А. С. Пушкин. Изучение языков и переводы


Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты. — 1935.

Изучение языков и переводы: Перевод на французский язык русских народных песен: Дополнительно

Изучение языков и переводы

Собранные здесь тексты являются упражнениями Пушкина при изучении им языков — начиная с записей букв, отдельных слов и выражений и кончая обработанными переводами. Из последних не включены в отдел «Записки Моро де Бразе», «Джон Теннер» и все стихотворные переводы, печатающиеся во всех собраниях сочинений Пушкина.

Прежде всего поражает обилие языков, которых в той или иной степени касался Пушкин. Французский, старофранцузский, итальянский, испанский, английский, немецкий, древнегреческий, латинский, древнерусский, церковнославянский, сербский, польский, украинский, древнееврейский, арабский, турецкий — шестнадцать языков.

С французского Пушкин перевел отрывок из очерка английской литературы Шатобриана, с старофранцузского — отрывок «Романа о лисе», с испанского — два отрывка из «Цыганочки» Сервантеса, с английского — отрывки из «Гяура» и «Чайльд Гарольда» Байрона, из «Странника» Вордсворта, из «Марциана Колонна» Барри Корнуола и неизвестный фрагмент, с немецкого — биографию Ганнибала, с греческого — начало «Одиссеи» Гомера, с латинского — отрывок из X сатиры Ювенала, с церковнославянского — отрывок из «Песни песней» царя Соломона, с сербского — отрывок песни «Три печали» из сборника Вука Караджича и, наконец, с турецкого — отдельные слова и выражения.

Из всех этих языков Пушкин в совершенстве владел лишь французским. Известны слова французского исследователя русской литературы графа Алексея Сен-При о том, что «слог французских писем Пушкина сделал бы честь любому французскому писателю».1

При глубоком знании французского языка, при интересе Пушкина к истокам литературы, к фольклору, Пушкин делает перевод на современный ему французский язык со старофранцузского (Роман о Лисе) и, наконец, на французский для своего знакомого Леве-Веймара переводит одиннадцать русских народных песен, переводит в прозе, чтобы в возможно точном виде дать французу понятие о русской народной поэзии.

Вот что писал современник, очевидно Сенковский, об изучении Пушкиным языков: «Из языков он тогда в Лицее знал один только французский и весьма слабо латинский. После, уже в зрелом возрасте, выучился по-итальянски, по-немецки, по-английски и по-польски, и то в той степени только, в какой это знание было необходимо для чтения великих образцов поэзии и литературы. В самом чтении он отличался тою же быстротою соображения и проницательностью, которые давали ему возможность и на зеленой лавке равняться в успехах с прилежнейшими товарищами: часто, не понимая буквально Шекспира, Гете, Байрона, он угадывал их, постигал и толковал вернее и остроумнее, чем иногда хорошие знатоки языка, переводчики и комментаторы по званию».2 Относительно знания Пушкиным итальянского языка исследователи этого вопроса, после сомневавшегося Корша, сошлись на том, что Пушкин этот язык знал. Разногласие могло быть только о степени знания этого языка.3 Между тем выписка Пушкина, как теперь выяснилось, из Мандзони,4 сделанная с середины абзаца в конце книги, говорит, что он прочел эту книгу, — значит, к 1835 году свободно читал по-итальянски.

Сенковский не говорит, что Пушкин занимался испанским языком, но об этом писал отец поэта в своей ответной статье на биографию его: «Справедливее бы прибавить, что он выучился в зрелом возрасте по испански».5 Следы этих занятий находим в рукописях поэта, где имеются два переводных отрывка из новеллы Сервантеса «Цыганочка» («La Gitanilla»). Занятия эти относятся к весне 1832 года.

Английским языком Пушкин специально занимался,6 и свидетельством этого является ряд переводов с 1821 до 1836 года.

