Выписки отдельных фраз и выражений из письма Сен-Пре к Юлии из романа Ж. Ж. Руссо «Новая Элоиза»
Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты. — 1935.
Il y a le bien et le mal dans notre vie qui «’est pas à éviter. Je suis maintenant dans cette époque fatale — la prudence ne peut rien, si l’âme est inquiette, le coeur troublé. — [On ne peut] Comment se rappelé au devoir. Je vois l’abyme qui m’entraîne et je ne saurai résister à la combinaison des maux, des peines, des souffrances — causés par une passion. — Je vous ai rencontré...
***
Délicieux... et de ce moment infortuné vous êtes devenue mon unique idée — sans vous je ne saurai existée, je n’ai pas encore [vue] connu une femme qui aurait tant de pouvoir sur moi — il n’y <a> rien au monde que je [pourrais] n’aurais préféré au bonheur d’être aimêe — d’être sur........ il n’y a pas un mal qui pourrait se comparé à celui de vous déplaire — il n’y a pas un bonheur...
***
Je suis las de souffrir inutilement — faut il enfin que je m’ôte à moi-même toute espérance?
Enfin, quoi qu’il en soit de mon sort, je sens que j’ai pris une charge au-dêssus de mes forces.
Je vous le dis sérieusement, croyez en ce coeur sensible qui ne vit que pour vous.
Перевод:
Есть добро и зло в нашей жизни, которые неизбежны. Я переживаю теперь такую роковую пору — осторожность ничему не поможет, если душа в беспокойстве, сердце в тревоге. — [Нельзя]
Где тут помнить о долге. Я вижу бездну, которая меня притягивает и я не в силах противиться соединению зол, мучений, страданий — причиненных страстью. — Я вас встретил...
***
Блаженный... и с этого злосчастного мгновения вы сделались моей единственной мыслью — без вас я бы не мог существовать, я еще не [видел] знал женщины, которая бы имела такую власть надо мною — нет ничего на светN что бы я [мог] предпочел счастью быть любимым — быть уверенным........ нет зла худшего, чем вам не нравиться — нет счастья...
***
Я измучился напрасно страдать — должен ли я наконец лишить себя всякой надежды?
Наконец, какова бы ни была моя участь, я чувствую, что взял на себя бремя свыше моих сил.
Говорю вам серьезно, верьте чувствительному сердцу, которое живет только для вас.1
Примечания
Запись печатается по тексту, единственный раз опубликованному в журналеТ«Весы» 1908, № 1, стр. 70. Автограф принадлежал к февралю 1905 г. и до января 1908 г. — коллекционеру автографов А. В. Жиркевичу, владельцу еще двух автографов Пушкина. В архиве Жиркевича, хранящемся в Рукописном отделении Гос. Толстовского музея в Москве, имеется между прочим пачка писем Б. Л. Модзалевского, который с 5 марта 1905 г. до 14 января 1907 г. буквально умолял Жиркевича снять фотографию с этого автографа и прислать ее Комиссии по изданию сочинений Пушкина при Академии Наук для экспертизы и включения в переписку Пушкина. Ответные письма не все сохранились, но, повидимому, Жиркевич ограничился обещанием прислать снимок, который передал в редакцию журнала «Весы».
Публикация этого текста была сопровождена таким комментарием от редакции (стрґ 4): «Три отрывка из неизданного письма А. С. Пушкина печатаются с любезного разрешения полковника Александра Владимировича Жиркевича, по фотографии, снятой с оригинала, ныне переданного им г. Четыркину. Письмо Пушкина обращено к лицу, нам неизвестному (может быть, к Н. Н. Гончаровой). Оригинал написан рукою Пушкина очень бегло, почти без знаков препинания и без больших букв, но достаточно четко. Некоторые явные описки нами поправлены, важнейшие помарки рукописи оговорены под строкой». Составлена эта заметка, конечно, редактором «Весов», В. Я. Брюсовым, которым очевидно сделана и транскрипция его.2
Все три абзаца отделены в публикации «Весов» один от другого звездочками, — очевидно и в подлиннике все они разделены.
