Скачать текст произведения

Домик в Коломне


ДОМИК В КОЛОМНЕ

1830

	I

Четырестопный ямб мне надоел:
Им пишет всякий. Мальчикам в забаву
Пора б его оставить. Я хотел
Давным-давно приняться за октаву.
А в самом деле: я бы совладел
С тройным созвучием. Пущусь на славу”
Ведь рифмы запросто со мной живут;
Две придут сами, третью приведут.


	II

А чтоб им путь открыть широкий, вольный,
Глаголы тотчас им я разрешу...
Вы знаете, что рифмой наглагольной
Гнушаемся мы. Почему? спрошу.
Так писывал Шихматов богомольный;
По большей части так и Ґ пишу.
К чему? скажите; уж и так мы голы.
Отныне в рифмы буду брать глаголы.


	III

Не стану их надменно браковать,
Как рекрутов, добившихся увечья,
Иль как коней, за их плохую стать, —
А подбирать союзы да наречья;
Из мелкой сволочи вербую рать.
Мне рифмы нужны; все готов сберечь я,
Хоть весь словарь; что слог, то и солдат —
Все годны в строй: у нас ведь не парад.


	IV

Ну, женские и мужеские слоги!
Благословясь, попробуем: слушай!
Равняйтеся, вытягивайте ноги
И по три в ряд в октаву заезжай!
Не бойтесь, мы не будем слишком строги;
Держись вольней и только не плошай,
А там уже привыкнем, слава богу,
И выедем на ровную дорогу.


	V

Как весело стихи свои вести
Под цифрами, в порядке, строй за строем,
Не позволять им в сторону брести,
Как войску, в пух рассыпанному боем!
Тут каждый слог замечен и в чести,
Тут каждый стих глядит себе героем.
А стихотворец... с кем же равен он?
Он Тамерлан иль сам Наполеон.


	VI

Немного отдохнем на этой точке.
Что? перестать или пустить на пе?..
Признаться вам, я в пятистопной строчке
Люблю цезуру на второй стопе.
Иначе стих то в яме, то на кочке,
И хоть лежу теперь на канапе,
Всё кажется мне, будто в тряском беге
По мерзлой пашне мчусь я на телеге.


	VII

Что за беда? не всё ж гулять пешком
По невскому граниту иль на бале
Лощить паркет или скакать верхом
В степи киргизской. Поплетусь-ка дале,
Со станции на станцию шажком,
Как говорят о том оригинале,
Который, не кормя, на рысаке
Приехал из Москвы к Неве-реке.


	VIII

Скажу, рысак! Парнасский иноходец
Его не обогнал бы. Но Пегас
Стар, зуб уж нет. Им вырытый колодец
Иссох. Порос крапивою Парнас;
В отставке Феб живет, а хороводец
Старушек муз уж не прельщает нас”
И табор свой с классических вершинок
Перенесли мы на толкучий рынок.


	IX

Усядься, муза; ручки в рукава,
Под лавку ножки! не вертись, резвушка!
Теперь начнем. — Жила-была вдова,
Тому лет восемь, бедная старушка,
С одною дочерью. У Покрова
Стояла их смиренная лачужка
За самой будкой. Вижу, как теперь,
Светелку, три окна, крыльцо и дверь.


	Х

Дни три тому туда ходил я вместе
С одним знакомым перед вечерком.
Лачужки этой нет уж там. На месте
Ее построен трехэтажный дом.
Я вспомнил о старушке, о невесте,
Бывало, тут сидевших под окном,
О той поре, когда я был моложе,
Я думал: живы ли они? — И что же?


	XI

Мне стало грустно: на высокий дом
Глядел я косо. Если в эту пору
Пожар его бы охватил кругом,
То моему б озлобленному взору
Приятно было пламя. Странным сном
Бывает сердце полно; много вздору
Приходит нам на ум, когда бредем
Одни или с товарищем вдвоем.


	XII

Тогда блажен, кто крепко словом правит
И держит мысль на привязи свою,
Кто в сердце усыпляет или давит
Мгновенно прошипевшую змию;
Но кто болтлив, того молва прославит
Вмиг извергом... Я воды Леты пью,
Мне доктором запрещена унылость:
Оставим это, — сделайте мне милость!


