КОРЧМА НА ЛИТОВСКОЙ ГРАНИЦЕ
МИСАИЛ И ВАРЛААМ, бродяги-чернецы; ГРИГОРИЙ ОТРЕПЬЕВ
мирянином; ХОЗЯЙКА.
Хозяйка.
Чем-то мне вас потчевать, старцы честные?
Варлаам.
Чем бог пошлет, хозяюшка. Нет ли вина?
Хозяйка.
Как не быть, отцы мои! сейчас вынесу.
(Уходит.)
Мисаил.
Что ж ты закручинился, товарищ? Вот и граница литовская, до которой так хотелось тебе добраться.
Григорий.
Пока не буду в Литве, до тех пор не буду спокоен.
Варлаам.
Что тебе Литва так слюбилась? Вот мы, отец Мисаил, да я, грешный, как утекли из монастыря, так ни о чем уж и не думаем. Литва ли, Русь ли, что гудок, что гусли: всё нам равно, было бы вино... да вот Ґ оно!..
Мисаил.
Складно сказано, отец Варлаам.
Хозяйка (входит).
Вот вам, отцы мои. Пейте на здоровье.
Мисаил.
Спасибо, родная, бог тебя благослови.
(Монахи пьют; Варлаам затягивает песню:
Как во городе было во Казани...)
Варлаам (Григорию).
Что же ты не подтягиваешь, да и не потягиваешь?
Григорий.
Не хочу.
Мисаил.
Вольному воля...
Варлаам.
А пьяному рай, отец Мисаил! Выпьем же чарочку за шинкарочку...
Однако, отец Мисаил, когда я пью, так трезвых не люблю; ино дело пьянство, а иное чванство; хочешь жить, как мы, милости просим — нет, так убирайся, проваливай: скоморох попу не товарищ.
Григорий.
Пей да про себя разумей, отец Варлаам! Видишь, и я порой складно говорить умею.
Варлаам.
А что мне про себя разуметь?
Мисаил.
Оставь его, отец Варлаам.
Варлаам.
Да что он за постник? Сам же к нам навязался в товарищи, неведомо кто, неведомо откуда,— да еще и спесивится; может быть, кобылу нюхал...
(Пьет и поет: Молодой чернец постригся.)
Григорий (хозяйке).
Куда ведет эта дорога?
Хозяйка.
В Литву, мой кормилец, к Луёвым горам.
Григорий.
А далече ли до Луёвых гор?
Хозяйка.
Недалече, к вечеру можно бы туда поспеть, кабы не заставы царские да сторожевые приставы.
Григорий.
Как, заставы! что это значит?
Хозяйка.
Кто-то бежал из Москвы, а велено всех задерживать да осматривать.
Григорий (про себя).
Вот тебе, бабушка, Юрьев день.
Варлаам.
Эй, товарищ! да ты к хозяйке присуседился. Знать, не нужна тебе водка, а нужна молодка, дело, брат, дело! у всякого свой обычай; а у нас с отцом Мисаилом одна заботушка: пьем до донушка, выпьем, поворотиЪ и в донушко поколотим.
Мисаил.
Складно сказано, отец Варлаам....
Григорий.
Да кого ж им надобно? Кто бежал из Москвы?
Хозяйка.
А господь его ведает, вор ли, разбойник — только здесь и добрым людям нынче прохода нет — а что из того будет? ничего; ни лысого беса не поймают: будто в Литву нет и другого пути, как столбовая дорога— Вот хоть отсюда свороти влево, да бором иди по тропинке до часовни, что на Чеканском ручью, а там прямо через болото на Хлопино, а оттуда на Захарьево, а тут уж всякий мальчишка доведет до Луёвых гор. От этих приставов только и толку, что притесняют прохожих да обирают нас бедных. (Слышен шум). Что там еще? ах, вот они, проклятые! дозором идут.
Григорий.
Хозяйка! нет ли в избе другого угла?
Хозяйка.
Нету, родимый. Рада бы сама спрятаться. Только слава, что дозором ходят, а подавай им и вина, и хлеба, и неведомо чего — чтоб им издохнуть, окаянным! чтоб им...
(Входят приставы.)
Пристав.
Здорово, хозяйка!
Хозяйка.
Добро пожаловать, гости дорогие, милости просим.
Один пристав (другому).
Ба! да здесь попойка идет; будет чем поживиться. (Монахам). Вы что за люди?
Варлаам.
Мы божии старцы, иноки смиренные, ходим по селениям да собираем милостыню христианскую на монастырь.
Пристав (Григорию).
А ты?
Мисаил.
