Модзалевский. Примечания - Пушкин. Письма, 1826-1830. Часть 33.
|
335. М. П. Погодину (стр. 90). Впервые напечатано в альманахе ПогодинаА«Утро», М. 1868, стр. 435; подлинник — в Погодинском архиве в б. Румянцовском Музее в Москве (Письма 1830 г., т. III, № 3517, л. 379). Эта записка, как и 9 следующих и одна предыдущая (№№ 325, 336, 340, 343, 344, 345, 346, 350, 351, 352) относятся к денежному займу Пушкина, совершенному им при содействии Погодина. По свидетельству самого Погодина, Пушкин в 1830 г. «кажется проигрался в Москве, и ему понадобились деньги. Он обратился ко мне, но у меня их не было, и я обещался ему перехватить у кого-нибудь из знакомых, начиная с Надеждина» («Утро», стр. 435). «Безденежье было постоянным несчастием жизни Пушкина», — пишет Н. П. Барсуков: «вследствие сего ему нередко приходилось одолжаться таким людям, которых ни любить, ни уважать он не мог. К довершению несчастия, Пушкин, живучи в это время в Москве, проигрался, а денег у него не было, и за ними он обратился к Погодину, а сей последний обещался ему перехватить у кого-нибудь из знакомых, начиная с Надеждина. Таким образом, волею или неволею, Пушкину пришлось быть одолженным человеку, который грязными руками залезал в святыню его души... Погодин со всем усердиемш«собирал мозаически деньги Пушкину» и при этом сознавался, что искал эти деньги, «как собака». Главным заимодавцем Пушкина, при посредстве Погодина, был Надеждин, — и вот по этому поводу на Погодина посыпался целый град весьма некрасивых [?] записочек Пушкина» («Жизнь и труды М. П. Погодина», кн. III, стр. 31 — 32; ср. М. А. Цявловский, «Пушкин по документам Погодинского архива» — «Пушк. и его современники», вып. XXIII — XXIV, стр. 107 — 108; первая запись Погодина о займе для Пушкина — под 20 мая).
— «По 10 pr. с.» и «по 5 pr. с.» — то-есть «по 10 процентов» и «по 5 процентов».
—Ч«Четвертое действие» — трагедии Погодина «Марфа Посадница», в 5 действиях, писанной ямбами: «Три действия кончены, четвертое и пятое — почти», — писал Погодин Шевыреву 15 мая 1830 г. «Первое написал я в семь дней, второе — в семь, третье — в пять. Пушкин случайно допытался до моей тайны и заставил прочесть: был в восторге, плакал, целовал, говорил, что его народные сцены ничто перед моими и проч., и проч. Если моя трагедия в половину имеет достоинства в сравнении с его мнением, то я доволен. Может быть, слушая меня, он сам много вообразил, бросал свое золото, как алхимик, — не знаю. Впрочем, я предупреждал его: «Моя цель на другом поприще, — неудача на этом меня не опечалит, будьте откровенны и скажите: хорошо ли это, или есть ли надежда на хорошее или дурное?» Для меня было приятно услышать его отзыв, но не слишком; даже теперь приятнее описывать тебе. Он только ободрил меня: что мне стало казаться общими местами, то́ ему нравится»... Ч«Русск. Арх.» 1882 г., кн. III, стр. 148). Из дневника Погодина видно, что I действие «Марфы Посадницы» он прочел Пушкину 13 мая, при чем просил его откровенного мнения: «Будьте откровенны». — В восторге. «Я не ждал. Боюсь хвалить вас. Ну, если вы разовьете характеры также, — дойдете до такой высоты, на какой стоят народные сцены. Чудо! и проч. Удачная догадка. Это и хорошо, что вам кажется общим местом. Diable etc.« Приятно». — 14-го мая Погодин записывает: «Прочитал еще 2 действия. Пушкин заплакал: «Я не плакал с тех пор, как сам сочиняю; мои сцены народные ничто перед вашими. Как бы напечатать ее», и целовал и жал мне руку. — Да не слишком ли он воображает сам здесь, как Алхимик. И между тем такая похвала чуть чуть доставляет мне удовольствие». — 28-го71 Пушкин прослушал в чтении автора 4-е действие:Ё«доволен по прежнему» (М. А. Цявловский, назв. соч., стр. 106 — 107). Трагедия была закончена 6 июля 1830 года и тогда же вскоре издана отдельною книгою под заглавием: «Марфа Посадница Новгородская. Трагедия в пяти действиях. В стихах» (дозв. цензурою 26 августа 1830 г.), без имени автора; фамилия Погодина была подписана только под предисловием, в котором прямо говорилось о том, что «сочинитель» хочет остаться неизвестным публике. Пушкин, прочтя «Марфу» еще раз в Болдине, восторженно отозвался о ней — см. ниже, в письме к Погодину же № 383, и в объяснениях к нему, стр. 487.
