Скачать текст произведения

История Пугачева. Часть вторая (приложения). II. Рапорт графа Румянцова в военную коллегию, и письма Нурали-Хана, Бибикова, графа Панина и Державина.


II. РАПОРТ ГРАФА РУМЯНЦОВА В ВОЕННУЮ КОЛЛЕГИЮ, И ПИСЬМА НУРАЛИ-ХАНА, БИБИКОВА, ГРАФА ПАНИНА И ДЕРЖАВИНА.

1) Рапорт графа Румянцова о генерал-поручике Суворове, отправленный в Военную коллегию, от 15 апреля 1774 года.

В государственную Военную коллегию рапорт.

Г. генерал-поручику и кавалеру Суворову по указу из Военной коллегии от 25 марта под 187 пущенному, а мною 13 сего месяца полученному, к вновь назначенной команде немедленно бы ехать я приказал, ежелё бы он в пути, а хотя и на месте, но не на посту в лице неприятеля противу Силистрии находился, к которому он еще до получения о генералах произвождения мною определен и со вверенным ему корпусом как на сей город по усмотрению удобности поиск сделать, так и Гирсов оберегать поручено. В сем случае я не мог на оное поступить из уважения, что сия его отлучка подала б неприятелю подтверждения по делам оренбургским, кои они воображают себе быть для нас крайне опасными, нежели они суть, и может быть, как я вижу из публичных Ведомостей, вовсе исчезшие: а вместо его, к корпусу Оренбургскому, другого генерал-поручика из находящихся в России, к армии мне вверенной определенных, не соблаговолено ли будет отправить приказать?

2) Перевод с татарского письма от киргиз-кайсакского Нурали-Хана, с человеком его Якишбаем присланного в Оренбург; 24 сентября 1773 года полученного.

Высокоместному и высокопочтенному господину генерал-поручику, оренбургскому губернатору и кавалеру Ивану Андреевичу Рейнсдорпу.

Объявляю на сих временах, что проявился здесь ее императорскому величеству изменник, и проговаривает заблудящие речи, что он якобы великий император Петр Федорович, и чтоб ему покорились, о чем ко мнё двоекратно писал, из коих одно у коменданта в руках; токмо как не безъизвестно, реченному вору и изменнику несведующие прав и законов из Яикских казаков заблудящие поверя, ему сообщась, с ним вместе и окружа Яикской городок ездят; а я, услыша о том, по повелению тамошнего войска старшины Мартемьяна Бородина и подполковника Симонова приехать против Яикского городка к мосту, переговоря, сказал, что я искренне усердствую ее императорскому величеству, не приобщаясь к таким изменным речам, чтоб находящегося в Яикском городке главным повелителем реченного подполковника сообщась войском с означенными заблудящими сопротивляясь и учиня драку, кто употребляет такие речи, того поймать, общие старания прилагать, если они сами своею командою с ними управиться могут, то б оных разбойников поймали сами, а когда сил их к тому доставать не будет, то б повелели мне, чтоб я с своим народом вышед, учиня поиск, тех разбойников поймал; токмо когда реченные разбойники вскоре прижать их и изнурять не могут, в таком случае без позволения оренбургского губернатора за реку Яик переехать я не в состоянии, и ежели те плуты будут усиливаться, то по неволе, не дожидаясь из Оренбурга известия, принужден буду переехать. На что они подполковник и старшина сказали, что их сила, не заимствуя нашей достижет: что-де вы, приехав сюда, прожили на совете два дни и тем довольны. Почему я сие письмо при письме оного подполковника, с человеком его, к вам отправил; и так я, ожидая от вас известия, нахожусь, а при том советую, что мы, на степи находящиеся люди, не знаем, сей ездящий вор ли? или реченный государь сам? А для того, что он называется государем, послан был от меня под одним претекстом нарочный, который возвратясь объявил мне, что какой он человек, не знает и не опознал, токмо-де борода у него русая: однако из-за сего думал я, каким ни есть случаем поймать, только без вашего известия на то не поступил.

