Карамзина и др. Из писем 1836—1837 года. Письма (1-3)
Е.А., С.Н. и А. Н. КАРАМЗИНЫ
ИЗ ПИСЕМ К А. Н. КАРАМЗИНУ 1836 — 1837 ГОДА
1
С. Н. КАРАМЗИНА
8/20 июля 1836 г. Царское Село.
В самом деле, господин Андрей, вы скверный, вы негодный мальчишкаТ<...> Вот уже две недели мы не имеем никаких известий о вашей чрезмерно нами любимой особе. Вы совсем не заслуживаете, чтобы вам писали; поэтому я сделаю это как можно более кратко и лишь для того, чтобы сообщить тебе о петергофском празднике.1 Иначе, если я стану ждать твоего письма, чтобы прийти снова в хорошее настроение, он станет древней историей.
Я отправилась на этот праздник с госпожей Шевич.2 Погода была божественная, что явилось неожиданностью в конце самого холодного, самого сырого и унылого дня, какой только можно себе представить, словно для того, чтобы показать, что необыкновенному счасть© государя ничто не противодействует и даже стихии никогда его не расстраивают. Утро, начавшееся в восемь часов, прошло для меня весьма тоскливо, среди довольно скучного общества, которое прогуливалось черепашьим шагом по аллеям, еще пустынным, вероятно, по причине вчерашней ужасной погоды. Единственный приятный момент был когда всё общество спустилось в сад, чтобы затем, после представления государю, вереницами проследовать назад. Там я встретила почти всех наших друзей и знакомых, в том числе Вяземского (довольно веселого в своем придворном мундире, который он, наконец, решился надеть),3 Одоевских4 (он, сделанный камергером, она вся в розовом, с палевыми цветами на шляпе, сильно похудевшая и почти красивая), Надину Соллогуб (она уезжает одиннадцатого числа за границу со своей теткой,5 проведет там более года, зимой, возможно, отправится в Италию, а сейчас прямо в Баден-Баден, где надеется увидеть тебя и где также находится госпожа Смирнова;6 бедный Андрей, береги свое сердце), Опочининых7 и Люцероде8 (которые просили передать тебе множество приветов), Бутурлиных9 (которые уезжают 25-го; Лиза была очаровательна в венке из палевых роз) и Дантеса, увидеть которого, признаюсь, мне было очень приятно. По-видимому, сердце всегда немножко привыкает к тем, кого видишЕ ежедневно. Он неторопливо спускался по лестнице, но, заметив меня, перепрыгнул через последние ступеньки и подбежал ко мне, краснея от удовольствия, на что он не преминул обратить мое внимание и за что я ему отплатила с лихвой; ведь ты знаешь, что я всегда готова краснеть по любому поводу. Он спросил меня, с кем я приехала и что предполагаю делать. Он презрительно бросил: «Как! Вот с этими вы собираетесь провести день?» Но тем не менее был весьма любезен с госпожой Шевич, пожелал быть представленным ей и просил позволения сопровождать нас на вечернюю прогулку, милость, которую она ему оказала тем более охотно, что до этого не переставала твердить всем встречным (к моей великой досаде): «Боюсь, что без кавалеров мы не сможем сегодня отправиться смотреть иллюминацию. Наши кавалеры нас обманули. Не видели ли вы наших кавалеров?» — и когда у нее спрашивали: «Кого именно?» вообрази, как стыдно мне было слышать: «Пишчевича и Золотницкого».10 Даже и такая надежда была обманута!
