Якубович Д. - Пушкин в библиотеке Вольтера (1934)

ПУШКИН В БИБЛИОТЕКЕ ВОЛЬТЕРА

С конца 20-х годов Пушкин все определеннее ориентируется на путь историка: исторические интересы эпохи, собственные склонности, друзьяЎ— все толкало его по этому пути. Историком «Пугачевского бунта», приготовляясь к «Истории Петра», Пушкин и умер. Занятия той и другой темой неуклонно приводили Пушкина к тому имени, которое с детских лет было для него символом скептицизма, либерализма, атеизма, к тому, кто был его учителем в хранимом про себя политическом и религиозном образе мыслей, — к Вольтеру.

Уже на своем пути поэта-историка Пушкин неоднократно обращался за подкреплением к материалам Вольтера. Еще из Одессы в 1824 г. Пушкин писал Вяземскому: «Французы ничуть не ниже Англичан в Истории. Если первенство чего-нибудь да стоит, то вспомните что Вольтер первый пошел по новой дороге — и внес светильник философии в темные Архивы Истории. Робертсон сказал что если бы Вольтер потрудился указать на Источники своих сказаний, то бы он, Робертсон, никогда не написал своей Истории»...

К Вольтеру обратился Пушкин для «Арапа Петра», используя его материалы для своих картин регентства и цитируя колоритные строки из «Pucelle». В «Истории Карла XII и российской империи» нашел он мотивировку отдельных эпизодов «Полтавы», прямо ссылаясь в 29-м примечании на Вольтера¹. Примечание 33-е является простой цитатой из вольтеровского описания Полтавской битвы (книга четвертая)².

В 1831 г., предложив императору свое перо для политического журнала, Пушкин вместе с тем писал: «Осмеливаюсь также просить дозволения заняться историческими изысканиями в наших государственных архивах и библиотеках. Не смею и не хочу взять на себя звания историографа после незабвенного Карамзина, но могу со временем исполнить мое давнишнее желание написать историю Петра Великого и его наследников до государя Петра III».

В результате «Государь велел его принять в Иностранную коллегию с позволением рыться в старых архивах для написания Истории Петра Первого»³.

Естественно, что в ряду исторических документов, нужных для этого труда, прежде всего и особо интересовали Пушкина все те материалы, по которым Вольтер писал свою «Историю России при Петре Великом».

Несомненно Пушкин в своих предварительных занятиях прекрасно познакомился и с этим аналогичным по теме трудом Вольтера и с обстоятельствами его создания.

В самом начале своей рабвты Вольтер сам упоминал, что «Граф Шувалов, канцлер императрицы Елизаветы, быть может наиболее ученый муж империи, снабдил в 1759 г. историка Петра необходимыми аутентичными документами и по ним писалась история». Документы эти имели и для Пушкина первоклассное значение. Дело в том, что историограф Мюллер по желанию Ив. Ив. Шувалова сообщал Вольтеру для его труда разные известия и замечания в ответ на его вопросы, при чем Вольтер часто бывал недоволен и требовал новых сведений⁴ как почетный член русской Академии Наук, вызвавшийся писать историю Петра. Между прочим сохранилась записка М. В. Ломоносова к Шувалову от 2 сентября 1757 г. по этому поводу, в которой он писал; «К сему делу, по правде, г. Вольтера никто не может быть способнее, только о двух обстоятельствах подумать должно. Первое, что он человек опасный и подал в рассуждении высоких особ худые примеры своего характера. Второе, хотя довольно может получить от нас записок, однако, перевод их на язык ему знакомый великого труда и времени требует»⁵.

Именно Ломоносов по просьбе Шувалова явился собирателем материалов для Вольтера и по свидетельству академика Штелина «не щадили никаких издержек, чтобы возбудить в этом знаменитом писателе охоту к отчетливому исполнению такого труда — Вольтеру посылались в виде поощрения подарки: портреты, меха, шубы...» По появлении «Истории Петра» однако «открылись любостяжательные виды сочинителя», удержавшего ряд материалов, не использовав их.

Пушкин прекрасно был знаком с деталями всех этих отношений. Между прочим замечания историографа Мюллера на труд Вольтера с примечаниями Ломоносова печатались в «Московском Вестнике» (1829 г., V, стр. 158—163) и «Московском Телеграфе» (1828 г., № 6, март, стр. 121—159). (Оригиналы поступили от П. А. Муханова в Академию Наук позже, в 1871 г.).

То, что Пушкин не только знал все эти обстоятельства, но и пристально следил за ними, показывает ряд фактов, на которые нами впервые обращено внимание. Дело в том, что в «Собрании Сочинений» Вольтера, поныне хранящемся в личной библиотеке Пушкина, в ряде томов имеются закладки Пушкина, с несомненностью говорящие о такого рода интересе Пушкина. Закладки эти в свое время были зарегистрированы Б. Л. Модзалевским в его описании библиотеки Пушкина, но не обращалось должного внимания на смысл этих закладок. Понятно, что мы не можем с точностью утверждать, делались ли они (все или частью) в 1836 г., когда Пушкин вплотную обратился к своей собственной «Истории Петра», или же он делал их (хотя бы частично) еще в 1832 г., но во всяком случае они подтверждают, что хотя частично этиматериалы приковывали к себе внимание Пушкина уже в начале 30-х годов.