336. М. П. Погодину (стр. 90). Впервые напечатано в альманахе ПогодинаА«Утро», М. 1868, стр. 435; подлинник на клочке писчей бумаги, карандашом — в архиве Погодина в б. Румянцовском Музее в Москве (Письма 1830 г., т. III, № 3517, л. 381).
Объяснения о поводах к этой записке см. в предыдущем письме № 335 и на стр. 431.
337. Е. М. Хитрово (стр. 91). Впервые напечатано в изданном Пушкинским Домом сборнике Писем Пушкина к Е. М. Хитрово, Лгр; 1927, стр. 7. Подлинник в Пушкинском Доме: он на листе почтовой бумаги большого формата, без водН знаков; письмо сложено конвертом и запечатано гербовою печатью Пушкина. На обороте, кроме адреса и штемпеля, помета рукою Хитрово: «Александр Сергеевич Пушкин». Датируется почтовым штемпелем и содержанием.
Перевод:м«Не знаю еще, приеду ли я в Петербург. Покровительницы, которых Вы так любезно мне обещаете, очень блестящи для моей бедной Натали. Я всегда у их ног, так же как и у Ваших. — 18 мая». — На обороте: «Ее Превосходительству Милостивой Государыне Елизавете Михайловне Хитровой etc. etc. etc. в С.-Петербурге, на Моховой, дом Межуевой».
— Настоящее письмо Пушкина служит ответом на следующее письмо к нему Е. М. Хитрово, помеченное 9-м мая 1830 г. (даем перевод):†«Я считаю необходимым, чтобы вы написали мне и известили меня о получении этого письма — на будущее время у вас нет более оправданий! Я не имею для вас никакого значения. Говорите мне о вашей свадьбе и о ваших планах на будущее. Все разъезжаются, а хорошая погода не наступает. Долли и Катрин просят вас рассчитывать на них, чтобы вывозить в свет
(chaproner) вашу Натали. Г-н Сомов дает уроки посланнику и его жене, — что же касается меня, то я перевожу на русский языку«Светский брак» и буду его продавать в пользу бедных. Элиза — 9-е вечером». (Переписка, Акад. изд., т. II, стр. 148 — 149).
— Долли и Катрин (Doly et Catherine) —Я«покровительницы» (chaperons), которых предлагала Е. М. Хитрово для Н. Н. Гончаровой-Пушкиной, — дочери Хитрово — графини Д. Ф. Фикельмон (см. о ней выше, стр. 418) и Е. Ф. Тизенгаузен (см. о ней выше, стр. 358). — Первая фраза в письме Пушкина имеет в виду слухи о близком приезде его, уже объявленного тогда женихом Н. Н. Гончаровой, из Москвы в Петербург. Приехал он, однако, на самом деле гораздо позже — через два месяца — в субботу 19 июля 1830 г., а выехал обратно в Москву 10 августа. По поводу его приезда баронесса С. М. Дельвиг сообщала А. П. Керн (даем перевод): «Александр Сергеевич приехал третьего дня. Говорят, он влюблен больше, чем когда-либо, а между тем почти о ней не говорит. Вчера он приводил одну фразу (кажется г-жи де Виллуа), которая говорила своему сыну: «Говорите о себе только с королем, а о своей жене не говорите ни с кем, потому что всегда рискуете встретить собеседника, который знает ее лучше, чем вы»... Свадьба состоится в сентябрД». — «Действительно», прибавляет к этому А. П. Керн: «в этот приезд Пушкин казался совсем другим человеком: он был серьезен, важен, как следовало человеку с душою, принимавшему на себя обязанность осчастливить другое существо»... («Пушкин и его современники», вып. V, стр. 150).