Между тем еще объявляю, хотя я в нынешнем году с вами повидаясь, переговорить и был намерен, точию с за вышеписанными обстоятельствами, то мое желание не исполнилось; однако вашего высокопревосходительствЬ по дружбе прошу, чтоб пребывающих здесь на степи легкомысленных киргизцев стараться в спокойствии содержать, ибо при приумножении таковых поступков может меня в чести и славе оставить для того, что Ягалбайлинского рода у Ишенбая в прошедшей зиме отогнанных башкирцами тысяч пятидесяти лошадей возвратить соизволите, а особливо в нашем народе именитый джагалбайлец Шагыр Батырев, меньшой брат именуемый Иштекбай Батырь находится там у вас, коего позвольте для меня удовольствовав, обратно отпустить, а при том того ж рода из ишантских лошадей отдав ему Ишасбаю половину, а другую реченному Иштекбаю, чтоб он их продал на деньги, ему ж Иштекбаю прикажите выбегших из орды нашей двух кизылбаш препоручить для того, что когда оные еганбайлинцы удовольствованы будут, весь народ наш благодарными останутся. Весьма б изрядно было, когда б оный Шагыр Батырь удовольствован был, за чтоб и я довольным себя препочел; хотя ж оный Шагыр по отдаленности меня кочует, только его отчужденным от меня не признавайте, коего благоволите для меня в чести содержать.

Впрочем наивсегдашний доброжелатель ваш Нурали-Хан своеручно печать мою приложил (которая под оным чернильная и приложена).

3) Письма А. И. Бибикова.

А. - К графу З. Г. Чернышеву, от 30 декабря 1773 года.

Милостивый государь, граф Захар Григорьевич! Из донесения моего ее императорскому величеству, в. с. сведать изволите о всех здешних обстоятельствах, каковые мне при первом случае открылись: они стольк• дурны, что я довольно того описать не могу; умолчав многие мелочные известия, которые до меня дошли, из донесенных уже усмотрите, какою опасностию грозит всеобщее возмущение башкир, калмык и разных народов, обитающих в здешнем краю, а паче если и приписанные к заводам крестьяне к ним прилепятся, к чему уже в Пермской провинции и есть начало. - Коммуникация с Сибирью от опасности на волоску, да и самая Сибирь тому ж подвержена. Всего же более прилепление черни к самозванцу и его злодейской толпе. Одна надежда на войска, которых по умножающемуся злодейскому многолюдству, видится быть недостаточно, а паче в рассуждении обширности и расстояния сего краю мест.

Толпу Пугачева я разбить не отчаяваюсь и с теми, кои теперь мне назначены, когда соберутся; но тушить везде пожар и останавливать злодейское стремление конечно конные войска в прибавок необходимы.І

В проезд мой через Москву генерал Берх меня уверял, что от 2-й армии 3 или 4 полка конницы отделить можно без всякой для тамошней стороны опасности, за что он отвечает; но откуда б то ни было, а умножитќ необходимо надлежит. Войдите в сие дело, в. с. Вы увидите, что я говорю вам истину.

На здешние гарнизоны и другие команды никакого счету делать не извольте: они, с их офицерами, так скаредны, что и башкирцам сопротивляться не могут. Печальные опыты с Чернышевым и маиором Заевым ва‡ доказывают, да и здесь уже по всем рапортам я увидел, что они, расставленные от Фреймана и от губернатора по постам, бегают с одного места в другое при малейшей тревоге.

Благодарю всепокорнейше в. с. за почтеннейшее письмо от 21 декабря и за преподанный мне совет к доставлению Оренбургу и Яицкому городку провианту от Симбирска и Самары посредством команды генерал-маиорч Мансурова. Первая моя теперь о том настоит и забота, чтоб доставить сим утесненным и крайнему бедствию от недостатка пропитания подверженным местам. Но как еще и легкие команды только две, а именно 22 и 24 прибыли, а о других двух, где находятся, и слуху нет, тож и о генерал-маиоре Мансурове ничего не знаю, да хоть бы они и все соединены были, опасаюсь я отважить сей конвой, под прикрытием сих одних полевых команд, дабы паки не были они жертвою злодейскою. Но сие с надежною силою исполнить должно, что я при первом случае и предприму и первым своим попечением конечно поставляю. А между тем провиант в Симбирске заготовлять велел; прибывшие же две легкие команды послал я на выгнание злодеев из города Самары, которую они злодеи 24-го заняли; а теперь ожидаю рапорта.

