Скачать текст произведения

Измайлов Н.В. - Лирические циклы в поэзии Пушкина конца 20—30-х годов. Часть 7.

7

В самом конце 1836 г. (или даже в начале января 1837-го) Пушкин заключил договор с книгопродавцем Плюшаром на издание сборника своих стихотворений.74 В архиве Пушкина сохранилась — правда, не полностью — заготовленная для сборника рукопись в виде писарских копий с печатных текстов, размещенных по отделам в обложках с заголовками, надписанными рукоЊ Пушкина.75 На этой рукописи необходимо остановиться.

Полное суждение о предположенном Пушкиным издании стихотворений затруднительно потому, что рукопись сборника сохранилась далеко не вся — или составление ее не было закончено Пушкиным; состав и порядо§ стихотворений в отделах, несомненно, спутаны — уже после смерти Пушкина, и тексты сложены случайно, в полном беспорядке, с нарушением нумерации; часть материалов, возможно, использована для посмертного издания 1838—1841 гг.76 То, что сохранилось, представляет следующие особенности.

В рукопись вошли только те стихотворения, которые уже были напечатаны в‹«Стихотворениях Александра Пушкина» (чч. I—IV, 1829, 1832 и 1835); ни одно стихотворение, отсутствующее в этих четырех частях, сюда не введено или по крайней мере не сохранилось.

Сборник разделен на отделы, объединяющие стихотворения по жанровым признакам и частично повторяющие отделы издания 1826 г., с прибавлением новых, соответственно новым формам, возникшим в поэзии ПушкинЊ после 1825 г., и отчасти — соответственно практике изданий других поэтов, в особенности четвертого издания стихотворений Жуковского 1835—1836 гг. Мы видим в сборнике обложки следующих отделов, надписанные рукой Пушкина:

Стихотворения лирические, т. е., по-видимому, декламационного, ораторского типа; ср. в издании Жуковского.

Подражания древним. Ср. сборник 1826 г.; состав отдела, видимо, сохранился не полностью.

Послания. Ср. сборник 1826 г.

Эпиграммы, надписи и пр. Ср. сборник 1826 г.; возможно, что сюда теперь перенесена часть материала из отдела «Подражания древним».

Баллады и песни. Ср. в издании Жуковского: 1) «Романсы и песни», 2) «Баллады», выделенные как вполне определенный жанр. У Пушкина понятие баллады более широко и свободно; из «песен» в этом отделе «Певец» 1816 г., но состав отдела, быть может, и спутан.

Сонеты. Здесь, однако, кроме трех сонетов 1830 г., находятся стихотворения разных жанров, разного стиля и содержания, внесенные, быть может, Жуковским, который написал и второе заглавие: «Песни. Стансы. Сонеты»; но «Анчар», например, не подходит ни под одно из этих определений, если только не рассматривать его как «стансы».

Стихи, сочиненные во время путешествия (1829). Здесь собран весь цикл «кавказских» стихотворений, о котором мы говорили выше.

Песни западных славян. Последние два отдела действительно обладают тематическим, а второй — и жанровым единством и составляют «циклы» в собственном смысле.

Вольные подражания восточным стихотворениям. Сюда, кроме «Подражаний Корану» и стихов на библейские мотивы, входят «Пророк» и «Ангел».

Простонародные сказки. Здесь отсутствует, вероятно случайно, напечатанная в III части стихотворений «Сказка о царе Салтане»; «Жених», которого Пушкин определял как «простонародную сказку» (см. список, опубликованный в сб. Рукою Пушкина, с. 266, № 20), перенесен в отдел «Баллад и песен», в чем, вероятно, нужно видеть вмешательство Жуковского после смерти Пушкина.

Разные стихотворения. Первоначально отдел названє«Смесь» (ср. в четвертом издании стихотворений Жуковского 1835—1836 гг.); сюда вошли и «Поэт и толпа», и «Разговор книгопродавца с поэтом» — вместе с тем «Прозерпина», перевод из «Конрада Валленрода» и пр.

Последний раздел — без пушкинского заглавия, с надписью Жуковского: «Разговорн<ые>» (т. e. драматические произведения?), куда входят «Моцарт и Сальери», «Пир во время чумы» и «Сцена из Фауста». Последняя, впрочем, носит № XX, т. e. перенесена из какого-то другого отдела.

Как видно, в числе отделов нет ни «элегий», ни отдела, посвященного лирическим произведениям медитативного рода и крупного значения — или они должны были раствориться в отделе «Разных стихотворений»; но подобного рода произведения вообще отсутствуют или не сохранились в рукописи; достаточно назвать такие, вошедшие в первые две части «Стихотворений», как «Погасло дневное светило...», «К Овидию», «Демон», «К морю», «А. Шенье», «19 октября» (1825), «Воспоминание» и почти всю любовную лирику 20-х годов.77

Возможно, что все они должны были войти в другие, неосуществленные отделы; возможно и то, что листы рукописи, содержавшие эти и другие стихотворения, затеряны или были использованы при подготовке посмертног™ издания.78

