Измайлов Н.В. - Лирические циклы в поэзии Пушкина конца 20—30-х годов. Часть 6.

6

Список, о котором идет речь, находится на обороте согнутого вдвое листа, на трех других страницах которого написан беловой с поправками текст первых 42 стихов стихотворенияЙ«Странник».⁶⁷ Текст списка таков (первое заглавие — «Из Bunyan» — надписано после остального текста):

Из  Bunyan
Кладбище
Мне  не спится
Молитва
Сосны
Осень в деревне
Не дорого ценю
Зачем  ты  бурный Акв<илон>
Последняя  туча

Последняя строчка зачеркнута. Далее начата еще строчка — вероятно,›«Мн<е не спится>», и тотчас зачеркнута как начатая вторично по ошибке. Сбоку записана и зачеркнута дата: «1825».

Список прокомментирован в свое время М. А. Цявловским,⁶⁸ но в комментарий его нужно внести некоторые поправки и дополнения. Датировка списка не очень точно определяется, но пределы ее не вызывают сомнений: список составлен после 14 августа 1836 г. (дата написани� стихотворения «Когда за городом, задумчив, я брожу...», обозначенного в списке как «Кладбище») и до конца декабря того же года (так как «Аквилон» напечатан в «Литературных прибавлениях к „Русскому инвалиду“» 2 января 1837 г.), — вернее всего, осенью (в сентябре — октябре) 1836 г. Почти все стихотворения легко устанавливаются.

«Из Bunyan» — «Странник», стихотворение, писавшееся в июне или июле 1835 г. (дата на перебеленной рукописи «26 ию<...?> 1835» не может быть установлена в отношении месяца), но переписывавшееся набело, вероятно, позднее — немногим ранее или одновременно с рассматриваемым списком, так как последний находится на обороте перебеленного текста начала

«Странника» (если, конечно, «Странник» не начат переписываться после составления списка — и брошен потому, что Пушкин заметил, что лист уже занят).

«Кладбище» — «Когда за городом, задумчив, я брожу...», написанное 14 августа 1836 г., или (что менее вероятно) «Стою печален на кладбище...», дошедшее до нас лишь в черновом автографе 1833—1834 гг.; неизвестно, было ли оно перебелено; но, недоработанное и брошенное, оно едва ли могло войти в список.⁶⁹

«Мне не спится» — «Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы...», стихотворение, написанное в октябре 1830 г., но переписанное и обработанное, по-видимому, в 1835 г.

«Молитва» — очевидно, «Отцы пустынники и жены непорочны...», беловая рукопись которого помечена «22 июля (или: июня) 1836».

«Сосны» — несомненно, «Вновь я посетил...», стихотворение, помеченное «26 сентября 1835».

«Осень в деревне» — по мнению М. А. Цявловского, основанному на списках стихотворений, приготовленных для издания 1832 г., — «Осень» («Октябрь уж наступил...»), — стихотворение, написанное в октябре — начале ноября 1833 г., а начатое, как предполагалось, осенью 1830 г. Но, как было показано выше, списки 1830—1831 гг. имеют в виду не «Осень», тогда еще не существовавшую, но «Румяный критик мой, насмешник толстопузый...» — стихотворение, помеченное 1 и 10 октября 1830 г. Вероятно, и рассматриваемый список под обозначением «Осень в деревне» имеет в виду то же самое стихотворение, которое так названо во втором списке к изданию 1832 г.⁷⁰

«Не дорого ценю» — «Из Пиндемонти», помеченное 5 июля 1836 года.

«Зачем ты, бурный (в печати: грозный. — Н. И.) АкЁ<илон>» — стихотворение «Аквилон», помеченное в беловом автографе, а затем в печати, 1824 годом; отделано и закончено оно было, согласно помете на том же беловом автографе, в Болдине, 7 сентября 1830 г. «Аквилон», как и «Осень в деревне», входит в списки стихотворений, предназначенных для издания 1832 г.

«Последняя туча» — стихотворение «Туча» («Последняя туча рассеянной бури...»), датируемое по утраченной теперь рукописи 13 апреля 1835 г. (или, во всяком случае, написанное не позднее середины июня 1835 г.). Как заметил М. А. Цявловский, Пушкин, вспомнив, что стихотворение уже напечатано,⁷¹ вычеркнул его.

Таким образом, в небольшой этот список вошли только не напечатанные к осени 1836 г. стихотворения 1830, 1833, 1835 и 1836 гг.; это показывает, что составлен он был не для сборника стихотворений, но именно для журнальной публикации новых, неизданных вещей. Отбор их позволяет сделать некоторые наблюдения.

В список вошло несколько произведений очень важного для Пушкина значения. Разнообразные по тематике, поэтическому стилю и метрической форме, они объединяются общим характером — своей медитативностью, сочетанием глубоко личного начала с широкими обобщениями философского, этического, общественно-политического содержания. С формальной точки зрения трудно, конечно, назвать эти восемь стихотворений циклом, но по существу они объединены глубокой внутренней связью, позволяющей видеть в них объединение циклического типа.

О значении некоторых из них — «Из Bunyan» («Странник»), «Кладбище» («Когда за городом, задумчив, я брожу...»), «Молитва» («Отцы пустынники и жены непорочны...»), «Осень в деревне» («Румяный критик мой, насмешник толстопузый...») или же — «Осень (отрывок)» («Октябрь уж наступил...»), «Не дорого ценю» («Из Пиндемонти»), «Зачем ты, бурный Акв<илон>» («Аквилон») — уже говорилось раньше, и нет надобности к ним возвращаться. Новые произведения, не включавшиеся раньше в проекты изданий, характеризуются, теми же свойствами.