Так в томе 34 «Сочинений Вольтера»⁶ имеем ряд закладок Пушкина почти исключительно на переписке Вольтера с Шуваловым. Заложено Пушкиным письмо № 77 (от 25 октября 1760 г.), где Вольтер справляется о пакете, который должен был доставить ему некто Пушкин, и просит у Шувалова материалов, без которых он не может «строить второе крыло постройки» — «вы начали, вы и довершите», заявляет он, прося продолжения журнала Петра и разъяснений «sur le czarovitz» и сам подсмеиваясь над своими прежними искажениями русских имен. О том же просит Вольтер и в письме от 7 ноября. В письме от 10 января 1761 г. Вольтер сообщает, что Салтыков не имеет известий от Пушкина и просит материалов, в частности ответа Петра I королю Станиславу («полагаю, что ответы императора Петра будут еще более любопытными. По подобным вещам приятно писать историю»).

Заложено Пушкиным и письмо Шувалова (от 8 июня), где сообщается, что Салтыков передал необходимый пакет, эстамп с изображением Петра, некоторые его письма, письмо Вольтера, рукописи Бассевича. Шувалов просит Вольтера смотреть на него «только как на своего секретаря»⁷.

Далее Пушкин отметил закладкой письма Вольтера к Шувалову от 11 июня (с просьбой сделать замечания на его работу, с упоминанием Пушкина⁸) и от 30 июня, в котором Вольтер выражает пожелание украсить гравюрами каждую главу «Истории Петра»⁹. Заложено любопытное письмо Шувалову от 1 ноября 1761 г., в котором Вольтер высказывается по поводу убийства царевича Алексея (Ce pas est très délicat)¹⁰, заявляя, что «благо целой нации предпочтительнее блага одного человека», но пытается защищать царевича и заявляет, что «нет в Европе ни единого человека, который бы думал, что царевич умер естественной смертью». Заложено далее и письмо № 293¹¹, в котором Вольтер прямо просит Шувалова смотреть на убиение царевича «не с петербургской колокольни». Однако далее он считает необходимым стереть мрачное впечатление от жестокости отца картинами петровых заслуг перед государством и возражает мнению, что Петр Великий был «варвар, любивший махать топором то, чтобы рубить леса, то, чтобы рубить головы, как сам отрубил своему невинному сыну»¹².

Легко представить себе, с каким интересом читал эти строки Пушкин, выясняя собственное отношение к двойственной природе Петра, которую он впоследствии охарактеризовал как колебания между мудростью «для вечности» и временными указами, «писанными кнутом», вырвавшимися у «нетерпеливого, самовластного помещика».

Повторяем, естественно, что, обдумывая собственную «Историю Петра», Пушкин мечтал о знакомстве с подлинными материалами, которыми располагал Вольтер по этой теме. Служа с 1831 г. вновь в Министерстве иностранных дел и получив для своих работ по истории Петра и о Пугачеве доступ к секретным бумагам архивов, он очень быстро обратил внимание на личную библиотеку Вольтера, хранимую в Петербурге. Обстоятельства приобретения Россией в 1779 г. этой библиотеки были несомненно хорошо известны Пушкину. В его собственной библиотеке имеется книга, не оставляющая в этом никакого сомнения.

Это — два тома «Воспоминаний о Вольтере и его трудах Лонгшана и Ваньера, его секретарей. Париж, 1826»¹³. В «предварительном объяснении» здесь рассказывается: «После смерти писателя, когда августейшая императрица России (Екатерина II) приобрела у г-жи Дени (племянница Вольтера. — Д. Я.) библиотеку г. де Вольтера и все манускрипты, оставшиеся после него, я счел себя обязанным присоединить к ним те, которыми он меня наградил, считая не без основания, что г-жа Дени окажет мне некоторое внимание по этому поводу; она не соблаговолила даже поблагодарить меня¹⁴. Я исправно доставил г-ну Панкуку, явившемуся за ними на почту по приказанию Г-жи Дени, все бумаги г. де Вольтера, находившиеся в Фернее, и те, что были у меня. Все находились в 20 пакетах, прекрасно запечатанных, которые г-жа Дени продала¹⁵ еще этому книгопродавцу, даже не рассматривая их, так как вручила их мнї»... Далее (стр. 16) Ваньер сообщает: «Екатерина удостоила меня призвать к себе, чтобы привести в порядок библиотеку моего хозяина». Таким образом все подробности перевоза Ваньером знаменитой библиотеки в Петербург были известны Пушкину. В дальнейшем книги Вольтера были размещены¹⁶ в длинной галлерее нижнего этажа Эрмитажа, соответствующей галлерее Рафаэлевых лож в верхнем этаже¹⁷. Здесь впоследствии видимо и был Пушкин, здесь же стояла и знаменитая статуя работы Гудона (1781 г.).