Как бы то ни было, рукопись 1836 г. дает слишком зыбкий материал для окончательных суждений. Мы можем лишь сказать, что Пушкин в этом последнем, предположенном сборнике хотел отменить хронологический порядо™ первых трех частей «Стихотворений» (нарушенный уже там наличием отдела стихотворений «Разных годов») и сгруппировать материал частично по внутренне-тематическим признакам (например, кавказские стихотворения 1829 г.), совпадающим в иных случаях с жанровыми («Песни западных славян», «Простонародные сказки», «Подражания восточным стихотворениям», «Подражания древним», драматические произведения, «Сонеты»). Некоторые отделы, однако, образованы по жанровому признаку в его классическом, чисто формальном понимании («Лирические стихотворения», «Послания»), другие же крайне расплывчаты («Баллады и песни», «Эпиграммы и надписи» — в особенности раздел, быть может и не принадлежащий выбору Пушкина, которому Жуковский дал название «Песни, стансы, сонеты»). Важнейший же для Пушкина в 30-х годах род лирики — выражающий отношение поэта к миру, содержащий его переживания и размышления, т. e. то, что принято называть медитативной лирикой, не находит себе в сборнике определенного места. Здесь требовались иные принципы группировки или циклизации стихотворений, но в сохранившейся рукописи (содержание которой дано выше) отсутствуют как соответствующие разделы, так и самый материал; нет, как сказано, ни одного стихотворения 1830—1836 гг., не бывшего до тех пор в печати, более того, нет ни одного не вошедшего в сборники 1829—1835 гг. и недостает многих, бывших в этих сборниках.

Чем же объяснить то странное явление, что Пушкин, с половины 20-х годов отрицавший жанровое деление лирики, стремившийся в 1829 и 1832 гг. представить читателю картину своего творчества в его хронологии, т. e. в его историческом развитии, теперь, подводя итог своей более чем двадцатилетней деятельности, решительно отказывается от историзма и возвращается, хотя и не в полной мере, к устарелой для него и для русской поэзии вообще жанровой классификации? Ответ, как кажется, может быть дан такой.

Проект издания стихотворений 1836 г., составленный в то время, когда Пушкин находился в мучительно тяжелом положении — и моральном, и материальном, — был вызван в значительной мере денежными соображениями. Совет «книгопродавца» «поэту», выраженный некогда в многозначительной формуле:

Не  продается  вдохновенье,
Но  можно  рукопись продать, —

не только не утратил для поэта своего смысла, но был еще оживлен литературно-журнальной борьбой 1835—1836 гг., и Пушкин сознательно ему следовал. Но для того чтобы скоро реализовать сборник, нужно было и подготовить его быстро, без затраты времени и нового труда, лишь с самой поверхностной правкой,79 обеспечив максимально безболезненное прохождение его через цензуру. А этого можно было достичь, перенеся в новое издание готовый, процензурованный материал прежних сборников, без добавления чего-либо нового, неизданного, что могло смутить цензуру или требовало творческой художественной отделки. Но сборник не должен был быть и точным повторением прежних, а совсем новым, притом — замкнутым в себе, отдельным изданием. Он не был и подведением итогов всего творческого пути поэта — поскольку в него не входило почти ничего из произведений последних пяти лет (1832—1836). В лучшем случае он мог считаться итогом — да и то неполным — предшествующего периода — от первых шагов Пушкина-лицеиста (1815) до начала 30-х годов (1831). В этих условиях не было оснований сохранять хронологический принцип первых трех сборников: хронологическое размещение стихотворений имело бы смысл лишь в том случае, если бы сборник был пополнен неизданными произведениями последних пяти лет или входил в число других томов собрания сочинений Пушкина. Теперь же погодное расположение материала, заканчивающееся 1831 г., только подчеркивало бы отсутствие произведений последних лет, т. е. мнимое исчезновение творческих сил поэта-лирика, о чем так много писали в журналах и говорили среди читателей. В этих соображениях, как кажется, нужно искать оснований отказа Пушкина от хронологического принципа в пользу жанрово-тематического.80

Сущность дела, однако, в том, что и выпуск сборника в том виде, в каком он был предложен, и в том составе, в каком он нам известен, не дал бы читателям ничего нового и не раскрыл бы перед ними лирической поэзии Пушкина последнего периода. Пушкин оставался бы в глазах критиков и читателей (даже критиков-друзей, подобных Белинскому) тем, чем он сделался для них к середине 30-х годов, — поэтом прошлого, явлением почти историческим (в смысле его несовременности), и сборник лишь подтвердил бы сложившееся убеждение в том, что поэтический голос любимого некогда поэта-лирика навеки умолкнул. Только в случае продолжения «Современника», — а вопреки мнению издателя, такая возможность была очень сомнительна, так как Бенкендорф считал, что разрешение издать «4 тома статей чисто литературных... на подобие английских трехмесячных Reviews»81 дано Пушкину только на один 1836 г. и не распространяется на будущее, — только в дальнейших томах «Современника», предположенных на 1837 г., мог Пушкин осуществить свое желание — раскрыть перед читателями последние и важнейшие произведения своей лирической поэзии, и раскрыть притом в известной системе, в объединенных внутренними связями циклах, два проекта которых, намеченные в 1836 г., рассмотрены выше.

Но намерениям Пушкина не суждено было осуществиться. Его творчество 30-х годов стало известно русскому обществу лишь из публикаций в посмертном «Современнике», в некоторых альманахах и журналах и — еще через четыре года — в дополнительных томах посмертного издания.

Спустя полтора месяца после смерти Пушкина представитель близкой к поэту семьи Карамзиных, Александр Карамзин, писал в Париж своему брату Андрею:82 «Говорили, что Пушкин умер уже давно для поэзии. Однако же нашлись у него многие поэмы и мелкие стихотворения. Я читал некоторые, прекрасные донельзя. Вообще в его поэзии сделалась большая перемена, прежде главные достоинства его были удивительная легкость, воображение, роскошь выражений et une grace infinie, jointe à beaucoup de sentiment et de chaleur;83 в последних же произведениях его поражает особенно могучая зрелость таланта; сила выражений и обилие великих, глубоких мыслей, высказанных с прекрасной, свойственной ему простотою; читая их, поневоле дрожь пробегает и на каждом стихе задумываешься и чуешь гения».84

Этот отзыв внимательного и дружески настроенного современника дает замечательно верную, проникновенную оценку лирической поэзии Пушкина 30-х годов.