Скачать текст произведения

Измайлов Н.В. - Пушкин в работе над "Полтавой".


ПУШКИН В РАБОТЕ НАД «ПОЛТАВОЙ»

1

«„Habent sua fata libelli“.* Самая зрелая изо всех моих стихотворных повестей, та, в которой все почти оригинально (а мы из этого только и бьемся, хоть это еще и не главное),™„Полтава“, которую Жуковский, Гнедич, Дельвиг, Вяземский предпочитают всему, что я до сих пор ни написал, „Полтава“ не имела успеха...».

«Прочитав в первый раз в „Войнаровском“ сии стихи:

Жену страдальца Кочубея
И обольщенную их дочь,**

я изумился, как мог поэт пройти мимо столь страшного обстоятельства. Обременять вымышленными ужасами исторические характеры и не мудрено, и не великодушно. Клевета и в поэмах всегда казалась мне непохвальноюЄ Но в описании Мазепы пропустить столь разительную историческую черту было еще непростительнее. Однако ж какой отвратительный предмет! ни одного доброго, благосклонного чувства! ни одной утешительной черты! соблазн, вражда, измена, лукавство, малодушие, свирепость... Сильные характеры и глубокая, трагическая тень, набросанная на все эти ужасы, вот что увлекло меня.°„Полтаву“ написал я в несколько дней, долее не мог бы ею заниматься, и бросил бы все».1

Эти замечания Пушкина о своей поэме, предназначенные для печати, а частью и напечатанные при его жизни, т. е. глубоко и совершенно продуманные, выраженные в законченной форме и преследующие определенныђ цели как ответ критикам поэмы, указывают и пути к ее изучению; они вводят в историю создания «Полтавы», уясняют ее генезис, ее место в творчестве Пушкина и в современной ей литературе, дают, наконец (что особенно важно), суждение самого поэта о ее значении и месте в его творчестве, словом, являются ключом к ее пониманию.

Говоря о том, что он написал «Полтаву» «в несколько дней» (или, в черновом тексте: «а. в неделю б. в 2 неделф» — XI, 405), Пушкин был — конечно, сознательно — не вполне точен. Поэма в основной своей части написана была, действительно, с необычайной быстротой: около трех недель потребовалось для создания, пересмотра и переписки трех четвертей первой песни, почти всей второй и всей третьей — в общем до 1250 стихов из общего количества 1470 (приблизительно) стихов всей поэмы. Первая песнь, в большей своей части написанная и завершенная в конце сентября 1828 г., была переписана набело 3 октября, вторая написана (не полностью) и перебелена к 9 октября, третья закончена перепиской к 16 октября.2

Но изучение рукописей показывает, что первые наброски поэмы были сделаны еще весной 1828 г. — начало ее черновой рукописи помечено «5 апреля» (V, 175),3 а анализ самойN«Полтавы» и ее источников заставляет отодвинуть поиски ее корней на многие годы — ко времени пребывания Пушкина в Южной России. Напомним ряд фактов, относящихся сюда.

Пушкин провел годы детства и юности в эпоху, полную грандиозных исторических событий и переворотов, — в эпоху наполеоновских войн, Отечественной войны 1812 г. и европейских походов, за которыми последоваД период острой борьбы монархической реакции с пробужденными Французской революцией и борьбой народов против Наполеона национальными и демократическими революционными силами. В России эти годы — после окончания европейских походов в 1815 г. — были временем нарастания внутреннего кризиса крепостнического строя, временем пробуждения общественного сознания, зарождения и развития тайных революционных организаций передового дворянства, подготовлявших восстание 14 декабря. На глазах Пушкина творилась и бурно протекала русская и мировая история. Он не мог не задаваться вопросами о происхождении, причинах и ходе исторических событий — и природное влечение пытливого ума к постижению истории человечества естественно углублялось и приобрело очень рано определенные формы, где интересы исследовательские, политические и художественные сливались в одно целое.

Выход в свет, в 1818 г., первых восьми томов «Истории государства Российского» Карамзина дал мощный толчок развитию исторических интересов Пушкина. Отражения «Истории», «с жадностью и со вниманием» прочитанной им тотчас по выходе (XII, 305),4 мы видим в последних песнях «Руслана и Людмилы» — особенно в описании борьбы киевлян с печенегами в шестой песне поэмы (стихи 244—320 и др.), писавшейся в 1819—1820 гг. Позднее, уже в южной ссылке, живя в Кишиневе в близком знакомстве с поэтом, историком и политическим деятелем Вл. Ф. Раевским, бывая в Каменке и Тульчине, центрах Южного тайного общества, находясь в постоянном общении со многими его членами — будущими декабристами, Пушкин вновь и вновь, следуя своим историческим интересам и размышлениям, влиянию декабристской идеологии, обращался к темам из русской истории. Декабристы искали в прошлом утерянные идеалы русской вольности и аналогии своим стремлениям — Пушкин отозвался эпилогом к «Кавказскому пленнику», попытками обработать тему о Вадиме Новгородском, замыслом поэмы о Мстиславе и Илье Муромце, «Песнью о вещем Олеге».5 Эта творческая линия была, однако, заслонена на время другой, в ту пору литературно более действенной, линией субъективно-романтической лирической поэмы, самые характерные воплощения которой были даны Пушкиным в «Кавказском пленнике» и «Бахчисарайском фонтане». Но интерес его к русской истории продолжал развиваться своим путем. Под влиянием декабристских идей, под влиянием нарастания революционного движения в России и на Западе, заставлявших всматриваться в закономерности исторических процессов и искать в недалеком прошлом корней современности, Пушкин обращался к рассмотрению русской истории XVIII в.; результатом этого являются известные исторические заметки, датированные 2 августа 1822 г., — самая резкая, почти памфлетная характеристика деятельности государей XVIII в., преемников Петра I, в особенности Екатерины II. Эти размышления вели естественно к личности и политической деятельности Петра, своей, по выражению Пушкина, «революцией» давшего новое направление русской истории вплоть до начала XIX в. Краткими, но сильными и резкими чертами рисует здесь Пушкин Петра — «сильного человека» «необыкновенной души», «северного исполина», вдохновенного строителя «государства преобразованного», а вместе с тем и деспота, вокруг которого царствовало «всеобщее рабство», «все дрожало, все безмолвно повиновалось». «Петр I, — заключал свое рассуждение поэт, — не страшился народной свободы, неминуемого следствия просвещения, ибо доверял своему могуществу и презирал человечество, может быть, более, чем Наполеон» (XI, 14). В этих сжатых, словно вырезанных на меди формулах содержится уже — в эмбриональном виде — позднейший двойственный, а точнее, двусторонний взгляд Пушкина на личность и деятельность Петра, нашедший свое полное выражение в его «Истории» и особенно в «Медном Всаднике».