338. Е. М. Хитрово (стр. 91). Впервые напечатано в изданном Пушкинским Домом сборнике Писем Пушкина к Е. М. Хитрово, Лгр. 1927, стр. 8. Подлинник в Пушкинском Доме; он — на полулисте почтовой бумаги большого формата, беЦ вод. знаков. — Дата письма определяется как его содержанием и связью с предыдущим письмом, так и тем соображением, что оно служит ответом на следующее письмо Хитрово к Пушкину, датируемое серединой мая 1830 г. (см. назв. изд. Писем Пушкина к Хитрово, стр. 75): «Я опасаюсь для вас прозаической стороны супружества. Я всегда думала, что гений может устоять только среди совершенной независимости и развиваться только среди повторяющихся бедствий, — что совершенное благополучие — положительное, беспрерывное и в конце концов довольно однообразное — убивает способности, располагает к разжирению, скорее может создать «доброго малого», чем великого поэта... И может быть, после личного горя это именно то, что меня более всего укололо в первую минуту. Благодаря бога, у меня в сердце вовсе нет эгоизма. Я размышляла, я боролась, страдала и наконец достигла тогоН что сама желаю, чтобы вы поскорее женились. Устройтесь же с вашей прекрасной и очаровательной женой в хорошеньком, маленьком, опрятном деревянном домике; по вечерам ходите к тетушкам составлять им партию и возвращайтесь домой счастливые, спокойные, благодарные Провидению за вверенное вам сокровище: забудьте прошедшее, и пусть ваше будущее принадлежит исключительно вашей жене и вашим детям! — Я уверена, судя по тому, что я знаю о мыслях государя на ваш счет, что если вы только пожелаете какое-либо место при нем, — вам дадут его; этим, может-быть, и не следовало бы пренебрегать, ибо в конце концов это доставит вам независимость и со стороны денежной, и по отношению к правительству. Государь так хорошо к вам расположен, что вам не нужно ничьей помощи; но ваши друзья конечно ради вас готовы разорваться на тысячу частей, да и родственники вашей жены могут быть вам также полезны. Я полагаю, что вы уже получили мое коротенькое письмо.72 В сущности, между нами ничто не изменилось, — я буду видеть вас еще чаще... (если бог даст мне еще увидеться с вами). Отныне навсегда мое сердце, мои задушевные мысли останутся для вас непроницаемой тайной, а мои письма будут такими, какими они должны быть.
Океан будет между мною и вами. Но рано или поздно — вы всегда найдете во мне и для вас, и для вашей жены, и для детей — друга, непоколебимого, как скала, о которую всё разбивается. Рассчитывайте на менЧ на жизнь и на смерть. Располагайте мною во всем и без стеснения. Я создана природою, чтобы на всё итти для других, и являюсь драгоценным созданием для моих друзей. Мне ничто не трудно; я иду говорить с влиятельными лицами, ни перед чем не отступаю и снова возвращаюсь. Ни время, ни обстоятельства — ничто не может лишить меня бодрости; на тело мое не действует утомление сердца. Я ничего не боюсь, я многое постигаю, и моя способность действовать на пользу других есть столько же благодеяние Неба, сколько и последствие общественного положения моего отца и сердечного воспитания, где всё было основано на необходимости быть полезной другим. — Когда я утоплю в слезах мою любовь к вам, я всетаки останусь тем же существом — страстным, кротким и безобидным, которое за вас готово идти в огонь и в воду, потому что тáк я люблю даже тех, кого люблю немного» (Акад. изд. Переписки Пушкина, т. II, стр. 152 — 153; перевод дан в сб. П. И. Бартенева: «Пушкин», вып. II, М. 1885, стр. 46 — 47). Отвечая на это, Пушкин и писал свое письмо № 338, перевод которого даем здесь.