	XIII

Старушка (я стократ видал точь-в-точь
В картинах Ре´мбрандта такие лица)
Носила чепчик и очки. Но дочь
Была, ей-ей, прекрасная девица:
Глаза и брови — темные, как ночь,
Сама бела, нежна — как голубица;
В ней вкус был образованный. Она
Читала сочиненья Эмина.


	XIV

Играть умела также на гитаре
И пела: Стонет сизый голубок,
И Выду ль я, и то, что уж постаре,
Всё, что у печки в зимний вечерок,
Иль скучной осенью при самоваре,
Или весною, обходя лесок,
Поет уныло русская девица,
Как музы наши, грустная певица.


	XV

Фигурно иль буквально: всей семьей,
От ямщика до первого поэта,
Мы все поем уныло. Грустный вой
Песнь русская. Известная примета!
Начав за здравие, за упокой
Сведем как раз. Печалию согрета
Гармония и наших муз, и дев.
Но нравится их жалобный напев.


	XVI

Параша (так звалась красотка наша)
Умела мыть и гладить, шить и плесть;
Всем домом правила одна Параша,
Поручено ей было счеты весть,
При ней варилась гречневая каша
(Сей важный труд ей помогала несть
Стряпуха Фекла, добрая старуха,
Давно лишенная чутья и слуха).


	XVII

Старушка мать, бывало, под окном
Сидела; днем она чулок вязала,
А вечером за маленьким столом
Раскладывала карты и гадала.
Дочь, между тем, весь обегала дом,
То у окна, то на дворе мелькала,
И ктђ бы ни проехал иль ни шел,
Всех успевала видеть (зоркий пол!).


	XVIII

Зимою ставни закрывались рано,
Но летом до´ ночи растворено
Всё было в доме. Бледная Диана
Глядела долго девушке в окно.
(Без этого ни одного романа
Не обойдется; так заведено!)
Бывало, мать давным-давно храпела,
А дочка — на луну еще смотрела


	XIX

И слушала мяуканье котов
По чердакам, свиданий знак нескромный,
Да стражи дальный крик, да бой часов —
И только. Ночь над мирною Коломной
Тиха отменно. Редко из домов
Мелькнут две тени. Сердце девы томной
Ей слышать было можно, как оно
В упругое толкалось полотно.


	XX

По воскресеньям, летом и зимою,
Вдова ходила с нею к Покрову
И становилася перед толпою
У крылоса налево. Я живу
Теперь не там, но верною мечтою
Люблю летать, заснувши наяву,
В Коломну, к Покрову — и в воскресенье
Там слушать русское богослуженье.


	XXI

Туда, я помню, ездила всегда
Графиня... (звали как, не помню, право)
Она была богата, молода;
Входила в церковь с шумом, величаво;
Молилась гордо (где была горда!).
Бывало, грешен! всё гляжу направо,
Всё на нее. Параша перед ней
Казалась, бедная, еще бедней.


	XXII

Порой графиня на нее небрежно
Бросала важный взор свой. Но она
Молилась богу тихо и прилежно
И не казалась им развлечена.
Смиренье в ней изображалось нежно;
Графиня же была погружена
В самой себе, в волшебстве моды новой,
В своей красе надменной и суровой.


	XXIII

Она казалась хладный идеал
Тщеславия. Его б вы в ней узнали;
Но сквозь надменность эту я читал
Иную повесть: долгие печали,
Смиренье жалоб... В них-то я вникал,
Невольный взор они-то привлекали...
Но это знать графиня не могла
И, верно, в список жертв меня внесла.


	XXIV

Она страдала, хоть была прекрасна
И молода, хоть жизнь ее текла
В роскошной неге; хоть была подвластна
Фортуна ей; хоть мода ей несла
Свой фимиам, — она была несчастна.
Блаженнее стократ ее былаЁ
Читатель, новая знакомка ваша,
Простая, добрая моя Параша.


	XXV

Коса змией на гребне роговом,
Из-за ушей змиею кудри русы,
Косыночка крест-накрест иль узлом,
На тонкой шее восковые бусы —
Наряд простой; но пред ее окном
Всё ж ездили гвардейцы черноусы,
И девушка прельщать умела их
Без помощи нарядов дорогих.