Общее количество книг библиотеки по старым подсчетам равнялось ок. 7000 томов и 37 томов рукописей. Из книги Ваньера и Лонгшана Пушкин знал, что в массе книг сохранялись и маргиналии Вольтера и широкиѓ закладки (de sinets), испещренные его заметками, или заметками Ваньера (стр. 53). Самый эпизод обращения Пушкина (едва ли не единственного в этом отношении русского писателя) к библиотеке Вольтера как-то оставался до сих пор нераскрытым, между тем многие его интересные детали могут быть освещены.

Попробуем сначала восстановить официально-документальную часть.

24 февраля 1832 г. Пушкин обратился к Бенкендорфу с заявлением. «Осмеливаюсь вновь беспокоить Вас покорнейшею просьбою о дозволении мне рассмотреть находящуюся в Ермитаже библиотеку Вольтера, пользовавшегося разными редкими книгами и рукописями доставленными ему Шуваловым для составления его Истории Петра Великого».¹⁸

Через пять дней шеф жандармов ответил: «По письму вашему от 24 февраля докладывал я государю императору и его величество всемилостивейше дозволил вам рассмотреть находящуюся в Ермитаже библиотеку Вольтера, о чем и сообщено мною г. министру императорского двора» (№ 1163 от 29 февраля).

До сих пор был известен еще лишь документ за № 1162 от 1 марта 1832 г., в котором Бенкендорф извещает министра двора П. М. Волконского:

Милостивый Государь Петр Михайлович!

Известный сочинитель Александр Пушкин, занимающийся ныне сочинением Истории Петра Великого, просил дозволения рассмотреть храняющуюся [sic!] в Эрмитаже библиотеку Вольтера. Его императорское величество по всеподданнейшему докладу моему изъявил на сие всемилостивейшее свое соизволение. Сообщая о сем вашему сиятельству, имею честь быть с совершенным почтением и преданностью

Вашего сиятельства покорнейший слуга

А. Бенкендорф¹⁹.

Мне удалось разыскать еще два документа, относящиеся к этому эпизоду. Первый находится в Ленинградском отделении Центрархива в делах Придворной Конторы²⁰. Привожу точный текст:

В тот же день Волконский известил и Бенкендорфа (№ 889, СПБ., марта 1832 г.)²¹:

Милостивый Государь мой Александр Христофорович.

Честь имею уведомить ваше высокопревосходительство, что вследствие высочайшего повеления, объявленного мне в отношении вашем от 1-го сего марта за № 1162-м, дано от меня надлежащее предложение Придворной Конторе о допущении известного Сочинителя Александра Пушкина рассмотреть хранящуюся в Эрмитаже библиотеку Вольтера.

Имею честь быть с совершенным почтением и преданностью вашего высокопревосходительства

Покорнейший слуга Кн. Петр Волконский.

Второй, также не появлявшийся еще в печати документ хранится в архиве Института Русской Литературы Академии Наук СССР под шифром: 2903 (XV-б. 38)²². Привожу его целиком:

Этими бесцветными документами пока и ограничивается наше знание о том, как Пушкин был допущен к интересующей его работе.

К сожалению и о самой работе его в библиотеке Вольтера имеются пока лишь очень незначительные сведения, представляющие впрочем несомненный интерес, так как исходят от самого Пушкина и дают пусть слабыењ но все же поддающиеся расшифровке следы его интересов и занятий. Здесь нет необходимости подробно напоминать, чем был Вольтер для Пушкина-лицеиста, для Пушкина-юноши, для Пушкина-ссыльного... С детства «всех больше перечитан» «поэт в поэтах первый», для Пушкина-выученика французской литературы — Вольтер всегда был самым значительным литературным именем как в смысле огромного комплекса просветительных идей, так и в смысле чисто художественного воздействия. Понятен поэтому тот глубокий, волнующий интерес, с которым Пушкин должен был входить весной 1832 г. под своды Эрмитажа, подходя к шкафам, хранившим всю личную библиотеку фернейского патриарха — этот запыленный пороховой склад вольномыслия XVIII века.