Немецкому языку в детстве, как сообщает в своих воспоминаниях О. С. Павлищева, Пушкин не учился. В записи этих воспоминаний сказано: «Немецкого же учителя у них <т. е. у Ольги и Александра Пушкиных> никогда не бывало; была одна гувернантка немка, но и та всегда говорила по-русски».7 Не лучше обстояло и в Лицее, где немецкий язык и даже немецкая литература преподавались на французском языке.8

О своем знании немецкого языка сам Пушкин говорил Ксенофонту Полевому: «Только с немецким не могу я сладить. Выучусь ему и опять всё забуду: это случалось уже не раз».9 Говорить это мог Пушкин не ранее осени 1826 года, когда он впервые познакомился с Полевым в Москве. А о 1826 же годе рассказывает и Шевырев: «Гете и Шиллера он не читал в подлиннике».10 Поэтому нельзя сказать, на каком языке он читал «Фауста». Возможно, что со слов Полевого писал и Булгарин в 1833 году: «Пушкин даже не мог постигнуть всех красот немецкой поэзии, ибо он не столь силен в немецком языке, чтобы понимать красоты пиитического языка»; и еще: «Может быть А. С. Пушкин теперь и понимает совершенно Байрона и Гете в подлиннике, но когда он начал писать, он не знал столько ни английского, ни немецкого языка, чтобы понимать высшую поэзию. Это всем известно».11

Если не считать перевода из Шиллера («Пуншевая песня»), возможно, принадлежащего Льву Сергеевичу Пушкину, и эпиграфов из Гете и Виланда, то у нас имеется лишь один документ, свидетельствующий об обращении Пушкина к немецкому языку, — это перевод биографии Ганнибала с немецкого на русский язык.12

О занятиях Пушкина греческим языком не было никаких сведений. В письме к Н. И. Гнедичу от 6 января 1830 года Пушкин писал: «Незнание греческого языка мешает мне приступить к полному разбору Илиады вашей». Выписка первых строк Одиссеи и попытка перевода их указывают на какие-то начальные занятия.

О латинском языке мы знаем больше. Тот же Ксенофонт Полевой сообщает следующее: «Уже во время славы своей он выучился, живя в деревне, латинскому языку, которого почти не знал вышедши из Лицея».13 Полевой разумеет очевидно занятия Пушкина латинским языком в тридцатых годах, потому что вот что сам поэт писал в 1830 году: «С тех пор как вышел из Лицея, я не раскрывал латинской книги и совершенно забыл латинский язык».14

Первый известный нам перевод Пушкина с латинского языка «Мальчику» из Катулла сделан 18 февраля 1832 года. Как этот, так и другие переводы латинских поэтов сделаны Пушкиным если не с французского перевода, то во всяком случае при его посредстве. В библиотеке Пушкина имелась серия изданий латинских писателей, где латинский текст напечатан en regard с французским переводом. Попытка перевести стихи

Ювенала непосредственно с латинского была оставлена в самом начале, и стихотворный перевод Пушкин сделал, конечно, больше руководствуясь французским текстом, чем латинским.

С помощью французских переводов Пушкин латинских писателей понимал прекрасно, о чем свидетельствует рассказ Соболевского о том, как «Сергею Сергеевичу Мальцеву, отлично знавшему по-латыни, Пушкин стал объяснять Марциала. Тот не мог надивиться верности и меткости его замечаний. Красоты Марциала ему были понятнее, чем Мальцеву, изучавшему поэта».15 Эта встреча относится к тридцатым годам. О гениальном даре Пушкина постигать иностранных поэтов даже при небольшом знании языка свидетельствуют и Сенковский, и Ксенофонт Полевой и Шевырев.