	XXVI

Меж ими кто ее был сердцу ближе,
Или равно для всех она была
Душою холодна? увидим ниже.
Покамест мирно жизнь она вела,
Не думая о балах, о Париже,
Ни о дворе (хоть при дворе жила
Ее сестра двоюродная, Вера
Ивановна, супруга гоффурьера).


	XXVII

Но горе вдруг их посетило дом:
Стряпуха, возвратясь из бани жаркой,
Слегла. Напрасно чаем и вином,
И уксусом, и мятною припаркой
Ее лечили. В ночь пред рождеством
Она скончалась. С бедною кухаркой
Они простились. В тот же день пришли
За ней и гроб на Охту отвезли.


	XXVIII

Об ней жалели в доме, всех же боле
Кот Васька. После вдовушка моя
Подумала, что два, три дня — не доле —
Жить можно без кухарки; что нельзя
Предать свою трапезу божьей воле.
Старушка кличет дочь: «Параша!»—«Я!»
— «Где взять кухарку? сведай у соседки,
Не знает ли. Дешевые так редки».


	XXIX

— «Узнаю, маменька». И вышла вон
Закутавшись. (Зима стояла грозно,
И снег скрыпел, и синий небосклон,
Безоблачен, в звездах, сиял морозно.)
Вдова ждала Парашу долго; сон
Ее клонил тихонько; было поздно,
Когда Параша тихо к ней вошла,
Сказав: «Вот я кухарку привела».


	XXX

За нею следом, робко выступая,
Короткой юбочкой принарядясь,
Высокая, собою недурная,
Шла девушка и, низко поклонясь,
Прижалась в угол, фартук разбирая.
«А что возьмешь?» — спросила, обратясь,
Старуха. — «Всё, что будет вам угодно», —
Сказала та смиренно и свободно.


	XXXI

Вдове понравился ее ответ.
«А как зовут?» — «А Маврой».— «Ну, Мавруша,
Живи у нас; ты молода, мой свет;
Гоняй мужчин. Покойница Феклуша
Служила мне в кухарках десять лет,
Ни разу долга чести не наруша.
Ходи за мной, за дочерью моей,
Усердна будь; присчитывать не смей».


	XXXII

Проходит день, другой. В кухарке толку
Довольно мало; то переварит,
То пережарит, то с посудой полку
Уронит; вечно всё пересолит,
Шить сядет — не умеет взять иголку;
Ее бранят — она себе молчит;
Везде, во всем уж как-нибудь подгадит.
Параша бьется, а никак не сладит.


	XXXIII

Поутру, в воскресенье, мать и дочь
Пошли к обедне. Дома лишь осталась
Мавруша; видите ль: у ней всю ночь
Болели зубы; чуть жива таскалась;
Корицы нужно было натолочь, —
Пирожное испечь она сбираласьЊ
Ее оставили; но в церкви вдруг
На старую вдову нашел испуг.


	XXXIV

Она подумала: «В Мавруше ловкой
Зачем к пирожному припала страсть?
Пирожница, ей-ей, глядит плутовкой!
Не вздумала ль она нас обокрасть
Да улизнуть? Вот будем мы с обновкой
Для праздника! Ахти, какая страсть!»
Так думая, старушка обмирала
И наконец, не вытерпев, сказала:


	XXXV

«Стой тут, Параша. Я схожу домой,
Мне что-то страшно». Дочь не разумела,
Чего ей страшно. С паперти долой
Чуть-чуть моя старушка не слетела;
В ней сердце билось, как перед бедой.
Пришла в лачужку, в кухню посмотрела,—
Мавруши нет. Вдова к себе в покой
Вошла — и что ж? о боже! страх какой!


	XXXVI

Пред зеркальцем Параши, чинно сидя,
Кухарка брилась. Что с моей вдовой?
«Ах, ах!» — и шлепнулась. Ее увидя,
Та, второпях, с намыленной щекой,
Через старуху (вдовью честь обидя)
Прыгнула в сени, прямо на крыльцо,
Да ну бежать, закрыв себе лицо.