Пушкин был подготовлен к занятиям в ней не только как умный поэт, прекрасно знающий любимого поэта, не только как человек, воспитавшийся в школеЏ«вольтерьянского духа». Он был подготовлен к тому, чтобы исследовательски ориентироваться в этих массах книг, чтобы использовать для своих научных занятий историка ее богатейшие ценности, в частности книги и рукописные материалы, касающиеся эпохи Петра и Пугачева. Собиратель редкой книги, знаток мировой литературы, писатель, интересующийся социальными моментами истории, недавний друг декабристов — все это должно было всколыхнуться в нем здесь при виде богатейших интернациональных собраний pot-pourri, анекдотов, трактатов, поэзии, процессов, памфлетов, изысканий, материалов. Рукописи, относящиеся к истории России петровской эпохи, путешествия, заметки о России, калейдоскоп имен, связанных с библиотекой самого Пушкина, с его собственными интересами: Альгаротти, Шекспир, Бэкон, аббат Шапп, история пап, история Камчатки, де Бросс, Марциал, письма Шувалова, заметки Вольтера и Фридриха, письма Екатерины, фолианты монахов — и все это, освещенное именем бывшего хозяина этой библиотеки, статуя которого стояла здесь же и автографы которого глядели из многих книг²³.

Вероятно со временем можно будет говорить точнее о работе Пушкина в библиотеке Вольтера. Остановимся пока на некоторых мелочах его посещения. Пушкин пришел туда со своей записной книжкой. К счастью она сохранилась и хранит несколько отрывочных записей-впечатлений. До сих пор однако они никак не были осмыслены и частично считались неразборчивыми. На одной из страниц записной книжки, хранящейся ныне в Публичной Библиотеке в Ленинграде²⁴, находится карандашная зарисовка статуи Гудона. Она сделана бегло, быть может в ожидании, en face, без попытки передать лицо Вольтера, быть может при недостаточном освещении и во всяком случае не может итти ни в какое сравнение с частыми рисунками головы (профиля) Вольтера в тетрадях Пушкина, поражающими чертами портретного мастерства²⁵. Кстати сказать, до сих пор совершенно не выяснены оригиналы, легшие в основание пушкинских представлений о лице Вольтера. Отмечу попутно, что в одной из книг, имевшихся у Пушкина («Histoire de la vie et des ouvrages de Voltaire, suivi des jugemens qu’ont portés de cet homme célèbre divers auteurs estimés; Par L. Paillet-de-Warcy... Paris, 1824»), имелся вкладной лист с пятью литографированными портретами Вольтера²⁶.

Данная технически слабая зарисовка Пушкина любопытна лишь в том отношении, что дает точную дату момента, когда Пушкин попал в библиотеку Вольтера и оказался visЅà vis с его статуей. Внизу рисунка под пьедесталом статуи Пушкиным записано: «10 mars 1832. Bibl.[iothèque] de V.[oltaire]».

Следующая страница имеет карандашную запись Пушкина, считавшуюся до сих пор неразборчивой²⁷. Ее следует читать так:

«manuscrit La Poloniade».

«Полониада» — заглавие бюрлескной поэмы Фридриха II, направленной против польских конфедератов.

На стр. 62 вышеупомянутых записок Лонгшана Пушкин мог найти сведения об этой поэме, по аналогии с которой сам Вольтер написал свою — о гражданской войне в Женеве²⁸.

Кроме того в ряде томов принадлежавшего ему собрания сочинений Вольтера Пушкин нашел много сведений о данном произведении.

Так в одном месте²⁹ Вольтер спрашивал герцога Ришелье:Ќ«Что вы скажете о короле прусском, который прислал мне поэму в шести песнях против польских конфедератов? Контрибуции, собираемые им с окрестностей Данцига, дадут ему возможность издать его поэму с прекрасными эстампами и прелестными виньетками»... В другом месте³⁰ Фридрих пишет Вольтеру: «Я воспел не победы Екатерины, но безумства (les folies) конфедератов. Шутка полезнее выздоравливающему, нежели строгость царственного стиля. Вы увидите ее образец. В ней 6 песен. Все закончено. Ведь пятинедельное нездоровье дало мне время сочинять и править, когда мне угодно... Ах, какое неисправимое животное — человек! скажете вы, увидя вновь мои стихи. Порабощенные Валахия, Молдавия, Татария должны быть воспеты в ином тоне, чем глупости d’un Crazinski, d’un Potoski, d’un Oginski и всей этой дурацкой массы, имена которой кончаются на «ki».

Вольтер отвечал³¹:‹«Государь, никогда я столь хорошо не понимал, что можно плакать и хохотать в один и тот же день. Я полон и совершенно растроган ужасным покушением, предпринятым против польского короля, удостаивающего меня некоторыми милостями... Вот слова, которые будут вечны: «хотя вы мой король, но я дал клятву убить вас», я обливался слезами ужаса, получив ваше письмо и вашу весьма философическую поэму, которая столь забавно провозглашает мировые истины. Я начал смеяться, помимо воли, несмотря на свой ужас и свое уныние. Как чудесно рисуете вы дьявола и попов и, в особенности, епископа, первого виновника всяческого зла.

Я хорошо вижу, что, когда вы создали эти две первых песни, бесчестное преступление конфедератов еще не было совершено. Вы будете принуждены быть настолько же трагическим в последней песне, как вы были веселы в других, которые ваше величество пожелали мне прислать. Несчастье благоприятствует кой-чему, ибо подагра заставила вас сочинить вещь столь прелестную: со времени Скаррона среди страданий не было сочинено стихов столь забавных... Полагаю, что убийство короля Польши принесет ей много хорошего. Невозможно, чтобы конфедераты, ставшие ужасными роду человеческому, упорствовали в заговоре столь преступном. Не знаю, быть может я ошибаюсь, но мне кажется, что из этой гнусной авантюры может создаться мир».

