмеченная дружбой с поэтом Н. М. Языковым (учившимся вместе с ним в Дерпте) и с Пушкиным, с которым он близко сошелся во время своих приездов из Дерпта в Тригорское на летние и зимние вакации (1824—1826). Уже в 1824 г. Пушкин обратился к нему со стихотворным посланием, начинающимся знаменательными строчками «Здравствуй, Вульф, приятель мой».

    В эти годы Вульф входит в число ближайших друзей поэта (он посвящен в планы побега Пушкина из России за границу, стремясь лично содействовать осуществлению этого побега). Важнейшее значение в истории отношениЏ Пушкина и Вульфа имело лето 1826 г., когда в Тригорское по приглашению П. А. Осиповой приехал Н. М. Языков, подружившийся здесь с Пушкиным. А. Вульф стал непосредственным свидетелем замечательного турнира поэтических дарований, участником веселых дружеских пирушек и сердечных увлечений, столь характерных для круга тригорской молодежи. Однако Пушкин ценил в Вульфе не только его эпикурейство, но и широкую образованность, начитанность, незаурядный ум.

    Вспоминая в «Заметке о холере» (1831) о своих встречах с ним в 1826 г., Пушкин откровенно объясняет, что привлекало его в «дерптском студенте»: «Он много знал, чему научаются в университетах, между тем как мы с вами выучились танцевать. Разговор его был прост и важен. Он имел обо всем затверженное понятие, в ожидании собственной проверки. Его занимали такие предметы, о которых я и не помышлял. Однажды, играя со мною в шахматы и дав конем мат моему королю и королеве, он мне сказал при том: Cholera morbus подошла к нашим границам и через 5 лет будет у нас» (XII, 308—309).

    Воспроизведенная Пушкиным беседа с Вульфом может служить своеобразным прологом к «Дневнику» А. Вульфа, начатому в 1827 г., когда после окончания Дерптского университета Вульф около года провел в Тригорском, где снова встретился с Пушкиным (приехавшим туда на лето — осень 1827 с).

    Наиболее ценную часть «Дневника» А. Вульфа составляют записи, относящиеся к Пушкину и с предельной хронологической точностью фиксирующие встречи и беседы Вульфа с Пушкиным, в которых затрагивается широкий круг литературных и философских вопросов. Записи эти свидетельствуют об интеллектуальном по преимуществу характере общения Пушкина с Вульфом, хотя в них немалое место занимает и область сердечных увлечений, в которых они выступали нередко союзниками, а значительно чаше — соперниками. Ощущая в этой сфере свое превосходство, Вульф окрашивает свойственным ему цинизмом и свои рассказы о увлечениях Пушкина, называя его «весьма циническим волокитою». При обращении к записям этого рода необходимо учитывать и любовную этику того времени, и пристрастия Вульфа, обеспокоенного сохранением семейной репутации (как известно, Пушкиным увлекались многие близкие родственницы Вульфа). При этом Вульф не утрачивает представления об историческом масштабе личности Пушкина.

    В «Дневнике» Вульфа большое место занимают беседы с Пушкиным на литературные темы: мемуарист тщательно заносит в него разговоры с Пушкиным, связанные с творческими замыслами поэта, его работой над «Арапом Петра Великого», «Полтавой», «Евгением Онегиным» и др. Не все оценки, даваемые Вульфом, бесспорны: иные покажутся нам сейчас глубоко несправедливыми, но в них неизменно звучит голос умного собеседника, мнение которого ценил сам поэт. «Дневник» писался для себя: в нем автор предельно откровенен; благодаря этому до нас дошли смелые и резкие пушкинские высказывания политического свойства: о цензуре Николая I, о недовольстве поэта своим камер-юнкерством. Ряд сообщений, восходящих к этому документу, имеет первостепенное значение (например, намерение поэта перейти в 1834 г. в «оппозицию»). Последняя встреча Вульфа с Пушкиным состоялась 11 апреля 1836 г. в Михайловском, куда поэт приезжал хоронить мать (ПиС, XXI—ХХХП, с. 395). С годами юношеский либерализм Вульфа, однако, все более тускнел; в 50—60-е гг. от него не осталось и следа: Вульф превратился в рачительного хозяина, боровшегося с крестьянами в отстаивании своих помещичьих прав.

    Летом 1866 г. М. И. Семевский, будущий редактор журнала «Русская старина», совершил поездку в пушкинские места Псковской губ. с целью собрать биографические материалы о Пушкине. Не застав в живых владелицу Тригорского П. А. Осипову и Анну Николаевну Вульф, Семевский познакомился с А. Н. Вульфом и М. И. Осиповой, близко знавшими Пушкина, и с их слов записал биографические рассказы о поэте, которые вошли в его статью «Прогулка в Тригорское», появившуюся в СПб. вед., 1866, № 139, 146, 157, 163, 168, 175. Эти рассказы относятся главным образом ко времени Михайловской ссылки поэта, не получившей освещения в «Дневнике» А. Вульфа (начатого позднее).