	XXXVII

Обедня кончилась; пришла Параша.
«Что, маменька?» — «Ах, Пашенька моя!
Маврушка...»—«Что, что с ней?» — «Кухарка наша...
Опомниться досель не в силах я...
За зеркальцем... вся в мыле...» — «Воля ваша,
Мне, право, ничего понять нельзя;
Да где ж Мавруша?» — «Ах, она разбойник!
Она здесь брилась!.. точно мой покойник!»


	XXXVIII

Параша закраснелась или нет,
Сказать вам не умею; но Маврушки
С тех пор как не было — простыл и след;
Ушла, не взяв в уплату ни полушки
И не успев наделать важных бед.
У красной девушки и у старушки
Кто заступил Маврушу? признаюсь,
Не ведаю и кончить тороплюсь.


	XXXIX

«Как, разве всё тут? шутите!» — «Ей богу».
— «Так вот куда октавы нас вели!
К чему ж такую подняли тревогу,
Скликали рать и с похвальбою шли?
Завидную ж вы избрали дорогу!
Ужель иных предметов не нашли?
Да нет ли хоть у вас нравоученья?»
— «Нет... или есть: минуточку терпенья...


	XL

Вот вам мораль: по мненью моему,
Кухарку даром нанимать опасно;
Кто ж родился мужчиною, тому
Рядиться в юбку странно и напрасно:
Когда-нибудь придется же ему
Брить бороду себе, что несогласно
С природой дамской... Больше ничего
Не выжмешь из рассказа моего».

Примечания

  1. Поэма написана в 1830 г. в Болдине и окончена 9 октября. Напечатана в альманахе "Новоселье", ч. I, 1833, затем без изменений вошла во вторую часть сборника "Поэмы и повести", 1835. В альманахе датирована "1829", чему противоречат данные автографа и писем Пушкина.

    Пушкин жил в той части Петербурга, которая называется Коломной (окраинная часть на правом берегу Фонтанки у ее слияния с Екатерининским каналом), после окончания Лицея до ссылки на юг. Впечатления этих лет и легли в основу поэмы (см. строфы Х и XX). Первоначально рассказ предварял ряд строф, посвященных литературной полемике (см. "Из ранних редакций"). Ко времени появления "Домика в Коломне" острота этой полемики была утрачена, и Пушкин полемические строфы откинул. Также он отказался от мысли напечатать повесть анонимно.

    В рукописи эпиграф из "Метаморфоз" Овидия: Modo vir, modo emina. Ov. {То мужчина, то женщина. Овидий. (Латинск.)}

  2. «Так писывал Шихматов богомольный». — Поэт С. А. Ширинский-Шихматов (1785 — 1837) писал поэмы религиозного содержания и сам постригся в монахи. Он считал невозможным применение глагольных рифм — рифм с одинаковыми глагольными окончаниями.

  3. Пустить на пе — карточный термин: повторить ставку.

  4. У Покрова — у Покровской церкви в Коломне на пересечении Садовой улицы и Английского проспекта.

  5. Эмин В. A. — популярный в мещанских кругах писатель XVIII века, автор романов.

  6. «Стонет сизый голубочек» — сентиментальный романс И. И. Дмитриева в псевдонародном стиле.

  7. «Выду ль я на реченьку» — романс в духе народных песен Нелединского-Мелецкого.

  8. Гоффурьер — старший лакей при дворе.

  9. «...гроб на Охту отвезли». — На Охте находилось кладбище, на котором хоронили преимущественно бедных.

Из ранних редакций

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ НАБРОСОК ВСТУПЛЕНИЯ

Пока меня без милости бранят
За цель моих стихов - иль за бесцелье
И важные особы мне твердят,
Что ремесло поэта - не безделье,
Что славы прочной я добьюся вряд,
Что хмель хорош, но каково похмельеѓ
И что пора б уж было мне давно
Исправиться, хоть это мудрено.

	_____

Пока сердито требуют журналы,
Чтоб я воспел победы россиян
И написал скорее мадригалы
На бой или на бегство персиян,
А русские Камиллы, Аннибалы
Вперед идут  .   .   .   .   .   .   .   .

ПРОПУЩЕННЫЕ СТРОФЫ

В ранней редакции за третьей строфой следовало:


	IV

У нас война. Красавцы молодые!
Вы, хрипуны (но хрип ваш приумолк),
Сломали ль вы походы боевые?
Видали ль в Персии Ширванский полк?
Уж люди! мелочь, старички кривые,
А в деле всяк из них, что в стаде волк.
Все с ревом так и лезут в бой кровавый.
Ширванский полк могу сравнить с октавой.