Прежде доставленных сюда для вооружения здешних команд и поселян 2000 ружей недостаточно: для того в. с. покорнейше прошу, как скоро возможно, дать повеление о отправлении сюда на всякой случай 200Љ ружей, 1000 карабин и 1000 пар пистолетов. - Кажется неминуемо здешних поселян вооружить, обнадежась прежде в их твердости.

О сем писал я к е. с. князю Михайлу Никитичу с прибавлением о саблях, седлах и уздах, ибо в коннице большая нужда (своеручно).

Сволочь Пугачева злодейской толпы конечно порядочного вооружения, ниже строю иметь не может, кроме свойственных таковым бродягам буйности и колобродства; но их более шести тысяч по всем известиям считатќ должно, а считая ныне воров башкирцев, число крайне быть должно велико. - Не считаю я трудности, м. г., разбить сию кучу; но собрать войска, запастись не только провиантом и фуражем, но и дровами, проходить в настоящее время степные и пустые места с корпусом, суть наиглавнейшие трудности; а между тем отражать во всех концах убивства и разорения и удерживать от заразы преклонных от страху и прельщения простых обывателей.

Со всем тем отвечаю вам за себя, что я всё исполню, что только в моей будет возможности, и остаюсь навсегда, с особым высокопочитанием и проч.

P. S. (Собственноручно.) Сейчас получил рапорт от генерал-маиора Мансурова, что, по приключившейся ему горячке, пролежал он без памяти 7 дней. Теперь он здоров; настиг 23 и 25 полевые команды, и N ними соединясь, следует к Симбирску, но только от него еще в 400 верстах, в деревне Миндани.

Б. - К нему же, из Казани, от 17 января 1774.

Милостивый государь, граф Захар Григорьевич! Сославшись на донесения ее императорскому величеству, за излишнее почитаю повторить вашему сиятельству описание о здешнем дурне, да только то промолвит” осмеливаюсь, что если Оренбург имеет пропитание, то надеюсь его спасти, а сим уповаю и главную всему злу преломлю преграду; но маршем поспешить великие настоят трудности, потому что число подвод для подвозу пропитания на корпус и для способствования городу выходит большое по дальнему и степному положению, - а притом рассеявшуюся сволочь сперва прогнать и землю очистить надобно, ибо сей саранчи столь много, что около постов Фреймановских проходу нет, и на нас лезут; - конвоирование великова подвозу требует по степным местам людей; без прикрытия ж и саму Казань со стороны Башкирии оставить нельзя. Время час-от-часу становится драгоценно; а полк карабинерный только сегодня сюда вступил, и лошади в дурном состоянии. На гарнизонные команды ничего считать нельзя, что уже я и испытанием знаю. Сия негодница довольна, что их не трогают, и до первой деревни дошедши, остановясь, присылает рапорты, что окружены, и далее итти нельзя. Нужно было несколько раз посылать им на выручку. Они ободрили и злодеев, что осмелились в самые им лезть глаза.

Вот, м. г., положение, в котором я себя вижу. Не можно более претерпевать прискорбия от досады, сожаления и получаемых ежедневно слухов. Один всевышний может обратить всё в лучшее и помочь мне в си† крайностях. Сказав сие, с истинным высокопочитанием всегда останусь и проч.

P. S. (Собственноручно). При сем отправленный курьер привез ко мне высочайший ее императорского величества рескрипт от 10 числа января, препровождаемый с письмом в. с. Я предоставя впредь о том N первым отправлением доносить, теперь только о получении его уведомляю.

Сейчас получил рапорт от генерал-маиора Фреймана, что высланный для поиску над злодеями Томского полка капитан Фатеев при деревне Кувицкой и... разбил многочисленную сволочь, побив на месте и в преследовании великое число, способом посаженных на обывательских лошадей гренадер и бегающих на лыжах солдат, отбив 4 пушки. 20 человек взял в полон.

В. - К нему же, из Казани, от 24 января 1774.