Перевод:м«Прежде всего позвольте поблагодарить Вас за «Эрнани». Это одно из современных произведений, которое прочел я с наибольшим удовольствием. Гюго и Сент-Бёв бесспорно единственные французские поэты нашего времени. Особенно Сент-Бёв, и потому, если возможно достать в Петербурге его «Утешения», сделайте доброе дело и, ради бога, пришлите их мне. — Что касается моего брака, то ваши размышления по этому поводу были бы вполне справедливы, если бы Вы обо мне самом судили менее поэтически. На деле я простак, который хочет только потолстеть и быть счастливым. Первое легче второго. — (Простите: я замечаю, что начал свое письмо на разорванном листе — я не имею духа переписать его.) — С вашей стороны очень любезно, что вы принимаете участие в моем положении по отношению к Хозяину. Но какое же место, по Вашему, я могу занять при нем? Я, по крайней мере, не вижу ни одного, которое могло бы мне подойти. У меня отвращение к делам и к «бумагам» («les boumagui»), как говорит граф Ланжерон. Быть камер-юнкером в моем возрасте уже поздно. Да и что́ бы я стал делать при дворе? Ни мои средства, ни мои занятия не позволяют мне этого. Родным моей будущей жены очень мало дела как до нее, как и до меня. Я от всего сердца плачу им тем же. Такие отношения очень приятны, и я их никогда не изменю».
— Вероятно это именно письмо имел в виду кн. Вяземский, когда, в письме к жене из Петербурга от 30 мая писал, что на днях видел у Е. М. Хитрово письмо от Пушкина, —л«не прочел, но прочел на лице ее, что она довольна» («Голос Минувш.» 1922 г., № 2, стр. 114).
—Ч«Hernani» — известная драма Виктора Гюго (род. 1802, ум. 1885), поставленная в 1830 г. на сцене «Comédie Française» и вызвавшая при своем появлении большой шум и большие споры между романтиками и противниками романтического направления в литературе. Подробнее об этом см. в очерке Б. В. Томашевского «Французская литература...» в сборнике Писем Пушкина к Хитрово, Лгр. 1927, стр. 205 — 206, 209 — 214.
— Sainte-Beuve — известный французский поэт и критик (род. 1804, ум. 1869), в это время только начинавший свою литературную деятельность, впоследствии столь плодовитую и разностороннюю; к этому времени стали известны его сборники «Poésies de Joseph Delorme» (1829 г.) и «Consolations» (1830); об обоих сборниках Пушкин, год спустя, написал отзыв, скрывшись под буквою Р., в «Литературной Газете» 1831 г., № 32, 5 июня, стр. 258 — 261; о них и о влиянии их на Пушкина см. в статьях Н. О. Лернера — в «Пушк. и его соврем.», вып. XII, стр. 141 — 158, П. О. Морозова — в «Русск. Библиофиле» 1915 г., ноябрь («Пушкин и Сент-Бёв») и Н. В. Яковлева в сб. «Пушкин в мировой литературе», Лгр. 1927, стр. 122 — 129, а также указанный выше очерк Б. В. Томашевского, стр. 206 — 208. Сборник
«Poésies de Joseph Delorme» сохранился в библиотеке Пушкина в двух изданиях (см. Б. Л. Модзалевский, «Библиотека А. С. Пушкина», стр. 221, № 864 и 865); там же находятся два тома «Critiques et portraits littéraires» (Paris. 1836) и «Tableau historique et critique de la poésie Française et du théâtre Français au seizième siècle» (Paris. 1828) —см. там же, стр. 328 — 329, № 1346 — 1347.
— Со словами о желании счастия в этом письме следует сравнить то, что писал Пушкин В. П. Зубкову 1 декабря 1826 г. по поводу своего сватовства на С. Ф. Пушкиной (см. выше, № 226).
— Le maître (хозяин) — т.-е. император Николай; о его расположении к Пушкину сообщала ему Е. М. Хитрово, и должно быть между прочим на этом основании поэт писал Плетневу (см. выше, в письме № 333): «Царь со мною очень мил».