«Последняя туча рассеянной бури...» — одновременно и объективная картина природы, и выражение субъективного состояния поэта после пронесшейся над ним «бури» — его столкновения с царем и Бенкендорфом, или еще шире — выражение страстного желания поэта получить свободу и покой от всего, что многие годы тревожило и тяготило его жизнь. Напечатанное одиноко и случайно в «Московском наблюдателе», оно воспринималось только как картина природы, особенно потому, что «Московский наблюдатель» был совершенно чужд воззрениям и настроениям Пушкина. Введенное же в контекст, поставленное рядом с «Аквилоном», оно получило бы совершенно иной смысл, иное звучание, настойчиво напоминало бы читателю о бурях, проносившихся в последнее десятилетие не только над жизнью поэта, но и над общественно-политической жизнью России вообще. Поэтому исключение «Тучи» из списка нужно объяснять не только тем, что она уже была напечатана, но и другими вероятными соображениями, одновременно эстетическими и политическими: два стихотворения рядом или почти рядом на одинаковую тему создавали впечатление художественного однообразия — и этим, быть может, слишком явно подсказывался читателю скрытый смысл обоих произведений.

«Мне не спится, нет огня...» («Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы») — написано в Болдине в октябре 1830 г., а переписано и отделано значительно позже, по-видимому в 1835 г. (см. Акад. III₂, 860—862 и 1220—1221). Стихотворение это — одно из наиболее значительных «раздумий» в лирике Пушкина; созданное в Болдинскую осень, в переломный момент жизни поэта, оно отражает и чувство глубокого одиночества, в котором он находился, и сознание бессмысленности жизни, тяготеющее над ним, и возмущение этой бессмысленностью, и желание во что бы то ни стало овладеть внутренней логикой жизни:

Я  понять тебя  хочу,
Смысла  я  в  тебе  ищу...

Рационалистическое, характерное для Пушкина заключение становится еще яснее и выразительнее при сопоставлении его с поправкой, внесенной Жуковским в последнюю строку при печатании стихотворения в посмертном издании:

Я  понять тебя  хочу,
Темный  твой  язык  учу...⁷²

Поправка имеет целью не только «улучшение рифмы» (как полагает редактор Академического издания), но и замену пушкинского рационализма — признанием мистической темноты бытия, свойственным Жуковскому.

Наконец, «Сосны» — так условно названо стихотворение «Вновь я посетил Тот уголок земли, где я провел...», написанное 26 сентября 1835 г. в Михайловском (может быть, впрочем, это не только обозначение, но Пушкин думал так озаглавить стихотворение в печати, и это заглавие следовало бы ввести в основной текст). Для этого углубленного в себя, медленно текущего ряда размышлений о своем прошлом и о будущем, связанного с картинами любимых им мест, Пушкин выбрал необычный и, казалось бы, не лирический размер — драматический белый пятистопный ямб, без цезур; такой стих придал стихотворению характер внутреннего монолога, перемежающегося паузами, меняющего тон в зависимости от места, где находится и которое рассматривает поэт: каждое место в усадьбе и вокруг нее вызывает разного рода воспоминания, эмоции и размышления. Обрабатывая стихотворение, Пушкин не только сократил его, устранив длинноты и излишние, по его мнению, подробности, но изъял целые отрывки, представлявшиеся ему слишком откровенными и слишком интимными, оставляя лишь то, что имеет общее значение и носит сдержанно-спокойный характер. Самое откровенное и трагическое признание, бывшее в конце чернового текста стихотворения и потом изъятое (от «я еще Был молод, но уже судьба и страсти» до «И ненависть и грезы мести бледной» — III₂, 996 и 1003—1005), по смыслу очень близко ко второй (также изъятой при публикации) половине «Воспоминания» (1828). Но к скорбному воспоминанию о печальной, мучительной юности в размышлении 1835 г. присоединяется новая мысль — о спасительном влиянии поэзии, благодаря которому он прошел через тяжкое испытание и «воскрес душой»: это признание совершенно точно характеризует переживания Пушкина и его творчество в Михайловском зимой 1824—1825 гг.⁷³

Сдержанно-грустные размышления о прошлом, подводящие итог жизни поэта почти за двадцать лет (с 1817 г., когда он впервые приехал в Михайловское), сменяются в конце стихотворения мыслью о будущем, о новых поколениях, т. е. о вечном движении и развитии в природе и в человеческом обществе, — с характерным для Пушкина оптимистическим обращением: «Здравствуй, племя Младое, незнакомое!» и т. д. Среди лирических стихотворений последних лет жизни поэта «Сосны» являются одним из важнейших по мысли, по содержанию и одним из своеобразнейших и совершеннейших по художественной форме.

Как видно, небольшой список стихотворений, рассматриваемый нами, очень значителен и разнообразен в смысле тематики, образов, мыслей и художественных форм. Осуществление его в печати при жизни Пушкина раскрыло бы ряд чрезвычайно важных, неизвестных читателям и критике моментов его лирического творчества и показало бы всю несостоятельность широко распространенных тогда суждений о том, что Пушкин как поэт-лирик исчерпал себя, окончил свой путь и представляет явление прошлого. Но Пушкин не успел напечатать ни цикла, обозначенного номерами, ни стихотворений, входящих в последний список. Эти вершинные произведения его зрелой лирики увидели свет лишь в посмертном «Современнике» или в дополнительных томах посмертного издания, а некоторые — через много лет после смерти поэта. Лирика 30-х годов осталась при жизни Пушкина скрытым от читателей творчеством «для себя».