Милостивый государь, граф Захар Григорьевич! Из донесения моего к ее императорскому величеству увидеть изволите, что войска, прибывшие сюда, действовать начали, и полковник Бибиков с деташементом своим, состоящим в четырех ротах пехоты и трех рот гусар, разбил злодейскую сволочь, не потеряв ни одного человека, город Заинск освободил от злодеев. Надеюсь очистить сей угол; но прискорбные вести получаю со стороны Сибирской: господин Калонг, не находя средства не только сделать транспорт провианту и фуражу в Оренбург, но и сам итти опасается, написав премножество затруднений. Советует он мне сей транспорт сделать. Я и без того все способы к тому употребляю, да время проходит, а оно драгоценно. Я писал к нему, чтоб он по крайней мере хотя в Башкирию сделал диверсию в то время, как я к Оренбургу подвинусь в исходе нынешнего месяца или в начале февраля.

Екатеринбург в опасности от внутренних предательств и измены. О Кунгуре слуху после 10 числа нет. Зло распространяется весьма далеко. Позвольте и теперь мне в. с. повторить: не неприятель опасен, какое бы множество его ни было, но народное колебание, дух бунта и смятение. Тушить оное, кроме войск, в скорости не видно еще теперь способов, а могут ли на такой обширности войски поспевать и делиться, без моего объяснения представить можете. Спешу и все силы употребляю запасать провиант и фураж, тож и подводы к подвозу за войсками. Но сами представить легко можете, коликим затруднениям по нынешнему времени всё сие подвержено, и тем паче, что внутрь и вне злодейство, предательство и непослушание от жителей. Не очистя саранчу злую, вперед шагу подасться нельзя. В том теперь и упражняюсь, а войски подаются вперед. Жду с нетерпением Чугуевского казачьего полку, о котором слышу, что уже в Москву пришел. Вот, м. г., всё то, что я теперь донесть вам могу; а заключу истинным моим высокопочитанием, и проч. (Собственноручно.)

Р. S. Приложенную реляцию покорнейше прошу ее величеству поднесть.

Г. - К Д. И. фон-Визину, из Казани от 29 января 1774 года.

Благодарю тебя, мой любезный Денис Иванович, за дружеское и приятнейшее письмо от 16 января и за все сделанные вами уведомления. Лестно слышать полагаемую от всех на меня надежду в успехе моего нынешнего дела. Отвечаю за себя, что употреблю все способы, и забочусь ежечасно, чтоб истребить на толиком пространстве разлившийся дух мятежа и бунта. Бить мы везде начали злодеев, да только сей саранчи умножилось до невероятного числа. Побить их не отчаяваюсь, да успокоить почти всеобщего черни волнения великие предстоят трудности. Более ж всего неудобным делает то великая обширность сего зла. Но буди воля господня! делаю и буду делать что могу. Неужели-то проклятая сволочь не образумится? Ведь не Пугачев важен, да важно всеобщее негодование. А Пугачев чучела, которою воры Яицкие казаки играют. Уведомляй, мой друг, сколь можно чаще о делах внешних. Неужели и теперь о мире не думаете? Эй пора, право, пора! Газеты я получил; надеюсь, что по твоей дружбе и впредь получать буду. J'avais diaboliquement peur de mes soldats, qu'ils ne fassent pas comme ceux de garnison de mettre les armes bas vis-а-vis des rebelles. Mais non, ils les battent comme il faut, et les traitent en rebelles. Ceci me donne du courage. [Я чертовски боялся за своих солдат, как бы они не поступили подобно гарнизонным и не сложили оружие перед мятежниками. Но нет, они бьют их как следует и поступают с ними как с мятежниками. Это меня ободряет. (Франц.)] Да то беда, как нарочно всё противу нас: и снега и мятели, и бездорожица. Но всё однако же одолевать будем. Прости, мой друг; будь уверен, что я тебя сердцем и душою люблю.

Напомни, мой друг, графу Никите Ивановичу о бароне Аше. Он обещался ему по крайней мере хотя для сейма что ни есть исходатайствовать. Ты меня очень одолжишь, ежели сему честному человеку поможешь.

4) Письма графа П. И. Панина.

А. - Гвардии капитану А. П. Галахову, из Пензы от 14 сентября 1774.