После обеда из холодных блюд, который кончился в четыре часа, я содрогалась от перспективы провести часа два по меньшей мере (до начала гулянья) в душной комнатке в обществе пяти изрядно скучных женщинЪ но господин Бутурлин был столь сообразителен и любезен, что пришел за мной и отвел меня к своей жене; мы нежно распростились, я провела у них критическое время, а затем таскала добрейшую госпожу Шевич по всем садам. Монплезир11 был восхитителен, море освещено заходящим солнцем, апельсиновые деревья благоухали, оркестр играл арии из опер, а Ковалинский12 объяснялся в любви. Оттуда мы отправились к дворцу, чтобы послушать вечернюю зорю. Там я снова увидела кучу людей (которые теперь собирались на костюмированный бал) и опять встретила Дантеса, которыь уже нас больше не оставлял. Мы прихватили также вашего товарища, бедного Александра Голицына13 (очень грустного и подавленного неприятностями по службе), Шарля Россета, Поликарпова и пресловутого Золотницкого, который, наконец, объявился для того, чтобы предложить руку своей тетке на весь остатоШ вечера. Потом мы все отправились к нам пить чай (чашек и стульев хватило кое-как лишь на половину собравшихся) и в одиннадцать часов вечера двинулись в путь. Я шла под руку с Дантесом, он забавлял меня своими шутками, своей веселостью и даже смешными припадками своих чувств (как всегда, к прекрасной Натали14). Но этот петергофский праздник — настоящий северный праздник, торжественный и унылый, со всеми этими людьми, которые шествуют с вытянутыми лицами, один за другим, скользят, словно тени, в гробовом молчании, без единого взрыва смеха, без единого громкого возгласа, — всё это печально. <...>
2
С.Н. и А. Н. КАРАМЗИНЫ
24—25 июля (5—6 августа) 1836 г. Царское село
С. Н. КАРАМЗИНА
24 июля/5 августа
<...> Вышел второй номер «Современника».1 Говорят, что он бледен и в нем нет ни одной строчки Пушкина (*которого разбранил ужасно и справедливо Булгарин, как светило, в полдень угасшее*. Тяжко сознавать, что какой-то Булгарин, стремясь излить свой яд на Пушкина, не может ничем более уязвить его, как говоря правду!). Там есть несколько очень остроумных статей Вяземского, между прочим, одна по поводу «Ревизора». Но надо же быть таким беззаботным и ленивым, как Пушкин, чтобы поместить здесь же сцены из провалившейся «Тивериады» Андрея Муравьева!2 Тебе известно, что последний теперь камергер3 и совершенно счастлив этим. <...>
А. Н. КАРАМЗИН
25 июля (6 августа)
<...> Не верь Софи в том, что она тебе говорит о «Современнике», он превосходно составлен; правда, Пушкин ничего не написал, но там есть очень хорошие статьи дядюшки и Одоевского. Пушкин собирается выпустить новый роман.4 <...>
3
А. Н. КАРАМЗИН
31 августа—3 сентября (12—15 сентября) 1836 г. Петербург
<...> Вчерашний день я, как gesagt,*1 праздновал свои именины1 в Царском. Обедали у нас Мещерский2 и Аркадий3. После обеда явились Мухановы,4 друзья сестер; старший довольно толст и похож на умершего своего брата, он не хорош, но, видно, что эта вещь известная, очень разговорчив, весел и communicatif,*2 младший, напротив, совершенно черт знает что такое! Худенький, гаденький, тихонький, похож страшно на приятеля нашего Толмачева, но гораздо его хуже. Они оба ехали в Москву. Старший накануне видел Пушкина, которого он нашел ужасно упадшим духом, раскаивавшимся, что написал свой мстительный пасквиль,5 вздыхающим по потерянной фавории публики.
Пушкин показал ему только что написанное им стихотворение, в кагором он жалуется на неблагодарную и ветреную публику и напоминает свои заслуги перед ней.6 Муханов говорит, что эта пьеса прекрасна. Кстати, о Пушкине. Я с Вошкой и Аркадием7 после долгих собираний отправились вечером Натальина дня8 en partie de plaisir*3 к Пушкиным на дачу9 Проезжая мимо иллюминированной дачи Загряд-ской,10 мы вспомнили, что у нее фурц11 и что Пушкины, верно, будут там. Несмотря на то, мы продолжали далекий путь и приехали pour voir la toilette de ces dames et les mettre en voiture. ApЖès avoir remis la partie deplaisir au surlendemain, nous revenons tout confus*4. В назначенный день мы опять отправляемся в далекий путь, опять едем в глухую, холодную ночь и почти час слушаем, как ходят ветры севера и смотрим, как там и сям мелькают в лесу далекие огни любителей дач; приехали: «Наталья Николаевна приказали извиниться, они очень нездоровы и не могут принять».