	V

Поэты Юга, вымыслов отцы,
Каких чудес с октавой не творили!
Но мы ленивцы, робкие певцы,
На мелочах мы рифмы заморили,
Могучие нам чужды образцы,
Мы новых стран себе не покорили,
И наших дней изнеженный поэт
Чуть смыслит свой уравнивать куплет.

	VI

Ну, женские и мужеские слоги! 1
Ё  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .

	VII

Октавы трудны (взяв уловку лисью,
Сказать я мог, что кисел виноград).
Мне, видно, с ними над парнасской высью
Век не бывать. Не лучше ли назад
Скорей вести свою дружину рысью?
Уж рифмами кой-как они бренчат -
Кой-как уж до конца октаву эту
Я дотянул. Стыд русскому поэту!

	VIII

Но возвратиться всё ж я не хочу
К четырестопным ямбам, мере низкой.
С гекзаметром... о, с ним я не шучу:
Он мне невмочь. А стих александрийский?..
Уж не его ль себе я залучу?
Извивистый, проворныйњ длинный, склизкий
И с жалом даже - точная змия;
Мне кажется, что с ним управлюсь я.

	IX

Он вынянчен был мамкою не дурой
(За ним смотрел степенный Буало),
Шагал он чинно, стянут был цезурой,
Но пудреной пиитике назло
Растреплен он свободною цензурой -
Учение не впрок ему пошло:
Hugo с товарищи, друзья натуры,
Его гулять пустили без цезуры.

	X

От школы прежней он уж далеко,
Он предался совсем другим уставам.
Как резвая покойница Жоко,
Александрийский стих по всем составам
Развинчен, гнется, прыгает легко,
Ломается, на диво костоправам -2
Они ворчат: уймется ль негодяй,
Какой повеса! экий разгильдяй!..

	XI

О, что б сказал поэт законодатель,
Гроза несчастных, мелких рифмачей,
И ты, Расин, бессмертный подражатель,
Певец влюбленных женщин и царей,
И ты, Вольтер, философ и ругатель,
И ты, Делиль, парнасский муравей,
Что б вы сказали, сей соблазн увидя, -
Наш век обидел вас, ваш стих обидя.


	XII

У нас его недавно стали гнать
(Кто первый? - можете у Телеграфа
Спросить и хорошенько всё узнать).
Он годен, говорят, для эпиграфа 
Да можно им, порою, украшать
Гробницы или мрамор кенотафа,
До наших мод, благодаря судьбе,
Мне дела нет: беру его себе.

Сии октавы служили вступлением к шуточной поэме, уже уничтоженной.

Зачеркнув строфы VII - XII, Пушкин продолжал:


	VII

Как весело стихи свои вести
. . . . . . . . . . . . .

	VIII

Немного отдохнем на этой точке
. . . . . . . . . . . . .

	IX

Что за беда? не все ж гулять пешком 3
. . . . . . . . . . . . .

	X

Скажу, рысак! Парнасский иноходец4
. . . . . . . . . . . . .
И табор свой писателей ватага
Перенесла с горы на дно оврага.

	XI

И там копышутся себе в грязи
Густой, болотистой, прохладной, клейкой,
Кто с жабой, кто с лягушками в связи,
Кто раком пятится, кто вьется змейкой.
Но, муза, им и в шутку не грози -
Не то тебя покроеЂ телогрейкой
Оборванной и вместо похвалы
Поставим в угол Северной пчелы.

	XII

Иль наглою, безнравственной, мишурной
Тебя в Москве журналы прозовут,
Или Газетою Литературной
Ты будешь призвана на барский суд,
Ведь нынче время споров, брани бурной,
Друг на друга словесники идутЊ
Друг друга жмут, друг друга режут, губят
И хором про свои победы трубят...

	XIII

Читатель, можешь там глядеть на всех,
Но издали, и смейся то над теми,
То над другими: верх земных утех
Из-за угла смеяться надо всеми.
Но сам в толпу не суйся... или смех
Плохой уж выйдет: шутками однеми
Тебя, как шапками, и враг и друг,
Соединясь, все закидают вдруг.