Высокоблагородный и высокопочтенный, лейб-гвардии капитан!

Государь мой! На рапорт от вашего высокоблагородия, с сим вручителем ко удовольствию моему полученный, нахожу вам ответствовать:

К принятым вами мерам и к сделанному распоряжению я ничего присовокупить не имею, как оные и мне собственно, по соображению всех обстоятельств, за удобнейшие представляются, потому особливо, что порученного вам дела, без отваги ничего произвести с успехом никак нельзя, а тут не отважено ничего иного, кроме такого числа денег, которые по общему делу иным не может поставлено быть, как безделицею; впрочем же противу дальнейшего требуется одной предосторожности, коей мы постараемся и не упустить. В том намерении приказал я уже сегодня отсель выступя, итти под точное ваше начальство в Сызрань, одному эскадрону драгун, да и я, выступя отсель не помешкав, возьму свою позицию по берегу реки Волги, примкнув к Сызрани; одно только мне остается приметить, и лежит на моем сердце, чтоб не сделал утечки (ежели полагаемая нами на известного человека верность нас обманет) открывшийся вам житель царицынской. Не лучше ли и не можно ли вам кого-нибудь из своих подчиненных верного, спрепровадить туда под некоторым предлогом, делать скрытное над оным надзирание? Что вы по сему предпримете, а и впрочем какие происхождения у вас изъявляться будут, стану я ожидать от вашего высокоблагородия себе уведомления, прибыв скоро к берегу реки Волги, на предприемлемую мною позицию; а везде и всегда останусь с почтением и усердием вашего высокоблагородия и проч.

Б. - К нему же, из Пензы, от 19 сентября 1774.

Государь мой, Александр Павлыч! Вручитель сего, господин маиор Рунич, приехал ко мне с словесными от вас представлениями, на которые я иного и лучшего вам, государь мой, сказать и присоветовать не могу, как во-первых похваляю, что по сведении вашем о поимке государственного злодея, послали вы тотчас отъискивать отправившегося от вас, с тем намерением известного комиссионера. Новое счастие будет, если возвратим еще и употребленные с оным казенные деньги; да чего уже ожидать не возможно от благословляющей так ощутительно десницы вышней все деяния во благое нашей всемилостивейшей государыни?

Мне мнится, что вам, государь мой, в теперешнем случае лучше всего перенестись к свиданию со мною в Симбирск, куда уже я дни чрез два отсель прямо следовать буду.

Касательно до царицынского жителя, вам известного сообщника бунтовщику, - то я сколь скоро получил известие о поимке злодея, тотчас послал туда повеление, оного сообщника, взяв под крепкий караул, прислать ко мне, да и эскадрону драгунскому, отправленному к вам в Сызрань, а остановленному на дороге сим господином маиором, дал повеление с ним же маршировать в другое место, где, по теперешнему положению земля, удобнее и безубыточнее было прокормить войски.

Впрочем, я есмь всегда с почтением и проч.

Рукою гр. Панина приписано:

P. S. Рекомендую, имеющуюся при вас денежную наличную сумму привезти ко мне в Симбирск.

5) Письма лейб-гвардии поручика Державина полковнику Бошняку.

А. - Из Саратова, от 30 июля 1774 года.

Высокоблагородному и высокопочтенному г. города Саратова коменданту и правящему в оном городе воеводскую должность.