Тогда проклятия и заглушенные вопли вырвались из наших мужских грудей. Мы послали к черту всех женщин, живущих на Островах и подверженных несуразным расстройствам, и вернулись домой еще более смущенные, чем в первый раз. Этим и ограничились пока наши посещения. Не будь этого услужливого недомогания, Пушкины приехали бы в Царское провести вчерашний и позавчерашний дни. Эта помеха сделала совершенно счастливой мою нежную голубку,12 хотевшую в столь торжественный день моих именин царствовать без соперниц <...>
3 сентября.
Вчера вечером я с Володькой опять ездили к Пушкиным и было с нами оригинальнее, чем когда-нибудь. Нам сказали, что дескать дома нет, уехали в театр13. Но на этот раз мы не отстали так легко от своего предприятия, взошли в комнаты, велели зажечь лампы, открыли клавикорды, пели, открыли книги, читали и таким образом провели час с четвертью. Наконец, они приехали. Поелику они в карете спали, то и пришли совершенно заспанные, Alexandrine14 не вышла к нам и прямо пошла лечь; Пушкин сказал два слова и пошел лечь. Две другие15 вышли к нам зевая и стали просить, чтобы мы уехали, потому что им хочется спать; но мы объявили, что заставим их с нами просидеть столько же, сколько мы сидели без них. В самом деле мы просидели более часа. Пушкина не могла вынести так долго, и после отвергнутых просьб о нашем отъезде она ушла превая. Но Гончарова высидела все 1 1/4 часов, но чуть не заснула на диване. Таким образом мы расстались, объявляя, что если впредь хотят нас видеть, то пусть присылают карету за нами. Пушкина велела тебе сказать, что она тебя целует. (Ее слова)
Сноски
*1 сказано (нем.)
*2 общителен.
*3 увеселительной поездкой.
*4 чтобы посмотреть на туалеты дам и посадить их в карету. Отложив увеселительную поездку на послезавтра, мы вернулись совсем сконфуженные.
Примечания
Екатерина Андреевна Карамзина (1780—1850) — побочная дочь князя Андрея Ивановича Вяземского, единокровная сестра П. А. Вяземского; до замужества носила фамилию Колыванова по месту рождения в Ревеле (Колывань). В 1804 году стала второй женой овдовевшего Н. М. Карамзина и имела от него пятерых детей: Екатерину (1806—1867), Андрея (1814—1854), Александра (1815—1888), Владимира (1819—1879) и Елизавету (1821—1896). Екатерина в 1828 году вышла замуж за князя Петра Ивановича Мещерского (см. о них с. 610 наст. изд.) Екатерина Андреевна одна из самых выдающихся женщин Петербургского общества. Была хорошо образована, живо интересовалась вопросами литературы и истории, европейской политики. Пушкин познакомился с Екатериной Андреевной летом 1816 года в Царском Селе, куда на лето приезжали Карамзины, и проводил у них свое свободное время свое все лето (Лицейские письма А. М. Горчакова — Красный архив, 1936, т. 6, с. 194). В это время Екатерина Андреевна стала предметом юношеской влюбленности поэта. Глубокое уважение к ней поэт сохранил на протяжении всей своей жизни и в серьезные, кризисные моменты всегда вспоминал о ней. В 1830 году, собираясь жениться, он писал Вяземскому: «Сказывал ты Катерине Андр<еевне> о моей помолвке. Я уверен в ее участии — но передай мне ее слова — они нужны моему сердцу, и-теперь не совсем счастливому» (XIV, 88). В свою очередь Екатерина Андреевна всегда сохраняла теплое отношение к поэту.