Очень интересен рассказ Нащокина, записанный Бартеневым: «Пушкин был человек самого многостороннего знания и огромной начитанности. Известный египтолог Гульянов, встретясь с ним у Нащокина, не мог надивиться, как много он знал даже по такому предмету, каково языковедение. Он изумлял Гульянова своими светлыми мыслями, некоторыми верными замечаниями. Раз, Нащокин помнит, у них был разговор о всеобщем языке. Пушкин заметил, между прочим, что на всех языках в словах, означающих свет, блеск, слышится буква „л“».16

Интересовался Пушкин и славянскими языками. Знание церковнославянского языка было естественно для каждого грамотного человека сто лет назад. Библия была читаемой книгой. На русском языке ее еще не было, — ее читали на французском или церковнославянском языке. Пушкин, сидя в Михайловском, в ссылке, несколько раз писал, чтобы ему прислали две библии, т. е. на этих двух языках. Еще в 1821 году сделал он перевод из «Песни песней» царя Соломона с церковнославянского языка. Занимался Пушкин и древнерусским языком, и им проделана большая работа над текстом «Слова о полку Игореве».

С сербского языка Пушкин перевел две «Песни западных славян», а материалом для третьей была книга Вука Караджича.

Списанные Пушкиным в свою рабочую тетрадь стихотворения Мицкевича свидетельствуют, насколько непривычно было для Пушкина писание на польском языке, и вместе с тем сделанные в это же время переводы баллад Мицкевича доказывают понимание польского подлинника.

Украинский язык встречается в рукописях Пушкина однажды. Им записаны четыре стиха из песни, вошедшей в сборник украинских песен Максимовича 1834 года.

Были у Пушкина попытки ознакомления с древнееврейским и с восточными языками. Так, в марте 1832 года поэт сделал запись еврейской азбуки; язык этот Пушкин, по собственному признанию, хотел изучить для того, чтобы переводить Книгу Иова.17

Пушкиным записано несколько обиходных выражений на турецком языке в русской и французской транскрипции, с французскими переводами. Сделано это было во время пребывания поэта в Кишиневе. Более интересны запись арабских букв с объяснением фонетики их и попытка записи арабского слова.

Изучение языков у Пушкина не носило систематического характера, но в его библиотеке отдел языкознания занимает видное место.18 Анализ и характеристика книг этого отдела (как впрочем и всех других) — благодарная задача для будущих исследователей.

Характерным для Пушкина приемом перевода был следующий: не понятные в переводимом тексте слова он писал в переводе на языке оригинала или же ставил временно, начерно слова, которые нужно было впоследствии заменить другими. Во всех таких случаях сомнительные слова подчеркивались Пушкиным для памяти. Иногда непонятные слова выписывались отдельно, чтобы не задерживать работу, и потом уже находили себе соответственный перевод. Нередко русские переводы Пушкина пестрят французскими словами, свидетельствующими о том, что поэт думал по-французски. Любопытно отметить, что Пушкин почти всегда брал текст для перевода с начала какого-нибудь произведения, как бы оставляя себе надежду, что он когда-нибудь закончит его перевод. Это говорит о больших планах поэта, но долго быть «почтовой лошадью просвещения» он не мог.

Не случайным кажется нам, что именно тридцатые годы, отмечаемые убылью лирического творчества Пушкина, заполнялись жадным изучением языков и стихотворными художественными переводами.

————

Транскрипция №№ 1, 2, 6, 13, 15 и 16 сделана Л. Б. Модзалевским, №№ 3, 5, 8, 12 и 14 — мною, № 4 — С. М. Бонди и Л. Б. Модзалевским, № 5 (немецкий текст) — М. Г. Муравьевой и мною, №№ 7 и 9 — Д. П. Якубовичем, № 8 — И. А. Лихачевым, № 10 — М. А. Цявловским, № 11 — С. М. Бонди и мною.