Наш товарищ...
Григорий.
Мирянин из пригорода; проводил старцев до рубежа, отселе иду восвояси.
Мисаил.
Так ты раздумал...
Григорий (тихо).
Молчи.
Пристав.
Хозяйка, выставь-ка еще вина — а мы здесь со старцами попьем да побеседуем.
Другой пристав (тихо).
Парень-то, кажется, гол, с него взять нечего; зато старцы...
Первый.
Молчи, сейчас до них доберемся.— Что, отцы мои? каково промышляете?
Варлаам.
Плохо, сыне, плохо! ныне христиане стали скупы; деньгу любят, деньгу прячут. Мало богу дают. Прииде грех велий на языцы земнии. Все пустилися в торги, в мытарства; думают о мирском богатстве, не о спасении души. Ходишь, ходишь; молишь, молишь; иногда в три дни трех полушек не вымолишь. Такой грех! Пройдет неделя, другая, заглянешь в мошонку, ан в ней так мало, что совестно в монастырь показаться; что делать? с горя
и остальное пропьешь; беда да и только.— Ох плохо, знать пришли наши последние времена...
Хозяйка (плачет).
Господь помилуй и спаси!
(В продолжение Варлаамовой речи первый пристав
значительно всматривается в Мисаила.)
Первый пристав.
Алеха! при тебе ли царский указ?
Второй.
При мне.
Первый.
Подай-ка сюда.
Мисаил.
Что ты на меня так пристально смотришь?
Первый пристав.
А вот что: из Москвы бежал некоторый злой еретик, Гришка Отрепьев, слыхал ли ты это?
Мисаил.
Не слыхал.
Пристав.
Не слыхал? ладно. А того беглого еретика царь приказал изловить и повесить. Знаешь ли ты это?
Мисаил.
Не знаю.
Пристав (Варлааму).
Умеешь ли ты читать?
Варлаам.
Смолоду знал, да разучился.
Пристав (Мисаилу).
А ты?
Мисаил.
Не умудрил господь.
Пристав.
Так вот тебе царский указ.
Мисаил.
На что мне его?—
Пристав.
Мне сдается, что этот беглый еретик, вор, мошенник — ты.
Мисаил.
Я ! помилуй! что ты?
Пристав.
Постой! держи двери. Вот мы сейчас и справимся.
Хозяйка.
Ах, они окаянные мучители! и старца-то в покое не оставят!
Пристав.
Кто здесь грамотный?
Григорий (выступает вперед).
Я грамотный.
Пристав.
Вот на! А у кого же ты научился?
Григорий.
У нашего пономаря.
Пристав (дает ему указ).
Читай же вслух.
Григорий (читает).
«Чюдова монастыря недостойный чернец Григорий, из роду Отрепьевых, впал в ересь и дерзнул, наученный диаволом, возмущать святую братию всякими соблазнами и беззакониями. А по справкам оказалось, отбежал он, окаянный Гришка, к границе литовской...»
Пристав (Мисаилу).
Как же не ты?
Григорий.
«И царь повелел изловить его...»
Пристав.
И повесить.
Григорий.
Тут не сказано повесить.
Пристав.
Врешь: не всяко слово в строку пишется. Читай: изловить и повесить.
Григорий.
«И повесить. А лет ему вору Гришке отроду... (смотря на Варлаама) за 50. А росту он среднего, лоб имеет плешивый, бороду седую, брюхо толстое...»
(Все глядят на Варлаама.)
Первый пристав.
Ребята! здесь Гришка! держите, вяжите его! Вот уж не думал, не гадал.
Варлаам (вырывая бумагу).
Отстаньте, сукины дети! Что я за Гришка?— как! 50 лет, борода седая, брюхо толстое! нет, брат! молод еще надо мною шутки шутить. Я давно не читывал и худо разбираю, а тут уж разберу, как дело до петли доходит. (Читает по складам). «А лет ему от роду... 20».— Что, брат? где тут 50? видишь? 20.
Второй пристав.
Да, помнится, двадцать. Так и нам было сказано.
Первый пристав (Григорию).
Да ты, брат, видно забавник.
(Во время чтения Григорий стоит потупя голову,
с рукою за пазухой.)
Варлаам (продолжает).
«А ростом он мал, грудь широкая, одна рука короче другой, глаза голубые, волоса рыжие, на щеке бородавка, на лбу другая». Да это, друг, уж не ты ли?
(Григорий вдруг вынимает кинжал: все перед ним
расступаются, он бросается в окно.)
Приставы.
Держи! держи!
(Все бегут в беспорядке.)
|