Авторитет имени Карамзина сыграл роль в сохранении литературного салона, который процветал при его жизни. Несомненная заслуга в этом принадлежала жене и старшей дочери от первого брака Софье Николаевне (1802—1856). Софья Николаевна отличалась умом, начитанностью и остроумием. О ее незаурядности свидетельствует дружба с Лермонтовым, вошедшим в салон Карамзиных уже после смерти Пушкина. В середине 30-х годов в семейно-светский круг Карамзиных вошли два старших брата Андрей и Александр Николаевичи. В 1833 году они оба окончили Дерптский Университет по кафедре дипломатики и поступили в гвардейскую конную артиллерию. Александр был литературно одаренным человеком. Во второй половине 30-х годов он стал пытаться войти в большую литературу, печатался в посмертном пушкинском «Современнике» и «Отечественных записках». В 1839 году была напечатана его поэма «Борис Улин», написанная под явным влиянием «Евгения Онегина», с лирическими отступлениями, обращениями к читателю и участием автора в судьбе героев. Поэма вызвала резкую критику Белинского, которая, по-видимому, повлияла на писательскую судьбу Александра Карамзина. Прослужив недолго в военной службе, он вышел в отставку и поселился в деревне. Биограф справедливо пишет, что «прапорщик Александр Карамзин — скептик и отрицатель, критически относящийся к военной службе и к светскому обществу, может быть назван человеком лермонтовского поколения, одним из тех, кто дал Лермонтову материал для создания образа Печорина и для горьких, трагических размышлений в „Думе", из тех, кто сформировался десятилетие спустя поражения декабристов, в душной и неподвижной атмосфере 30-х годов» (Измайлов Н. В. Пушкин и семейство Карамзиных — Пушкин в письмах Карамзиных 1836—1837 годов. М.; Л., 1960, с. 37). Старший из братьев также недолго служил в армии. В 1835 году он серьезно заболел и был под угрозой чахотки. Весной 1836 года он взял длительный отпуск и 22 или 23 мая отправился в путешествие, объездил Германию, Швейцарию, Францию, Италию и лишь в середине октября 1837 года вернулся в Россию. Ко времени его путешествия и относится обширная переписка с родными.
Жена и старшие дети Н. М. Карамзина заботливо берегли связи со старыми друзьями историографа (В. А. Жуковским, П. А. Вяземским, А. И. Тургеневым, М. Ю. Виельгорским). На вечерах у Карамзиных постоянно бывают Н. М. и А. О. Смирновы, начинающий писатель В. А. Соллогуб. Сюда с удовольствием заезжают люди большого света — признанная красавица А. К. Шернваль (с осени 1836 года — жена известного богача Демидова, а потом, после смерти Демидова, жена Андрея Карамзина), семья государственного канцлера В. П. Кочубея, молодой дипломат И. С. Мальцев и многие другие. По словам будущего славянофила А. И. Кошелева, «в доме Е. А. Карамзиной собирались литераторы и умные люди разных направлений <...> Вечера начинались в 10 и длились до 1 и 2 часов ночи; разговор редко умолкал <...> Эти вечера были единственные в Петербурге, где не играли в карты и где говорили по русски» (Кошелев А. И. Записки. Берлин, 1884, с. 30). После возвращения из ссылки, Пушкин (сперва один, потом с женой и свояченицами Екатериной и Александрой Николаевнами Гончаровыми) был постоянным посетителем салона Карамзиных и близким другом дома. Там же постоянно бывал по вечерам у Карамзиных и Дантес, сумевший вызвать симпатию у всех молодых членов семьи. На глазах Карамзиных развертывалась трагедия последних месяцев жизни поэта. Особенно подробно пишет брату Андрею о назревавшем конфликте между поэтом и Дантесом Софья Николаевна. Однако ее наблюдательность и ум не были очень глубокими. Начиная с осени 1836 года ее письма дают последовательную, хотя и неполную и одностороннюю, хронику развития отношений между Пушкиным и его женой и Дантесом. Но именно эти письма показывают, что, постоянно встречаясь с Пушкиным и Дантесом и имея возможность следить почти изо дня в день за развитием трагической ситуации, она долго не могла правильно оценить положение. В письмах она изображает драму поэта как обычный в свете «треугольник», причем связанная с ней тревога поэта и его поведение кажутся ей неоправданными и смешными. После предложения Дантеса Е. Н. Гончаровой ее сочувствие всецело на стороне Дантеса и только смерть Пушкина заставила ее глубже взглянуть на события и пересмотреть свое отношение к ним. Из всех детей Карамзиных самым последовательным и непримиримым обличителем Дантеса и всех, кто стал на сторону убийцы поэта, был Александр. От него получал брат и сведения о роли Екатерины Гончаровой в конфликте Пушкина и Дантеса, и справедливо резкие оценки убийцы Пушкина, и настойчивый совет не подавать ему руки при встрече. Далекая от светских сплетен Екатерина Андреевна мало пишет о драматической ситуации, которую так подробно смакует ее падчерица, ей они, как она признается, «противны», а письмо ее о смерти Пушкина наполнено глубокой серьезной болью за человека, которого она знала с юношеских лет и сознанием его бессмертия как поэта.