Комментарий к переводу Пушкина из «Гяура» Байрона (№ 1), из «Песни песней» (№ 3), к тексту, автор которого неизвестен (№ 4), к переводу из Вордсворта (№ 11), из сербской песни (№ 12), из Бари Корнуола (№ 13), из «Чайльд Гарольда» Байрона (№ 14), из Шатобриана (№ 16) сделаны мною. Комментарий к переводу Пушкина биографии Ганнибала (№ 5) принадлежит Н. Г. Зенгеру, к переводу турецких слов (№ 2) — Б. В. Миллеру, к записи еврейских букв (№ 6) — Г. О. Винокуру, к переводу «Романа о Лисе» (№ 7) — Д. П. Якубовичу и И. А. Лихачеву (последние шесть абзацев), к переводам из Сервантеса (№№ 8—9) — И. А. Лихачеву с моим участием, к переводам из Одиссеи (№ 10) и из Ювенала (№ 11) — М. А. Цявловскому, к записи арабских букв (№ 17) — Л. И. Жиркову и мне. Французский текст переведен (№ 1) М. Г. Муравьевой, английский (№№ 1, 11 и 13) — А. А. Ахматовой, немецкий (№ 5) — Н. Г. Зенгером, сербский (№ 12) — С. М. Бонди, старофранцузский (№ 7) — И. А. Лихачевым, которым сообщен и оригинальный текст.

Т. Зенгер

Сноски

1 См. П. И. Бартенев. «А. С. Пушкин. Материалы для его биографии» — «Московские ведомости» 1854, № 71, стр. 7 отд. отт.

2 «Портретная и биографическая галлерея словесности, наук, художеств и искусств в России». I, Пушкин-Брюллов. СПб. 1841, стр. 2.

3 Смотри работы: Ф. Е. Корша в ПС VII, Ю. Н. Верховского в ПС XII, В. Я. Брюсова в РА 1908, XII, М. Н. Розанова «Пушкин и Данте» в ПС XXXVII, стр. 15—17. Ср. другие работы М. Н. Розанова: «Пушкин и Петрарка» («Московский пушкинист», II, 1930, стр. 116 сл.), «Пушкин и Гольдони» (ПС XXXVIII—XXXIX, 1930, стр. 141 сл.) и «Об источниках стихотворения Пушкина „Из Пиндемонте“» («Пушкин». Сборник второй, под ред. Н. К. Пиксанова, 1930, стр. 111 сл.).

4 См. стр. 555—556.

5 «Отечественные Записки» 1841, XV, стр. I—IV «Особого приложения».

6 См. статью М. А. Цявловского «Пушкин и английский язык» — ПС XVII—XVIII.

7 «Воспоминания о детстве А. С. Пушкина, со слов его сестры О. С. Павлищевой». Рукопись хранится в Литературном музее в Москве.

8 «Записка графа Корфа» в книге Я. К. Грота «Пушкин, его лицейские товарищи и наставники». СПб. 1899, стр. 231.

9 «Живописное Обозрение» 1837, III, л. 10, № 80.

10 Л. Н. Майков. «Пушкин». СПб. 1899, стр. 330.

11 «Сын Отечества и Северный Архив» 1833, т. 33, № 6.

12 См. стр. 34—38.

13 М. А. Цявловский. «Книга воспоминаний о Пушкине». М. 1931, стр. 370.

14 Заметки об «Евгении Онегине» («Шестой песни Онегина не разбирали»).

15 М. А. Цявловский. «Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей П. И. Бартеневым». М. 1925, стр. 39 и 105.

16 Там же, стр. 39.

17 Из письма П. В. Киреевского к Н. М. Языкову от 12 октября 1832 г. См. ИВ 1883, № 12, стр. 535.

18 См. Систематический каталог библиотеки Пушкина. ПС IX—X, стр. 429.

Перевод на французский язык русских народных песен

В этот отдел вошел перевод Пушкина одиннадцати русских народных песен на французскй язык, сделанный в 1836 г. Транскрипция перевода принадлежит Л. Б. Модзалевскому, комментарий к нему — мне.

М. Цявловский