    Впервые выдержки из «Дневника» опубликованы Л.Майковым в РС, 1899, т. 97, с. 499—537, т. 98, с. 39—59, а также в его книге «Пушкин», с. 163—222. Полный текст «Дневника» (за 1828—1832 гг.) опубликовал М. Л. Гофман (ПиС, вып. XXI—XXII, с. 1—310). Последнее по времени (наиболее полное) издание осуществлено было П. Е. Щеголевым и И. С. Зильберштейном в 1929 г., по которому и даются тексты в наст. изд.

  • ИЗ «ДНЕВНИКА»

    (Стр. 422)

    А. Вульф. Дневник, с. 135—137, 146, 151—155, 162—163, 192—195: 246, 258, 259, 268, 296, 309, 362, 371—372, 381—382.

  • 1 Пушкин приехал в Михайловское в самом конце июля, а уехал в начале октября 1827 г.

  • 2 Книги и журналы, о которых пишет А. Вульф, сохранились частично в библиотеке Пушкина (ПиС, вып. IX—X, с. 293, 138, 117), частично в библиотеке Тригорского, которой поэт широко пользовался (ПиС, вып. I, с. 25). Из беллетристического журнала XVII век౫Bibliothèque de compagne, ou Amusements de l'espirit et du coeur» («Сельские чтения, или Развлечения ума и сердца») Пушкин делал извлечения, предполагая написать на этой основе драму или повесть (Рукою П., с. 409—501).

  • 3 В Кишиневе Пушкин был членом масонской ложи «Овидий», — той самой, за которую (как считал поэт) были «уничтожены в России все ложи» (XIII, 257). Вульф видел две рабочие тетради: так называемую «Вторую масонскую тетрадь» (ИРЛИ, ф. 244, оп. 1, № 835) и «Третью масонскую тетрадь» (там же, N 836), в которой действительно находятся черновикиЛ«Арапа Петра Великого» (главы I—Ш и VI). Замысел произведения об Ибрагиме Ганнибале (предке Пушкина) относится еще к 1824 г. (стих. набросок «Как жениться задумал царский арап»), однако к написанию исторического романа на эту тему Пушкин приступил лишь 31 июля 1827 г. Дневник Вульфа позволяет уточнить начальные этапы работы Пушкина над романом, являясь ценным свидетельством о дальнейшем развитии сюжета этого незаконченного произведения. Позднее в «Родословной Пушкиных и Ганнибалов» Пушкин писал о неверности жены Ганнибала: «Первая жена его, красавица, родом гречанка, родила ему белую дочь. Он с ней развелся и принудил ее постричься в Тихвинском монастыре». Сведения об Ибрагиме Ганнибале, которые, со слов Пушкина, приводит Вульф, были заимствованы из семейных преданий, а также из рукописной немецкой биографии Ганнибала, которую поэт получил от своего двоюродного деда с материнской стороны, П. А. Ганнибала, жившего по соседству с Михайловским, в селе Покровском (подробнее см.: Рукою П., с. 39—59).

  • 4 Трагедия‰«Борис Годунов» была первым художественным произведением, подвергшимся «высочайшей цензуре». По требованию Бенкендорфа она была представлена в III Отделение. Автором развернутых цензорских замечаний, из которых исходил Николай I в своем решении, был Булгарин, отметивший, между прочим, что в сцене в корчме «монахи слишком представлены в развратном виде» (С. М. Сухонин. Дела III Отделения о Пушкине. СПб., 1906, с. 25). Этим замечаниям, по существу, вторит резолюция Николая, предложившего Пушкину «с нужным очищением переделать комедию свою в историческую повесть или роман наподобие Вальтера Скотта» (там же, с. 33). Отказавшись выполнить это пожелание, Пушкин долгие годы не мог добиться ее напечатания. «Борис Годунов» (с переделками и сокращениями цензурного порядка) увидел свет лишь в 1831 г. Под «собственноручными поправками» Николая I поэт имел в виду, вероятно, отмеченные красным карандашом в рукописи трагедии — шесть мест, подлежащих исключению или исправлению. Пометы эти были сделаны скорее всего Булгариным (см.: Т. Г. Зенгер. Николай I — редактор Пушкина. ЛН, т. 16—18, с. 515).

  • 5 Речь идет о группе произведений, представленных Пушкиным Бенкендорфу 20 июля  1827 г. («Стансы», «Ангел», «Граф Нулин», три песни о Стеньке Разине и др.). Ознакомившись с этими произведениями, Николай I «своеручно» отметил два стиха в «Графе Нулине», «кои его величество желает видеть измененными» («Порою с барином шалит» и «коснуться хочет одеяла»). Характер этих замечаний заставляет предположить, что, говоря о «цензировании» поэмы в Москве, Пушкин имел в виду Николая I. «Песни о Стеньке Разине» были полностью запрещены на том основании, что они «по содержанию своему неприличны к напечатанию. Сверх того, церковь проклинает Разина, равно как и Пугачева» (XIII, 336).