Письма членов семьи Карамзиных к Андрею Николаевичу Карамзину, писанные во время его заграничного путешествия, были найдены в Нижнем Тагиле накануне Великой Отечественной войны. Они поступили в нижнетагильский краеведческий музей, но только в 1954 году библиотекарь музея Е. В. Боташев поместил о них статью в № 72 газеты «Тагильский рабочий». Затем сообщение о письмах появились в «Комсомольской правде» (1954, 25 апреля, № 98). Большие отрывки из писем были напечатаны в «Новом мире» (Андроников Ираклий. Тагильская находка. Из писем Карамзиных. Публикация Н. Боташева. Пояснительный текст И. Андроникова — Новый мир, 1956, № 1, с. 153—209). Полностью письма напечатаны в кн.: Пушкин в письмах Карамзиных 1836—1837 годов. М.; Л., 1960. В настоящую подборку включены отрывки из писем с упоминанием о Пушкине и его семье. Почти все письма писались на французском языке. Мы приводим их в русских переводах. Русские слова и фразы в письмах выделены звездочками.
Письмо 1
1 Петергофский праздник устраивался ежегодно 1 июля, в день рождения имп. Александры Федоровны (1798—1860).
2 Шевич — Мария Христофоровна (1784—1841) — сестра гр. А. Х. Бенкендорфа.
3 П· А. Вяземский, в молодости близкий к идеям Союза благоденствия, был по распоряжению Александра I в 1821 году исключен из службы и в ответ на это подал прошение об исключении его и из придворного звания камер-юнкера (см.: РА, 1888, кн. III. У 9, стр. 172—173). Это надолго отдалило его от двора: в продолжение 9 лет он был в отставке и в оппозиции и только в 1830 году обратился к Николаю I с просьбой вновь принять его в службу, что означало «примирение» его с правительством. «Приходило так, что непременно должно было мне или в службу или вон из России», — писал он А. И. Тургеневу (ОА, т. III, стр. 192). В апреле 1830 года Вяземский был назначен на службу в Министерство финансов, где, по выражению царя, он должен был°«отрезвиться», а 5 августа 1831 года получил звание камергера, но еще очень долго избегал надевать придворный мундир.
4 Одоевские — Владимир Федорович и его жена Ольга Степановна.
5 Гр. Надежду Львовну Соллогуб (1815—1903) сопровождала в заграничной поездке ее тетка гр. Софья Ивановна Соллогуб (1791—1854).
6 Смирнова Александра Осиповна.
7 На этом придворном празднике могли присутствовать все члены семьи Опочининых: Федор Петрович (1779—1852) как шталмейстер двора, вместе с своей женой Дарьей Михайловной, рожд. Голенищевой-Кутузовой (1788—1854; она была дочерью полководца М. И. Кутузова и сестрой Е. М. Хитрово); обе их дочери — фрейлины Александра Федоровна (1814—1868) и Мария Федоровна (р. 1817); мог быть на празднике и их сын Константин Федорович (1808—1848) как гвардейский офицер, поручик л.-гв. Конного полка. Опочинины были близкими знакомыми Карамзиных, А. И. Тургенева и Вяземского.
8 Бар, Карл Август Люцероде (1794—1864) — генерал-адъютант короля Саксонии, писатель и переводчик, саксонский посланник в Петербурге с 1832 по 1840 год. Во время пребывания в России он основательно изучиШ русский язык и литературу и даже переводил на немецкий язык стихотворения Пушкина, Кольцова и Баратынского. Литературные интересы сблизили его с Вяземским, Жуковским, Пушкиным, Плетневым. Характерна рекомендация Люцероде, летом 1833 года отправлявшегося на Макарьевскую ярмарку и собиравшегося задержаться на несколько дней в Москве, содержащаяся в неизданном письме Вяземского к С. П. Шевыреву: «Сделайте одолжение, любезнейший Степан Петрович, угостите ученою, литературною и историческою Москвою барона Люцероде, который в состоянии понять ее... Если Баратынский в Москве, сведите их, он перевел его стихи на смерть Гете» (ГПБ, архив С. П. Шевырева, карт. 2, л. 5). После дуэли и смерти Пушкина Люцероде показал себя одним из тех дипломатов, кто более всех сочувствовал поэту и понимал его значение. Его донесения о гибели Пушкина см. у Щеголева, стр. 331—334.