	XIV

Тогда давай бог ноги... Потому-то
Здесь имя подписать я не хочу.
Порой я стих повертываю круто.
Всё ж, видно, не впервой я им верчу,
А как давно? того и не скажу-то.
На критиков я еду, не свищу,
Как древний богатырь - а как наеду...
Что ж? поклонюсь и приглашу к обеду.

	XV

Покамест можете принять меня
За старого, обстреленного волка
Или за молодого воробья,
За новичка, в котором мало толка.
У вас в шкапу, быть может, мне, друзья,
Отведена особенная полка,
А может быть, впервой хочу послать
Свою тетрадку в мокрую печать.

	XVI

Когда б никто меня под легкой маской
(По крайней мере, долго) не узнал!
Когда бы за меня своей указкой
Другого строго критик пощелкал,
Уж то-то б неожиданной развязкой
Я все журналы после взволновал!
Но полно, будет ли такой мне праздник?
Нас мало. Не укроется проказник

	XVII

А вероятно, не заметят нас,
Меня, с октавами моими купно.
Однако ж нам пора. Ведь я рассказ
Готовил - а шучу довольно крупно
И ждать напрасно заставляю вас.
Язык мой враг мой: всё ему доступно,
Он обо всем болтать себе привык!..
Фригийский раб, на рынке взяв язык,

	XVIII

Сварил его... (у господина Копа
Коптят его). Езоп его потом
Принес на стол... Опять! зачем Езопа
Я вплел с его вареным языком
В мои стихи? Что вся прочла Европа,
Нет нужды вновь беседовать о том.
Насилу-то, рифмач я безрассудный,
Отделался от сей октавы трудной.

Сноски:

1 Как строфа IV основного текста.

2 Первоначально строфа начиналась иначе:

Как Мазюрье (покойница Жоко),
Александрийский стих по всем составам
Развинчен, вывихнут. И высоко
Он прыгает по крашеным дубравам -
Ломается проворно и легко
На диво всем парнасским костоправам -

3 Строфы VII-IX, как строфы V-VII основного текста.

4 Строфа X, как строфа VIII основного текста, кроме двух последних стихов.

Примечания

  1. «Пока сердито требуют журналы». - Пушкин говорит о рецензиях, которыми был встречен выход в свет седьмой главы «Евгения Онегина», в частности о рецензиях Булгарина и Надеждина. Булгарин возмущался тем, что Пушкин по возвращении из-под Арзрума вместо того, чтобы воспевать победы русского оружия, издал новую главу «Онегина». К этим рецензиям Пушкин возвращался в ненапечатанной части предисловия к «Путешествию в Арзрум».

  2. Поэты Юга - Ариосто как автор «Неистового Роланда» и Тассо как автор «Освобожденного Иерусалима» - наиболее известных итальянских поэм, писанных октавами.

  3. ј«За ним смотрел степенный Буало». - Александрийский стих в его строгих формах окончательно сложился во Франции в начале XVII века. Представители классицизма не допускали нарушения жестких правил, определявших этот размер. Буало посвятил ему несколько стихов в своем «Искусстве поэзии», где особенно требовал обязательности смысловой и синтаксической паузы на цезуре (после шестого слога). Романтики (В. Гюго и другие) проповедовали свободу и, в частности, нарушали правило Буало о цезуре.

  4. «Как резвая покойница Жоко». - В 1825 г. в парижском театре у Сен-Мартенских ворот с необычайным успехом шла мелодрама «Жоко, или Бразильская обезьяна». В роли добродетельной обезьяны, умирающей в конце пьесы, особенным успехом пользовался мимический актер Мазюрье.

  5. «Не то тебя покроем телогрейкой». - В журналах 1830 года часто высмеивалось выражение И. Киреевского, употребленное им в обзорной статье о русской литературе: «телогрейка новейшего уныния» (о сентиментальном романтизме).

  6. «Иль наглою, безнравственной, мишурной». - Намек на статьи Н. Надеждина в «Вестнике Европы» 1828 - 1830 гг. о «Графе Нулине», о «Полтаве» и о седьмой главе «Евгения Онегина».

  7. Коп - содержатель гостиницы и ресторана в Москве.