13 марта 190° г. в газете «Русь» (№ 72) появилась анонимная заметка такого содержания: «В первой книжке «Весов» было помещено французское «письмо Пушкина». Рассматривавшие фотографический снимок с него, В. И. Саитов и Н. О. Лернер, признали почерк не пушкинским, а русскую подпись подложной, повидимому подклеенной; «письмо» полно таких орфографических ошибок, каких Пушкин никогда не делал, когда писал по-французски».
После этого Брюсов писал В. И. Саитову: «... теперь я вполне согласен с Вашим мнением и мнением Н. Лернера, что письмо, помещенное нами в № 1 (сообщенное нам А. В. Жиркевичем), — не Пушкина: повидимому, это настоящий подлог».3 Таким образом, подлинность письма была опорочена, и оно не было включено ни в академическое издание Переписки Пушкина, ни в Собрание его писем под редакцией Б. Л. Модзалевского.
До сих пор мне не удалось найти ни автографа, ни фотографии с него: Сергей Сильвестрович Четыркин4 — смоленский архивный деятель, которому после Жиркевича принадлежал автограф, — живет в Японии, так что следы автографа затеряны.
В поисках же фотографии с автографа мною обследован ряд архивов (Брюсова — у вдовы его Иоанны Матвеевны, Саитова — у самого Владимира Ивановича и в Литературном музее в Москве, Жиркевича — в Толстовско– музее в Москве, сохранившаяся часть архива журнала «Весы» в Литературном архиве при Союзе писателей), но тщетно.
Поэтому судить о почерке документа я не могу; но нужно заметить, что и теперь, когда почерк Пушкина лучше изучен, экспертиза его не всегда бывает безошибочна, и поэтому нет достаточных оснований признавать экспертизу Саитова и Лернера, с которой опрометчиво согласился Брюсов, решающим моментом.
Относительно русской подписи Пушкина на черновом французском письме его разъясняет дело отрывок из письма Жиркевича к Б. Л. Модзалевскому, от 2 марта 1905 г. «Нашел я здесь и неск. автографов Пушкина, отрывок (черновой) его французского любовного письма к какой-то особе, а также русскую подпись поэта, варварски оторванную от оригинала текста».5. Очевидно, фотограф «художественно» сделал снимок с обоих документов вместе, наложив подпись на нижнее поле письма.
Орфографические же ошибки Пушкина во французском языке, при исключительном знании его, — факт несомненный. Об этом см. статью Б. В. Томашевского «Французская орфография Пушкина в письмах к Е. М. Хитрово» в книге «Письма Пушкина к Елизавете Михайловне Хитрово» Л. 1927, стр. 362—371. В разбираемом нами документе орфография двух первых отрывков характерна для орфографии Пушкина, закономерность которой уловлена Б. В. Томашевским в указанной статье.
А. А. Ахматова установила, что третий абзац французского текста представляет собою выписки отдельных фраз и выражений из письма Сен-Пре к Юлии из романа Ж. Ж. Руссо «La nouvelle Héloise» (часть 1, письмо восьмое). Привожу тот отрывок восьмого письма, откуда Пушкин набирал цитаты (выделяю курсивом списанные им слова):
Certes, je suis las de souffrir inutilement et de me condamner aux plus dures privations, sans en avoir même le mérite. Quoi! faut-il que vous embelissiez impunément, tandis que vous me méprisez? Faut-il qu’incéssamment mes yeux dévorent des charmes dont jamais ma bouche n’ose approcher? Faut-il enfin que je m’ôte à moi-même toute espérance sans pouvoir au moins m’honorer d’un sacrifice aussi rigoureux? Non, puisque vous vous fiez à ma foi, je ne veux plus la laisser vainement engagée: c’est une sureté injuste que celle que vous tirez à la fois de ma parole et de vos précautions; vous êtes trop ingrate, ou je suis trop scrupuleux, et je ne veux plus refuser de la fortune les occasions que vous n’aurez pu lui ôter. Enfin quoi qu’il en soit de mon sort, je sens que j’ai pris une charge au déssus de mes forces. Julie, reprenez la garde de vous-même, je vous rends un dépôt trop dangereux pour la fidélité du dépositaire, et dont la dépense coûtera moins à votre coeur que vous n’avez feint de craindre.