И позже по разным случаям «Старый фернейский больной» вспоминает об эпической поэме»³², считая нужным опубликовать ее. Фридрих не делает этого, не желая шокировать еще живущих ее персонажей³³.

Указанные факты объясняют запись Пушкина, прежде всего захотевшего повидать рукопись Фридриха. Она действительно хранится поныне в библиотеке Вольтера (12 том рукописей, in 4°, maroquin rouge) в 5 шкафу, № 240 с заглавием: «Chant 1-er La guer(r)e de la Confédération par le Roy de Prusse, le titre est de sa main».

Ниже рукою Ваньера: «La Poloniade poëme burlesque» [copie de Lorrain].

Естественно, что в годы жгучего интереса Пушкина к Польской революции «Полониада» должна была возбуждать его особое любопытство. Однако пока нет сведений, видел ли Пушкин самый манускрипт, читал ли его.

Карандашная запись на следующем листе пушкинской записной книжки была до сих пор не менее туманной и считалась неразборчивой³⁴. Ее нужно читать следующим образом (см. снимок на стр. 916):

Extraits de convulsions

et discours de differents convulsio-

naires [tout] concernant Mr Arouet

connu dans les Convulsions

sous le nom de Fr[ère] Brou,

ou de gros Brou, frère

de M-r de V.[oltaire] — manus-

crit 1 vol. in 4. 1-re

        (armoire 2)

Нам удалось ныне найти этот манускрипт в библиотеке Вольтера (armoire 2, № 211)³⁵. Он занят описанием ряда visions (видений), имевших место у женщин в 1744 г. Насколько могу судить, рукопись писана почерком Ваньера за исключением пометы сбоку заглавия («frère de Monsieur De Voltaire»).

Также не имеем сведений, доставалась ли и эта рукопись для Пушкина с мест хранения. Однако попробуем установить, почему Пушкин обратился к ней. В упомянутых «Мемуарах» Лонгшана он встретился со следующими строками (стр. 24): «Позже он (Вольтер) сделался наследником своего брата, который был знаменит среди конвульсионеров и который сделал собрание их «видений» («et qui fit un recueil de convulsions»). Это собрание находится в рукописи в библиотеке г. де Вольтера, которою ныне обладает русская императриц­». Таким образом, имея точные сведения о манускрипте, Пушкин при первом же своем посещении вольтеровской библиотеки вспомнил прежде всего о нем, хотя он ничуть не относился к его собственным проектам работ, интересуясь, помимо возможности увидеть любопытную рукопись, также и самым своеобразным явлением религиозного изуверства. По крайней мере указатель к сочинениям Вольтера в библиотеке Пушкина разрезан на странице со словом convulsionnaires (t. 42, р. 137). Эта причудливая форма фанатизма часто упоминалась Вольтером. Он называл изуверов: «charlatans trompeurs, trompés, monstre de notre temps». Он упоминает: «ces elans convulsifs et ces pas égarés» (VI II, 386). В примечании к одному из стихотворных текстов (IX, 40) он замечает о секте конвульсионеров, распространенной в высших классах Парижа: «Они опаляли огнем (On rôtissait) девушек так, чтобы их кожа однако не была повреждена; наносили им удары поленьями (de bûches) по животу, однако не раня их и это называлось давать вспомоществование»; он рассказывает о «чудесах», он возмущается: «Земля была тысячи раз наводнена суеверьями более ужасными, но никогда среди них не было более дурацких и более унизительных» (v. IX, р. 118).

Отмечу, что с материалом на эту же тему Пушкину пришлось столкнуться еще раз позже. В той же книге «Библиотеки для чтения» за 1825 г. (том X), где была напечатана «Сказка о рыбаке и рыбке», книге, на которую Пушкин обращал внимание в письмах к Плетневу и Погодину от первой половины октября 1835 г., — в этой книге в отделе «Смесь» (стр. 9) была напечатана небольшая анонимная заметка, начинающаяся так: «Неистовства французских судорожников, convulsionnaires, продолжались до 1790 года; но они должны были уступить первенство некоторым методистским сектам в Англии, и особенно в Америке, где на так называемых полевых сходках, campmeetings, бешенство методистов доходит до невероятности», и т. д.

Перехожу к следующим пушкинским записям, также никогда до сих пор не появлявшимся целиком. Они сделаны Пушкиным в той же записной книжке (через страницу) и тоже в библиотеке Вольтера.

Вот их точный текст:

«1) Biblia. Breves in eadem annotationes, ex doct[is] interpret[ationibus] et Herbacorum commentaries [sic] — Paris [вм. Parisiis] 1532. 1 vol. inf.» Запись представляет собою заглавие книги из библиотеки Вольтера шифр: arm. 1. Tabl. 8, № 222. В оригинале — год «MDXXXII».