9 Бутурлины — Елизавета Михайловна и ее муж Дмитрий Петрович (1790—1849), сенатор, впоследствии член Государственного совета и директор Публичной библиотеки. Д. П. Бутурлин известен как автор ряда сочинений по русской военной истории, что дало повод в обществе называть его «Жомини», по имени специалиста по теории и истории военного искусства барона Г. В. Жомини (ср. запись в дневнике Пушкина за 1833 год: «30 ноября. Вчера был у Бутурлина (Жомини)» (XII, стр. 315). По-видимому, Бутурлина Пушкин иронически изобразил в наброске повести «Гости съезжались на дачу» под буквой. «Б**» (VIII, 1, стр. 40). Но военно-исторические труды Бутурлина он учитывал при работе над «Полтавой» и над историей Петра I. Три книги Бутурлина имеются в библиотеке Пушкина (см.: Б. Л. Модзалевский. Библиотека А. С. Пушкина (Библиографическое описание). ПиС, вып. IX—X, стр. 16—17, 175: № 55, 56, 670, 671). В истории цензурного гнета над русской литературой Бутурлин «прославился» своей деятельностью в качестве председателя реакционного «Комитета 2 апреля 1848 года», известного под названием «Бутурлинского комитета».
10 Платон Александрович Пишчевич — поручик л.-гв. Гусарского полка; Золотницкий — вероятно, Петр Дмитриевич Золотницкий (1812—1872), поручик л.-гв. Кирасирского полка. В письмах Карамзиных М. Х. Шевич (сестра А. Х. Бенкендорфа) названа теткой Золотницкого, а Пишчевич — кузеном Е. П. Мусиной-Пушкиной, племянницы М. Х. Шевич. Очерк П. Пишчевича «О Киеве» помешен в шестом томе «Современника» уже после смерти Пушкина и, вероятно, не без содействия Карамзиных; Пушкин во втором томе «Современника» за 1836 год поместил разбор книги «Статистическое описание Нахичеванской провинции», подписанный «В. Золотницкий»; разбор показывает, что автор, несомненно, долго жил на Кавказе и хорошо знаком с предметом. Едва ли это тот Золотницкий, о котором идет речь в письме Карамзиной; последняя, вероятно имеет в виду названного выше П. Д. Золотницкого, тем более, что возраст последнего и его звание гвардейского офицера делают понятным его присутствие на петергофском празднике, но мало вероятным — его авторство на очень специальную тему.
11 Монплезир — летний дворец Петра I в Петергофе на самом берегу Финского залива.
12 Ковалинский — вероятно, Платон Петрович Коваленский, поручик л.-гв. саперного батальона.
13 Кн. Александр Сергеевич Голицын (1806—1885) — сослуживец братьев Карамзиных, штабс-капитан л.-гв. Конной артиллерии.
14 Прекрасная Натали — Наталья Николаевна Пушкина. С. Н. Карамзина пишет о «страсти» Дантеса как о чем-то привычном и известном. Действительно, страстное увлечение Дантеса Н. Н. Пушкиной относится к концу 1835 — началу 1836 года, о чем свидетельствуют письма Дантеса к Геккерну, бывшему в это время за границей (см.: М. А. Цявловский. Новые материалы для биографии Пушкина — Звенья, т. 9, с. 173—176; ср.: Ахматова А. О Пушкине, с. 115—116).