  • 6 Имеется в виду «Записка о народном воспитании», написанная Пушкиным в ноябре 1826 г. по заказу Николая I. Ознакомившись с рукописью «Записки», Николай I оставил на ней многочисленные пометы, выражавшие несогласие с главной мыслью Пушкина о том, что «просвещение и гений служат исключительным основанием совершенству». Сообщая мнение Николая I, Бенкендорф писал, что это «правило, опасное для общего спокойствия, завлекшее Вас самих на край пропасти и повергшее в оную толикое число молодых людей» (XIII, 315). Эти намеки политического характера, связанные с ссылкой Пушкина и декабрьским восстанием 1825 г., имел в виду Пушкин, говоря, что ему «вымыли голову».

  • 7 Запись свидетельствует о широте исторических интересов Пушкина. В оценке первых томов «Истории государства Российского» (которую поэт называл «бессмертным созданием») выразилось несогласие Пушкина с обшей исторической концепцией Карамзина. Эпоха Петра I привлекала внимание Пушкина-художника и историка. На протяжении 30-х годов он работал над созданием «Истории Петра», оставшейся незавершенной. Намерение написать историю Александра I «пером Курбского» (бывшего политическим противником Ивана Грозного и обличавшего его в своих письмах) означало резкое, непримиримое отношение Пушкина к политике Александра I, вызвавшей широкое оппозиционное движение.

  • 8 Начатая 5 апреля 1828 г.,‘«Полтава» создавалась на глазах Вульфа: 3 октября была завершена первая песнь. Причиной, заставившей поэта задуматься над заглавием поэмы, было, по-видимому, стремление избежать как прямой переклички с названием поэмы Байрона («Мазепа»), так и нежелательных ассоциаций с фамилией Кочубеев, современников поэта.

  • 9 С комедией «Горе от ума» Пушкина познакомил И. И. Пущин (подробности см. с. 95 наст. изд.).

  • 10 Речь идет о Керн и баронессе Дельвиг, живших в это время в одном доме (см. Модзалевскчй, с. 230—231). Мнение Пушкина о женщинах. — Возможно, имеется в виду устный отзыв поэта либо отрывок из романа «Евгений Онегин», под названием «Женщины», напечатанный в МВ (1827, ч. V, № 20, с. 365—367), который вызвал энергичные протесты современниц поэта.

  • 11 19 октября 1828 г. Пушкин уехал в Тверское имение Вульфов Малинники, где пробыл шесть недель. Упоминаемая приписка Пушкина — в письме Анны Н.Вульф от 27 октября 1828. Ловелас— персонаж романа Ричардсона «Кларисса Гарлоу» (1748);  маркиз де Вальмон — герой «Опасных связей» (1782) Шодерло де Лакло.

  • 12 На этот раз Пушкин провел в Тверской губернии (в уездном городе Старице и имении П. И. Вульфа Павловском) десять дней (с 6 по 16 января). А. Вульф цитирует строчку из стихотворения А. Готовцевойо«А. С. Пушкину», сообщенного Пушкину Дельвигом в рукописи. По просьбе Дельвига Пушкин ответил поэтессе стихотворным посланием. Оба произведения появились в «Северных цветах на 1829 год». Двоюродной сестре Вульфа Е. В. Вельяшевой Пушкин посвятил стихи «Подъезжая под Ижоры...» (1829), отразившие впечатления от поездок в Тверскую губернию.

  • 13 Следующая запись, относящаяся к январю 1829 г., сделана в феврале 1830 г. (когда Вульф, поступивший на военную службу, находился на Дунае). Восстанавливая по памяти эпизод возвращения с Пушкиным в Петербург· А. Вульф пользовался записями в своей «Памятной книжке на 1829 г.» (ПиС, вып. I, с. 147). При описании почтовых станций по дороге из Твери в Петербург (Торжка, Валдая, Вышнего Волочка, Яжелбиц) Вульф перефразирует шуточные стихи Пушкина «У Гальяни иль Кольони...» (XIII, 302).

  • 14 О поездке в Арзрум см. подробнее т. II наст. изд.

  • 15 На обратном пути с Кавказа Пушкин вновь заезжал в Тверскую губернию, пробыв здесь с середины октября до начала ноября 1829 г. Написанное здесь 16 октября письмо Пушкина (XIV, 49) было получено Вульфом только в феврале 1830 г. Netty — Анна Ив. Вульф, которой посвящено стихотворение «За Netty сердцем я летаю...» (1828).

  • 16 О запрещении «Литературной газеты» см. подробнее «Мои воспоминания» А. И. Дельвига (т. II наст. изд.).

  • 17 Пушкин венчался в Москве 18 февраля 1831 г.

  • 18 Свидетельство Вульфа о том, что и он сам, и его сестры (А. и Е.Вульф) являются действующими лицамиЉ«Евгения Онегина», не следует понимать буквально. Тригорские впечатления, безусловно, нашли отражение в романе, однако не в форме прямых соответствий с образами Ленского, Ольги и Татьяны, как думал Вульф.

  • 19 Запись свидетельствует о назревающем конфликте Пушкина с царским двором и самим Николаем I, закончившемся трагической гибелью поэта.