«2)^а S. P.^б Justinii (sic!)^в Philosophi et martyris opera quae extant^г omni^д cum Mss codicibus collata ac novis Interpretationibus, notes^е admonitionibus^ж et prefationi (sic!)^з illustrata cum indicibus^и copiosis-opera et studii unius ex monachis^к Congregagationis^л S. mauri^м Venetiis 1747^н — 1 vol. inf».

^а В оригинале начинается с греческого заглавия.

^б В оригинале здесь еще инициал «N».

^в В оригинале: «Justini».

^г В оригинале: «extant».

^д След. слова опущены Пушкиным.

^е В оригинале: «Notis».

^ж В оригинале: «Admonitionibus».

^з В оригинале: «Praefatione».

^и «Indicibus».

^к «Monachis».

^л Описка Пушкина при переносе на новую страницу.

^м «Mauri».

^н «MDCCXLVII».

Эта книга имеющая шифр:‰«Arm. 1 № 230» (1. 8. 230), интересна обилием закладок и надписями Вольтера такого типа: «anges couchent avec nos filles ils font de géans sottises prises du fause Enve» (p. 323), или: «premiers chrétiens ne couchaient plus avec leurs femmes quand elles étaient grosses», или: «Ce Theophile est le plus sot de tous-il veut faire le plaisant».

«3) Q. Septirnii Florentis Tertulliani Opera ad vetustissimorum exemplarium fidem Sedulo emendata, dihgentia Nie. Rigaltii J C-Cum ejusdem annotationibus integris, et variorum commentariis seorsim antèa editis. Ph. Priorius argumenta et nota^а in libros omnes de novo adjecit^б — accedunt Novatiani Tractatus de Trinitate, et cibis Judaicis cum Notis Lutetiae Parisiorum 1675^в, 1 vol. inf.».

^а В ориг. «Notes».

^б У Пушкина пропуск.

^в MDCLXXV.

Это — книга под шифром «1. 8. 231» с карандашными заметками (I,160).

«4) Sancti Hieronymi Stridonensis. Opera omnia cum notis et Scholiis vanis item Lectiombus, Desiderii Erasmi Roterdami^а, Mariani victori^б Reatini, Henrici Gravii Frontionis Ducae^в, Latini Latinnii, aliorumque^г Francofurt^д, 1684—4 vol. inf.»

^а «Roterodami».

^б «Victorii».

^в Ducaei.

^г Пропуск нескольких строк.

^д Francofurti ad Moenum et Lipsiae, Anno MDCLXXXIV.

Это — книга с шифром «I. 8. 232» (arm. 1.232), с закладками и автографами.

«5) Thesaurus Temporum Eusebii Pamphili Caesariae^е Palestinae Episcopi chronicorum Canonum omnimodae historiae libri duo interprete Hieronymo ex fide vetustissimorum Codicum Castigati-Item auctores omnes derelicta ab Eusebio, et Hieronimo^б Continuantes^в Opera ac studio Josephi Justi Scaligen Julii Caesarisa Burden filii Lugduni Batavorum, 1606—1 vol. inf.»

^а Caesareae.

^б Hieronymo.

^в У Пушкина пропуск.

Шифр этой книги: 1.9.233 (зала V, А I. 233); наклейка: «arm. 1, № 233, Bibliothèque de Voltaire».

На следующей странице Пушкиным записано «première page du Cataloge de [переправлено из des] la Bibliothèque] de V.[oltaire]».

Таким образом Пушкин переписал начало какого-то каталога библиотеки Вольтера. Видел ли он самые книги — неизвестно. Ныне они стоят на других полках, но рядом одна с другой.

К сожалению этими скудными записями и ограничивается записная книжка поэта. Следующая страница занята рисунками на другие темы (в одном из профилей можно видеть автопортрет). В этой же книжке любопытн‚ учебные пушкинские записи древнееврейского алфавита (л. 93², л. 94¹, л. 94², л. 95¹), часть из них сделана карандашом, часть•— чернилами. Первая запись, мне кажется, свидетельствует, что Пушкин хотел проделать с еврейским алфавитом тот же занимательный эксперимент, что и в его известной заметке «Форма цифров арабских»³⁶, пытаясь вывести и еврейский алфавит из той же геометрической фигуры. Возможно, что еврейские записи также связаны с материалами библиотеки Вольтера, так как на одном из листов (л. 94²) им предшествует помета. «16 mars». Однако пока разыскать соответствующих материалов не удалось.

Ни одна из беглых заметок записной книжки Пушкина, сделанных в библиотеке Вольтера,Џ«не оправдывает мотивировки, данной Пушкиным для получения права входа в Эрмитаж. Все они наоборот — нисколько не связаны со строгими занятиями официального историка. Несомненно были здесь и другие работы, и иные, более значительные, важные и обширные записи, выписки.