Письмо 2
1 Второй том «Современника» вышел в самом начале июля (см.: Н. Синявский и М. Цявловский. Пушкин в печати. 1814—1837. Изд. 2-е, 1938, стр. 120—130, № 1145; «На днях выйдет 2-й № Современника», — сообщал Пушкин Н. А. Дуровой около 25 июня 1836 года —XVI, стр. 130). Художественный отдел этой книги действительно был скромен: кроме записок Н. А. Дуровой, там были помешены только стихотворение А. В. Кольцова и отрывки из сказки в стихах Н. М. Языкова, а также из драм в стихах А. Н. Муравьева и Е. Ф. Розена. Но критические, библиографические и научные статьи тома безусловно интересны и значительны, так как среди них: две статьи Пушкина (анонимно), представляющие собой очерки о Французской и Российской академиях; статья С. Ф. (В. Ф. Одоевского) «О вражде к просвещению, замечаемой в новейшей литературе»; три статьи В. (П. А. Вяземского) о новых книгах 1836 года: «Наполеон и Юлий Цезарь» (о только что опубликованных комментариях Наполеона к «Запискам о галльской войне»), «Новая поэма Э. Кине» («Наполеон», Париж, 1836) и «Ревизор. Комедия, соч. Н. Гоголя». В этих статьях, замечательных по мыслям и оригинальному стилю каждого автора, отчетливо выразилось основное направление пушкинского журнала — его борьба за литературу больших идей, развивающуюся «с веком наравне», против усиливающегося так называемого торгового направления литературы, идущего на поводу интересов и вкусов обывателя. На страницах «Северной пчелы», газеты Ф. В. Булгарина — самого циничного представителя литературы этого рода — появление второго тома «Современника» было встречено лицемерными сетованиями. Противопоставляя журнал Пушкина его прошлой поэтической деятельности, и в частности «Полтаве» (по поводу украинского перевода поэмы, напечатанного Е. П. Гребенкой), рецензент, выражавший мнение Булгарина, писал: «Печальная перемена!.. Поэт променял золотую лиру свою на скрипучее, неумолкающее, труженическое перо журналиста; он отдал даром свою свободу, которая прежде была ему так дорога, и взамен ее взял тяжкую неволю; мечты и вдохновения свои он погасил срочными статьями и журнальною полемикою; князь мысли стал рабом толпы... И для чего он променял свою блестящую завидную судьбу на тяжкую долю труженика? Для того, чтоб иметь удовольствие высказать несколько горьких упреков своим врагам, т. е. людям, которые были не согласны с ним в литературных мнениях, которые требовали от дремлющего его таланта новых, совершеннейших созданий, угрожая в противном случае свести с престола... его значительность... Между тем поэт опочил на лаврах слишком рано, и, вместо того чтоб. отвечать нам новым поэтическим произведением, он выдает толстые, тяжелые книжки сухого и скучного журнала, наполненного чужими статьями» («Северная пчела», 1836, 18 июля, № 162, стр. 64). Характерно, что С. Н. Карамзина, еще не видевшая нового тома журнала, соглашается с «справедливостью» суждений о нем в газете Булгарина,. причем ее согласие относится только к Пушкину, поэтические произведения которого отсутствуют в этом номере журнала. Слова «светило, в полдень угасшее» не являются цитатой из какой-либо статьи Булгарина или его подручных, но очень верно выражают отношение «Северной пчелы» к Пушкину в 30-е годы.
2 «Битва при Тивериаде», драма в стихах А. Н. Муравьева, сюжет которой взят из истории крестовых походов. Написанная в 1828 году, она прошла два раза на сцене Александрийского театра в сезон 1832—1833 года, но успеха не имела. В‰«Современнике» были напечатаны отрывки из IV и V действий драмы с предисловием автора. Отдельным изданием «Битва при Тивериаде» вышла только в 1874 году.
3 Андрей Николаевич Муравьев (1806—1874), поступив в 1828 году на службу чиновником по Министерству иностранных дел, в 1833 году перешел в Святейший синод, а 21 мая 1836 года получил название камергера. Его воспоминания — «Знакомство с русскими поэтами» (Киев, 1871) — содержат несколько ценных замечаний о Пушкине и его окружении.
4 Роман — «Капитанская дочка», которая была напечатана в четвертом томе «Современника» за 1836 год. Начав работу над романом в 1833 году, Пушкин окончательно отделал его лишь в июле-августе 1836 года. В конце сентября он был представлен в цензуру. См. обмен письмами между Пушкиным и цензором П. А. Корсаковым — XVI, стр. 161—163, 177—178.
Письмо 3
1 Именины Александра Карамзина 30 августа (ст. ст.).
2 Мещерский — Сергей Иванович — брат П. И. Мещерского, мужа Екатерины Николаевны Карамзиной.
3 Аркадий — А. О. Россет.