Милостивый государь мой! Когда вам его превосходительство г. астраханский губернатор П. Н. Кречетников, отъезжая отсюда, не дал знать, с чем я прислан в страну сию, то через сие имею честь вашему высокоблагороди‚ сказать, что я прислан сюда от его высокопревосходительства покойного г. генерал-аншефа и кавалера А. И. Бибикова, в следствие именного ее императорского величества высочайшего повеления по секретной комиссии, и предписано по моим требованиям исполнять всё; а как по обстоятельствам известного бунтовщика Пугачева, сего месяца 16 числа приехал я в Саратов, и требовал, чтоб в сем городе была от оного злодея взята предосторожность, вследствие чего 24 числа, при общем собрании нашем в Конторе опекунства иностранных и сделано определение, по которому все, согласясь, и подписались, чтоб около магазинов и в месте найденном за способное его высокородием г. статским советником М. М. Лодыженским, яко служащим штаб-офицером в Инженерном корпусе, сделать для защищения людей и казенного имущества полевое укрепление и прочие готовности, что в том определении именно значит, которое определение при рапорте моем послано уже главнокомандующим куда надлежит, да и чаять должно было, что всё в вышеупомянутом определении написанное уже исполнено. А как сего 30 числа прибыв я паки в Саратов не только по тому определению какую готовность нашел, но ниже какой не принято предосторожности; а как из рапорта вашего Конторе опекунства иностранных 29 числа вижу я, что вы от своего определения отступились, и ретраншамента, прожектированного его высокородием статским советником М. М. Лодыженским, делать не хотите, но желаете, пропустя столь долгое время, не зная совсем правил военной архитектуры, делать около почтового жительства города Саратова вал, не рассудя ниже места способности лежащего под высокою горою, отрезанного от воды и столь обширного, что ниже 3,000 регулярного войска и великою артиллерией защищать невозможно, приемля только в непреклонное себе правило, что вы, яко комендант города, и в нем церквей божиих покинуть не можете: то на сие, окроме всех гг. штаб и обер-офицеров, находящихся здесь, согласных со мною, объяснить вам имею, что комендант вверенной себе крепости никак до конца жизни своей покинуть не должен, тогда, когда уже он имеет ее укрепленною и довольною людьми и потребностьми к защищению оной; а ежели всего оного не имеет, так как теперь и сожженный город Саратов, имеющий единственное наименование города, то должен находить способы, чтоб укрепиться в пристойном по правилам военной архитектуры месте, и в нем иметь от неприятеля оборону. Мы же, как в вышеупомянутом определении согласились, чтоб малое число оставить для защищения в ретраншаменте, а с прочими силами итти на-встречу злодею, то чем вы свой обширный вал, выходя на-встречу злодею, защищать будете? Это никому непонятно. Да и какое вы, не зная инженерного искусства, лучше укрепление сделать хотите, то также всем благоразумным неизвестно. Церкви же божии защитить конечно должно; но как церковь не что иное есть, как собрание людей правоверных, следовательно, ежели вы благоразумно защитите оных, то в них защитите и церковь, а утвари оных церквей в том ретраншаменте поместить можете. На сие на всё прошу ваше высокоблагородие скорейше мне дать ответ, для донесения его превосходительству, г. генерал-маиору и кавалеру П. С. Потемкину, яко непосредственному начальнику высочайшей ее величества власти, присланному ныне по комиссии бунтовщика Пугачева именным ее императорского величества высочайшим повелением. Мы же, находящиеся здесь штаб- и обер-офицеры, приемлем всю тягость законов на себя, что вы оставите свой пустой, обширный и укреплению неспособный лоскут земли, именуемой вами крепостию Саратовской, и за лучшее почтете едиными силами и нераздельно сделать нам вышеозначенный ретраншамент, так и поражать злодеев, приказав ныне же всему вами собранному народу делать прожектированное г. статским советником Лодыженским укрепление, в чем во всем при вас же и купцы здешнего города давно уже согласились.

Б. - Из Саратова, от 3 августа 1774 года.

Г. полковнику и саратовскому коменданту, лейб-гвардии от поручика и комиссионера Державина.

Сообщение. Сего августа 3-го сообщение ваше получил и при нем с ордеру его превосходительства П. Н. Кречетникова к вам копию. На сие вашему высокоблагородию сказать имею, что его превосходительств• г. генерал-маиор и кавалер то преминовать изволил, что ему его высокопревосходительство покойный г. генерал-аншеф и кавалер А. И. Бибиков обо мне сообщить изволил. Ему написано было, что в следствие именного ее императорского величества повеления, я послан в сию область, и предписано ему было во всех моих просьбах вспомоществовать. Но как его превосходительству о существе всей моей комиссии и ее потребностях знать не дано, но река Иргиз не есть единственный мой пост, и что не по пустому требовал я в бытность его превосходительства в Саратове от Конторы опекунства иностранных команду, то апробовано от высших моих начальников, мне с похвалою. Сей мой отзыв, в самом его оригинале, его превосходительству поднесть можете.