Вероятно прежде всего, чтобы оправдать свое официальное заявление, обращался Пушкин к петровским богатым материалам.

Надо полагать, что многое из материалов, оставшихся в бумагах Пушкина после его смерти, еще будет приведено в связь с библиотекой Вольтера. Но интересовавшие нас заметки с несомненностью свидетельствуют уже об одном — о том, что кроме официальных интересов историка Пушкина привели в библиотеку Вольтера еще и другие интересы совершенно особого порядка. Старый пиэтет к имени фернейского патриарха остался для Пушкина прежним: он был на первом плане. Даже простое перечисление «первой страницы каталога вольтеровых книг» — живое свидетельство этого взволнованного пиэтета. Быть может Пушкин даже собирался дать в своем «Современнике» краткую информацию о драгоценных фолиантах: экземпляре библии, томах Юстина, Тертуллиана, Иеронима, Евсевия, с заметками великого врага религии, которого в 1830 г. он называл

« ........ циник поседелый,

Умов и моды вождь пронырливый и смелый».

Войдя в его библиотеку, он обратился прежде всего к его образу, к его драгоценным манускриптам. Это оживление интереса к Вольтеру любопытно для понимания пушкинской идеологии в ту эпоху. Историография сама собой, но раньше всего для себя хотел запечатлеть Пушкин кое-что и в спешном рисунке, и в беглой записи, и в трудолюбивой копии.

Только слегка приоткрывается завеса над этими двойными интересами Пушкина.

С Вольтером надо было обращаться скрытно, осторожно.

Через год после этого эпизода Пушкин писал по поводу «Истории Пугачева»: «Из предисловия... должно будет выкинуть имя Вольтера, хотя я и очень люблю его». В предисловии остались слова: «Историческая страница на которой встречаются имена Екатерины, Румянцева, двух Паниных, Суворова, Бибикова, Михельсона, Державина». Имени Вольтера Пушкин не посмел оставить.

Но оно должно открывать этот перечень имен.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Стих «Полтавы» «к врагу на ужин прискакать» основан на заключительном эпизоде третьей книги «Истории Карла» («L’envie lui avait pris, en passant si près de Dresde, d’allez rendre une visit au roi Auguste... Charles déjeuna avec lui comme un voyageur qui vient prendre congé de son ami ..» и т. д.). См. в библиотеке Пушкина «Сочинения Вольтера», т. XV, стр. 128—129 (в этой же книге имеется закладка Пушкина с клочком письма С. Л. Пушкина 1834 года между стр. 182—183).

² Возможно, что Пушкин читал для этой цели Вольтера еще в Одессе, в Воронцовской библиотеке. (См. «Сборник Всеукраінськой Ак. Наук. Украіна», 1928, № 1, стр. 48.)

³ Все эти документы перепечатаны Сухониным («Дела III Отделения», 1906 г., стр. 127—130). Ср. замечание Н. А. Гастфрейнда в предисловии к изданным им документам о Пушкине (1900 г., стр. 22): «Замечательна поспешность, с которой он был принят на службу: в том же июле уже состоялось высочайшее повеление. Можно подумать, что только и ждали письма Пушкина».

⁴ Ср. «История императорской Академии Наук в Петербурге», т. I, 1870 г., стр. 381.

⁵ Там же, т. II, стр. 617. Ср. «Архив М. Н. Воронцова», т. III, стр. 266.

⁶ № 1491 библиотеки Пушкина, стр. 106—107, 124—125, 186—187 и др. Ср. также закладку Пушкина в № 949.

⁷ Там же, стр. 288—289.

⁸ Там же, стр. 292—293.

⁹ Там же, стр. 314—315 и заложенные стр. 386—387.

¹⁰ Там же, стр. 418—419.

¹¹ Там же, стр. 42�—428. Замечу попутно, что до сих пор был неизвестен источник заключительного места в письме Пушкина от 11 октября 1830 г. к невесте: «Прощайте, мой прелестный ангел. Целую кончики ваших крыльев, как говорил Вольтер людям, которые не стоили вас». Это — обычный рефрен писем Вольтера к гр. д’Аржантайль. (Ср. в библиотеке Пушкина, т. XXXVI, стр. 131, 365, 408 и след., 467, 589 — ближе всего в письме от 5 сентября 1761.г: «Mes anges, je baise le bout de vos ailes».

¹² В томе 40, стр. 63 имеется также закладка Пушкина на письме Фридриха II, спрашивающего Вольтера, для чего предпринимает онњ«историю сибирских медведей». Фридрих полагает, что все уже сказано в «Истории Карла» и не собирается читать истории «этих варваров», стараясь забыть, что они существовали на земле.

¹³ Подробное заглавие книги см. в описании Б. Л. Модзалевского «Библиотека А. С. Пушкина», стр. 276, № 1110; т. I разрезан до стр. 281 (а не 285, как ошибочно указано Б. Л. Модзалевским); т. II — со стр. 33 до конца.