Je vous le dis sérieusement: comptez sur vous, ou chassez moi, ћ’est-à-dire ôtez moi la vie. J’ai pris un engagement téméraire. J’admire comment je l’ai pu tenir si longtemps; je sais que je le dois toujours; mais je sens qu’il m’est impossible. On mérite de succomber quand on s’impose de si perilleux devoirs. Croyez-moi, chère et tendre Julie, croyez en ce coeur sensible qui ne vit que pour vous; vous serez toujours respectée; mais je puis un instant manquer de raison, et l’ivresse des sens peut dicter un crime dont on aurait horreur de sang-froid. Heureux de n’avoir point trompé votre espoir, j’ai vaincu deux mois, et vous me devez le prix de deux siècles de souffrances.
Перевод:6
Поистине я устал страдать бесполезно и сносить самые жестокие лишения, не заслуживая тем ничего. Неужели должно тебе блистать красотой безнаказанно, когда ты меня презираешь? Должно ли глазам моим непрестанно пожирать прелести, к которым уста мои никогда не смеют прикоснуться? Должно ль наконец мне отнимать у себя всю надежду, не могши сделать никакой чести из такого тягостного приношения? Нет, когда не полагаешься ты на мою совесть, я не хочу более тем тщетно быть обязан; такая безопасность несправедлива, которой ищешь ты вдруг и в моем обещании и в твоих предосторожностях; или ты слишком неблагодарна, или я слишком разборчив; и я уже не буду больше пропускать счастливых случаев, которых ты лишить меня не можешь. Наконец, какова бы ни была моя участь, я чувствую, что взял на себя бремя выше сил моих.
Юлия, охраняй опять сама себя; я возвращаю тебе залог, чрезмерно опасный для верности хранителя, и твое защищение будет легче сердцу твоему, нежели ты притворно того боишься.
Я говорю тебе искренно: храни сама себя, или меня удали, то есть лиши меня жизни. Я принял такое безрассудное обязательство, что дивлюсь, как мог сдержать его так долго: я знаю, что им должен навсегда, но чувствую, что мнN того исполнить невозможно. Подвергающие себя столь бедственным должностям, достойны падения. Поверь мне, дражайшая и нежная Юлия, поверь чувствительному сердцу, которое живет только для тебя, что ты всегда будешь почитаема; но я иногда могу терять рассудок, и упоенные прелестями чувства могут побудить на такое преступление, которое в спокойном состоянии казалось бы ужасно. Счастлив, что я не обманул твоей надежды! Я преодолевал себя два месяца, и ты должна ценить их за два века моих страданий.
Анализируя извлечения фраз из письма Сен-Пре, мы видим, что взяты самые сильные, самые значительные и романтические слова. Опущены же более конкретные фразы, связанные с фабулой романа Руссо, менее общие.
А. А. Ахматова, сообщив мне о своей находке, поделилась со мною своими соображениями по этому поводу: ей представляется, что этот документ является подготовительным материалом для письма — личного или в художественном произведении. Пушкин, широко пользовавшийся французской литературой XVIII века для своего творчества, смело мог и личное письмо пронизать ставшими классическими словами великих французских образцов. И если Марья Гавриловна в «Метели» «вспомнила первое письмо St. Preux», то корреспондентке Пушкина пришлось бы вспомнить его восьмое письмо.
Если в третьем абзаце нет ни поправок, ни орфографических ошибок, так как он списывался с книги, то относительно двух первых абзацев можно утверждать обратное, то есть что они были творческими записями Пушкина.
Сноски
1 В первой публикации письмо было сопровождено подписью: А. Пушкинъ.
2 Мною исправлено лишь одно слово rencontré вместо напечатанного remontré. Все указанные им описки и поправки мною внесены в текст письма.
3 Письмо от 10 апреля 1908 г.; находится в Литературном музее в Москве, в архиве В. И. Саитова.
4 Визитная его карточка наклеена в альбоме (№ IV, л. 13) с автографами из собрания А. В. Жиркевича со следующей его аннотацией: «Четыркин — коллекционер, находился в отряде подполковника Козлова при его путешествии в центральную Азию». Хранится в Гос. Толстовском музее в Москве.
5 Письма Жиркевича к Модзалевскому хранятся в ИРЛИ.
6 Перевод взят нами из издания: Ж. Ж. Руссо, «Новая Элоиза или письма двух любовников», ч. I, пер. с франц. Александр Палицын, изд. второе, М. 1820.