Разговор книгопродавца с поэтом ("Стишки для вас одна забава...")
РАЗГОВОР
КНИГОПРОДАВЦА С ПОЭТОМ
Книгопродавец Стишки для вас одна забава, Немножко стоит вам присесть, Уж разгласить успела слава Везде приятнейшую весть: Поэма, говорят, готова, Плод новый умственных затей. Итак, решите; жду я слова: Назначьтќ сами цену ей. Стишки любимца муз и граций Мы вмиг рублями заменим И в пук наличных ассигнаций Листочки ваши обратим. О чем вздохнули так глубоко, Нельзя ль узнать? Поэт Я был далеко: Я время то воспоминал, Когда, надеждами богатый, Поэт беспечный, я писал Из вдохновенья, не из платы. Я видел вновь приюты скал И темный кров уединенья, Где я на пир воображенья, Бывало, музу призывал. Там слаще голос мой звучал; Там доле яркие виденья, С неизъяснимою красой, Вились, летали надо мной В часы ночного вдохновенья. Всё волновало нежный ум: Цветущий луг, луны блистанье, В часовне ветхой бури шум, Старушки чудное преданье. Какой-то демон обладал Моими играми, досугом; За мной повсюду он летал, Мне звуки дивные шептал, И тяжким, пламенным недугом Была полна моя глава; В ней грезы чудные рождались; В размеры стройные стекались Мои послушные слова И звонкой рифмой замыкались. В гармонии соперник мой Был шум лесов, иль вихорь буйный, Иль иволги напев живой, Иль ночью моря гул глухой, Иль шепот речки тихоструйной. Тогда, в безмолвии трудов, Делиться не был я готов С толпою пламенным восторгом И музы сладостных даров Не унижал постыдным торгом; Я был хранитель их скупой: Так точно, в гордости немой, От взоров черни лицемерной Дары любовницы младой Хранит любовник суеверный. Книгопродавец Но слава заменила вам Мечтанья тайного отрады: Вы разошлися по рунам, Меж тем как пыльные громады Лежалой прозы и стихов Напрасно ждут себе чтецов И ветреной ее награды. Поэт Блажен, кто про себя таил Души высокие созданья И от людей, как от могил, Не ждал за чувство воздаянья! Блажен, кто молча был поэт И, терном славы не увитый, Презренной чернию забытый, Без имени покинул свет! Обманчивей и снов надежды, Что слава? шепот ли чтеца? Гоненье ль низкого невежды? Иль восхищение глупца? Книгопродавец Лорд Байрон был того же мненья; Жуковский то же говорил; Но свет узнал и раскупил Их сладкозвучные творенья. И впрям, завиден ваш удел: Поэт казнит, поэт венчает; Злодеев громом вечных стрел В потомстве дальнем поражает; Героев утешает он; С Коринной на киферский трон Свою любовницу возносит. Хвала для вас докучный звон; Но сердце женщин славы просит: Для них пишите; их ушам Приятна лесть Анакреона: В младые лета розы нам Дороже лавров Геликона. Поэт Самолюбивые мечты, Утехи юности безумной! И я, средь бури жизни шумной, Искал вниманья красоты, Глаза прелестные читали Меня с улыбкою любви; Уста волшебные шептали Мне звуки сладкие мои... Но полно! в жертву им свободы Мечтатель уж не принесет; Пускай их юноша поет, Любезный баловень природы. Что мне до них? Теперь в глуши Безмолвно жизнь моя несется; Стон лиры верной не коснется Их легкой, ветреной души; Не чисто в них воображенье: Не понимает нас оно, И, признак бога, вдохновенье Для них и чуждо и смешно. Когда на память мне невольно Придет внушенный ими стих, Я так и вспыхну, сердцу больно: Мне стыдно идолов моих. К чему, несчастный, я стремился? Пред кем унизил гордый ум? Кого восторгом чистых дум Боготворить не устыдился? Книгопродавец Люблю ваш гнев. Таков поэт! Причины