¹⁴ Императрица предложила г-же Дени «50 тыс. экю деньгами и такой же стоимости алмазов, шуб и проч.»

¹⁵ Опускаю примечание, оговаривающее, что Екатерине могли быть отправлены Ваньером лишь книги и те манускрипты, которые присоединил сам Ваньер, да может быть копии. Остальные же рукописи были проданы ПанкукЏ для его издания сочинений Вольтера.

¹⁶ Ср. «Письма и бумаги имп. Екатерины II, хранящиеся в Императорской Публичной Библиотеке, изд. А. Ф. Бычковым». СПБ, 1873 г., стр. 16 (рескрипт И. С. Барятинскому — посланнику в Париже — об оказании содействия «секретарю Ванье, который вскоре намерен оттуда направиться в Санктпетербург с библиотекою после Вольтера мною купленною». Ср. «Voltaire et la police... avec un essai sur la bibliothèque de Voltaire, par L. Léouzon le Duc», 1867, p. 233.

¹⁷ См. план и подробности в книге «Музеи имп. Эрмитажа». Описание. СПБ., 1861 г., стр. 128—135. Библиотека Вольтера. Позже (в 40-х годах) библиотека была перемещена на верх.

¹⁸ «Переписка Пушкина», ред. В. И. Саитова, т. II, 1908 г., стр. 373, письмо с надписью рукой Бенкендорфа.

¹⁹ Эти документы перепечатаны Сухониным («Дела III Отделения», 1906 г., стр. 127—130).

²⁰ Опись № 36 (1629), «Дело № 300, № 688.2 «О допущении известного сочинителя Александра Пушкина рассмотреть хранящуюся в Эрмитаже библиотеку Вольтера» (стр. 92).

²¹ «Дела III Отделения», стр. 130.

²² Поступил от Н. А. Котляревского.

²³ См.Ґ«Inventaire des manuscrits de la bibliothèque de Voltaire conservée à la bibliothèque impériale publique de St.-Pétersbourg parM. Fernand Caussy», Paris. MDCCCCXIII.

²⁴ Бумаги А. А. Краевского 45-в — папка «Пушкин»: А № 1 лл. 95²—100¹. (Ср.„«Отчет Публичной Библиотеки», 1889 г., стр. 51—56). Страницы с записями в библиотеке Вольтера заполнялись Пушкиным в обратном порядке (с другого конца), чем остальное содержание тетради. Последовательность записей (от 10 марта к 16 марта) видна из порядка прилагаемых снимков. Анализ записей дается в порядке общей пагинации тетради (листы 93²—100¹).

²⁵ Напр. чудесный рисунок в тетради № 2370, л. 41. Вольтер во фригийском колпаке и профиль внизу; в тетради № 2371, л. 96² (черновые «Полтавы»; Вольтер в парике, в тетради № 2387 (тетр. № 6), л. 33²; профиль в тетради № 2374, л. 6²; позднейший синтетический портрет к статье Пушкина о Вольтере (№ 2386, В., л. II).

²⁶ Модзалевский, Б. Л., Библиотека А. С. Пушкина, стр. 305, № 1235.

²⁷ Модзалевский, Л. Б., Рукописи Пушкина в собр. Гос. Публичной Библиотеки в Ленинграде. Л., 1929, стр. 26.

²⁸ Стр. 62, ср. также примечание.

²⁹ Т. 37, стр. 525, письмо № 414 от 28 янв. 1772 г., разрезано.

³⁰ Т. 40, стр. 176 (письмо от 18 ноября 1771 г., конец), разрезано.

³¹ Там же, стр. 177, разрезано.

³² Там же, стр. 286, письмо от 15 февраля 1775 г.

³³ Там же, стр. 292. Следует обратить внимание, что кроме вышеуказанного в том же 40-м томе заложено Пушкиным бумажной закладкой письмо Екатерины (N 135 на стр. 70Ї—705), касающееся Пугачева и Бибикова, и ответ Вольтера (№ 136 на стр. 705), цитированный Пушкиным позже в гл. IV «Истории Пугачева» вместе со следующим письмом Екатерины (№ 157). Пушкин в примечаниях дал лишь глухую ссылку на «Переписку Вольтера с императрицею».

³⁴ «Рукописи Пушкина в собр. Гос. Публичной Библиотеки в Ленинграде». Составил Л. Б. Модзалевский, 1929, стр. 26, л. 96².

³⁵ Шифр: 2.7.211.

³⁶ «Сочинения Пушкина», изд. Академии Наук СССР, IX том, 1928 г., стр. 492 и ч. 2, стр. 984. Бумага заметки с водяным знаком 1834 г. На связь всех этих заметок до сих пор не обращалось внимания. Таблицы еврейского алфавита имелись в библиотеке Пушкина (№ 582 и № 1014, стр. 9). Однако записи Пушкина восходят видимо к устному источнику, как видно из перевода еврейских букв.