4 Мухановы — Николай Алексеевич (1804—1871) и Владимир Алексеевич (1805—1876). Старший, Николай Алексеевич, сделал значительную чиновничью карьеру (до члена Государственного совета). Владимир АлексеевичЪ служивший в Московском архиве Коллегии иностранных дел (один из «архивных юношей»), был человеком образованным, с широкими литературными интересами, общался с Веневитиновым, Вяземским, Баратынским, Хомяковым и другими писателями. Оба брата познакомились с Пушкиным зимой 1826—1827 года и были с ним в приятельских отношениях (см. записки Пушкина к В. А. Муханову — XIII, стр. 301). Дневники и письма В. А. Муханова (Щукинский сборник, вып. IV, М., 1905, стр. 162; вып. V, 1906, стр. 270—366; РА, 1897, кн. I, ж 4, стр. 653—657; Московский пушкинист, вып. I, М., 1927, стр. 47—67) свидетельствуют, что он высоко ценил творчество Пушкина и понимал его значение. Иронический отзыв Ал. Н. Карамзина о братьях Мухановых основан на первом и внешнем впечатлении, отсюда и его явная односторонность.
5Ї«Мстительным пасквилем» названо стихотворение Пушкина «На выздоровление Лукулла. Подражание латинскому», напечатанное в сентябрьской книжке «Московского наблюдателя» за 1835 год, вышедшей в самом конце этого года. Оно было сатирой на министра народного просвещения С. С. Уварова, известного, помимо крайней реакционности, своим стяжательством и карьеризмом. Стихотворение основано на действительных фактах: в 1835 году тяжело заболел гр. Д. Н. Шереметев, богач, наследником которого был Уваров; последний поторопился принять меры к «охране» наследства — между тем Шереметев поправился. История была широко известна, и стихотворение привлекло всеобщее внимание, герой его был узнан (см., например, записи в дневнике А. В. Никитенко от 17 и 20 января 1836 года — Дневник, т. I, 1955, стр. 179, 180). «Спасибо переводчику с латинского... Биографическая строфа будет служить эпиграфом всей жизни арзамасца-отступника. Другого бы забыли, но Пушкин заклеймил его бессмертным поношением. — Поделом вору и вечная мука!» — писал из Парижа А. И. Тургенев (ЛН, т. 58, стр. 120), высоко оценивший стихотворение как политический памфлет («В стихах „На выздоровление Лукулла„ гораздо больше политики, чем в моих невинных донесениях о ФиэскЫ»; там же, стр. 123). Всё это вызвало целый ряд официальных объяснений, неприятных Пушкину, и личных столкновении, порою очень резких, как например с кн. Н. Г. Репниным. См.: Вацуро В. Э., Гиллельсон М. И., Сквозь умственные плотины. М., 1986, с. 201—209.
6 Стихотворениец«Я памятник себе воздвиг нерукотворный», написанное Пушкиным 21 августа 1836 года на Каменном острове (за восемь дней до встречи с Н. А. Мухановым). Муханову более всего запомнилась пятая, заключительная строфа стихотворения, в которой он уловил отклик поэта на поверхностные, свидетельствующие о непонимании или враждебности отзывы критики и читателей о его творчестве, якобы иссякшем и клонящемся к упадку.
7 Вошка и Аркадий — В. Н. Карамзин и А. О. Россет.
8 Натальин день — 26 августа (ст. ст.).
9 Летом 1836 года Пушкин со своим семейством и свояченицами Екатериной и Александрой Гончаровыми жил на Каменном острове, снимая дачу у Ф. И. Доливо-Добровольского.
10 Екатерина Ивановна Загряжская (1779—1842), тетка Н. Н. Пушкиной (сестра ее матери), фрейлина. См. о ней письмо № 13, примеч. 2.
11 Фурц (Furz) — нарыв (нем.).
12 Нежная голубка — Александра Ивановна Шевич (1807—1860), падчерица М. Х. Шевич, фрейлина.
13 По извещениюЛ«Северной пчелы» от 2 сентября 1836 года (№ 200), в этот день были спектакли в Александрийском и Михайловском театрах. На сцене Александрийского театра шли «Ревизор» Гоголя, комедия «Ссора или два соседа» А. А. Шаховского и водевиль (с французского) «Царство женщин»; в Михайловском театре — спектакль немецкой труппы. Очевидно, Пушкин был на представлении «Ревизора».
14 Alexandrine — А. Н. Гончарова.
15 Две другие — Е. Н. Гончарова и Н. Н. Пушкина.