Интерес Пушкина к Петровской эпохе выразился в предпринятой им с И. П. Липранди в начале 1824 г. поездке из Одессы в Бендеры с целью отыскать следы лагеря Карла XII и могилу гетмана Мазепы.6 И, быть может, именно в Бендерах, на почти исчезнувших остатках шведского лагеря, в напрасных поисках забытой гетманской могилы,’«погруженный в думу» поэт (говоря словами черновика к эпилогу «Полтавы» — V, 307) впервые представил себе в смутных очертаниях свою будущую поэму. Но время для нее еще не пришло. Нужно было преодолеть увлечение субъективным романтизмом, закончить «Цыган», создать трагедию, почерпнутую из «Истории» Карамзина и имевшую темой более ранний политический кризис в истории России — борьбу за престол в конце XVI — начале XVII в. и участие в ней народных масс; нужно было знакомство с декабристской историко-политической поэзией — с Думами и поэмами Рылеева, чтобы оттолкнуться от них, от их романтического псевдоисторизма, и противопоставить им свое собственное понимание исторической поэмы как особого жанра, одинаково далекого и от традиционной классицистической эпопеи, и от внеисторического индивидуализма романтической, байроновского типа повести; нужно было, наконец, пережить 14 декабря, чтобы пересмотреть свои идеологические позиции, определить свой взгляд на русский исторический процесс, на значение петровских реформ и найти аналогии их в современности, нужно было еще намного углубленнее изучить Петровскую эпоху, узнать ее по первоисточникам и сделать попытку — незаконченную и которая тогда еще не могла быть закончена — дать картину Петровского времени в «семейном» историческом романе об «арапе Петра Великого» — Ибрагиме. Все это нужно было Пушкину пережить и сделать для того, чтобы стало возможно создание не только реально-поэтического, но и реально-исторического изображения критических дней Петровской эпохи, иными словами — чтобы написать «Полтаву».

Поэма создавалась на основе внимательного, хотя и неизбежно одностороннего, изучения Петровской эпохи. Односторонним оно должно было быть потому, что подлинные архивные материалы, изучение которых в 30-х годах значительно усложнило и углубило представления Пушкина о личности и деятельности Петра, во время создания «Полтавы» были ему неизвестны и недоступны, и он пользовался печатными историческими трудами, в большинстве панегирического или официозного характера, русскими и иностранными. Исходя из них и дополняя гениальной интуицией поэта-историка, он строил свою концепцию исторической эпохи, свое понимание характеров ее главных деятелей — Петра и Карла XII, Мазепы и Кочубея — и значения их деятельности для будущего «северной державы», словом ту концепцию, которая нашла себе выражение в эпилоге поэмы.

Те же источники — но гораздо более скудные по содержанию, чем в области политической истории, — помогли поэту построить и вторую сюжетную линию поэмы, неразрывно сплетенную с чисто исторической, — историю трагической любви дочери Кочубея к гетману Мазепе. Отступив в ней от некоторых исторических фактов, но в полном согласии с психологией героев и характером исторической эпохи, Пушкин создал в «Полтаве» подлинно историческую поэму, в основе своей реалистическую, где каждый исторический факт, каждая деталь в деятельности исторических героев могут быть подтверждены документальными источниками, а характеры, чувства и мысли этих героев, выражаемые в их речах, вытекают не из субъективных намерений поэта, но из глубокого и верного понимания эпохи и из общей исторической концепции, продуманной им. Пушкин имел полное основание решительно защищать «Полтаву» от обвинений в нарушении исторической правды. Он по праву мог писать, что «Мазепа действует в моей поэме точь-в-точь как и в истории, а речи его объясняют его исторический характер» (XI, 164; ср. XI, 158).

На полной историчности «Полтавы» автор особенно настаивал — и в предисловии к поэме, и в ответе на замечания критики, писанном осенью 1830 г. Сами критики, которым он возражал, разбирали поэму прежде всего с точки зрения ее соответствия или несоответствия исторической правде. Тому же вопросу посвящена была статья М. А. Максимовича7 — несомненно самая серьезная из всех современных Пушкину критических статей о «Полтаве». Эти обстоятельства не только дают нам основание, но обязывают нас, прежде чем говорить о замысле и истории создания «Полтавы», рассмотреть те исторические источники, на которых она основана и которые были в руках поэта при ее создании.