ваших огорчений Мне знать нельзя; но исключений Для милых дам ужели нет? Ужели ни одна не стоит Ни вдохновенья, ни страстей И ваших песен не присвоит Всесильной красоте своей? Молчите вы? Поэт Зачем поэту Тревожить сердца тяжкий сон? Бесплодно память мучит он. И что ж? какое дело свету? Я всем чужой. Душа моя Хранит ли образ незабвенный? Любви блаженство знал ли я? Тоскою ль долгой изнуренный, Таил я слезы в тишине? Где та была, которой очи, Как небо, улыбались мне? Вся жизнь, одна ли, две ли ночи? ........................ И что ж? Докучный стон любви, Слова покажутся мои Безумца диким лепетаньем. Там сердце их поймет одно, И то с печальным содроганьем: Судьбою так уж решено. Ах, мысль о той души завялой Могла бы юность оживить И сны поэзии бывалой Толпою снова возмутить! Она одна бы разумела Стихи неясные мои; Одна бы в сердце пламенела Лампадой чистою любви. Увы, напрасные желанья! Она отвергла заклинанья, Мольбы, тоску души моей: Земных восторгов излиянья, Как божеству, не нужно ей. Книгопродавец Итак, любовью утомленный, Наскуча лепетом молвы, Заране отказались вы От вашей лиры вдохновенной. Теперь, оставя шумный свет, И муз, и ветреную моду, Что ж изберете вы? Поэт Свободу. Книгопродавец Прекрасно. Вот же вам совет. Внемлите истине полезной: Наш век — торгаш; в сей век железный Без денег и свободы нет. Что слава?— Яркая заплата На ветхом рубище певца. Нам нужно злата, злата, злата: Копите злато до конца! Предвижу ваше возраженье; Но вас я знаю, господа: Вам ваше дорог™ творенье, Пока на пламени труда Кипит, бурлит воображенье; Оно застынет, и тогда Постыло вам и сочиненье. Позвольте просто вам сказать: Не продается вдохновенье, Но можно рукопись продать. Что ж медлить? уж ко мне заходят Нетерпеливые чтецы; Вкруг лавки журналисты бродят, За ними тощие певцы: Кто просит пищи для сатиры, Кто для души, кто для пера; И признаюсь — от вашей лиры Предвижу много я добра. Поэт Вы совершенно правы. Вот вам моя рукопись. |
Примечания
РАЗГОВОР КНИГОПРОДАВЦА С ПОЭТОМ. Напечатано в форме предисловия при издании первой главыф«Евгения Онегина» (1825 г.). Написано 6 сентября 1824. Стих «Пускай их юноша поет» в первом издании читался:
Пускай их Шаликов поэт.
Также и в рукописи, но первоначально было:
Пускай их Батюшков поет.
См. об этом письма Пушкина Вяземскому от 19 февраля и 25 мая 1825 г.
Из ранних редакций
В рукописи после стиха "Старушки чудное преданье":
Меня не знал в то время свет, Но мне внимала вся природа, Воистину я был поэт, Но для себя, не для народа.
После стиха "Искал вниманья красоты":
Мои слова, мои напевы Коварной силой иногда Смирить умели в сердце девы Волненье сладкого стыда.
После стиха "Боготворить не устыдился?":
Ах, лира, лира! что же ты Мое безумство разгласила? Ах, если б Лета поглотила Мои летучие листы И память мертвой красоты Сокрыла б темная могила!..
После стиха "Судьбою так уж решено":
С кем поделюсь я вдохновеньем? Одна была ... пред ней одной Объятый грустным упоеньем, С неизъяснимою тоской - Там, там, где тень, где лист чудесный, Где льются вечные струи, Я находил язык небесный, Язык поэтов и любви...
В первом издании к стихотворению было сделано примечание:
Заметим, для щекотливых блюстителей приличий, что Книгопродавец и Поэт оба лица вымышленные. Похвалы первого не что иное, как светская вежливость, притворство, необходимое в разговоре, если не в журнале•