— Граф Ланжерон — Александр Федорович (род. в Париже 2/13 января 1763, ум. в Петербурге 4 июля 1831). Пушкин хорошо знал его, познакомившись с ним или весною 1821 г., когда около месяца провел в Одессе (где Ланжерон с 1815 г. был военным губернатором и градоначальником), или, вернее, в начале лета 1823 г., когда совсем переведен был в Одессу на службу. Приезд Пушкина сюда совпал с увольнением Ланжерона от должности Новороссийского генерал-губернатора, когда он проживал здесь уже не у дел, до отъезда своего во Францию в начало 1824 г. Обиженный отставкой, Ланжерон не скрывал своей досады перед Пушкиным; однажды он жаловался ему на императора Александра I и, показывая откровенные письма к себе Александра, писанные в бытность его еще цесаревичем, говорил молодому и опальному тогда поэту, намекая на удушение Павла I: «Вот как он мне писал. Он обращался со мной, как с другом, доверял мне всё, — и я тоже был ему предан. Но теперь, ей богу, я сам готов развязать мой собственный шарф» (см. «Дневник Пушкина», запись под 21 мая 1834 г.). Узнав Пушкина и ценя в нем литератора, Ланжерон, который смолоду сам чувствовал влечение к литературе и даже писал стихи и трагедии, давал их поэту на прочтение и на суд. М. М. Попов так рассказывает об этом: «Однажды, сработав трагедию, Ланжерон дал ее Пушкину, чтобы тот прочитал и сказал ему свое мнение. Александр Сергеевич продержал тетрадь несколько дней и, как нелюбитель галиматьи, не читал ее. Через несколько времени, при встрече с поэтом, граф спросил: «Какова моя трагедия?» — Пушкин был в большом затруднении и старался отделаться общими выражениями; но Ланжерон входил в подробности, требуя особенно сказать мнение о двух главных героях драмы. Поэт разными изворотами заставил добродушного генерала назвать по именам героев и наугад отвечал, что такой-то ему больше правится. — «Так», воскликнул восхищенный генерал: «я узнаю в тебе республиканца; я предчувствовал, что этот герой тебе больше понравится» («Русская Старина» 1874 г., № 8, стр. 687 — 688; ср. «Полн. собр. соч. кн. Вяземского», т. VIII, стр. 58. Об этом эпизоде и о драме Ланжорона «Mazaniello ou la Révolution de Naples. Tragédie en cinq actes et en vers» (1819) см. еще в сборнике «Пушкин. Статьи и материалы», под редакцией М. П. Алексеева, выпуск II, Одесса. 1926, статью А. М. Де-Рибаса: «Пушкин и Ланжерон-драматург», стр. 32 — 40). — После смерти Александра I Ланжерон вернулся в Россию и вскоре был назначен Николаем I в число членов Верховного Уголовного Суда над декабристами, но активной роли здесь не играл; выйдя окончательно в отставку в 1829 г., он поселился в Одессе, а в начале 1831 г. приехал в Петербург. Граф В. А. Соллогуб, встречавший его в это время «в свете», так характеризует его: «Это был еще необыкновенно моложавый и стройный старик, лет семидесяти, представляющий собой олицетворение щегольского, теперь бесследно исчезнувшего типа большого барина-француза восемнадцатого века. Всякий вечер его сухая, породистая, щегольская фигура появлялась то в Михайловском дворце, где он наперерыв острил с хозяином, то в салоне Елизаветы Михайловны Хитрово, то у Нарышкиных; везде он был свой человек, везде его любили за его утонченную вежливость, рыцарский характер и хотя неглубокий, но меткий и веселый ум» («Воспоминания», С.-Пб. 1887, стр. 148). Говорить по-русски он не научился, хотя пытался иногда изъясняться на смешанном и ломаном русско-французском, языке, — что́ и отмечает Пушкин в письме своем к Хитрово, шутя изображая русское слово «бумаги» французскими буквами.73 Сам поэт всегда не любил официальную чиновничью переписку, что́ дважды и отметил в своих письмах (см. письма его к А. И. Казначееву от 25 мая 1824 г. и к А. Х. Бенкендорфу от 29 ноября 1826 г.). — Ланжерон умер от холеры, свирепствовавшей летом 1831 г. в Петербурге, и К. Я. Булгаков писал по этому поводу своему брату: «Граф Ланжерон третьего дня умер. Сердечно мне его жаль. Был человек добрый и мне старый знакомый и приятель. В обществе я редко видел людей приятнее его. Ему было под 80, говорят; верю: ведь он был с Лафаетом в Америке, а это даже было не в наше время. Михаил Павлович [великий князь] будет очень о нем жалеть: он очень его жаловал» («Русский Архив» 1903 г., кн. III, стр. 423 и 565). С великим князем Ланжерон постоянно видался в Москве в июле и августе 1830 года, когда Михаил Павлович проходил курс лечения в Московском заведении искусственных минеральных вод («Русский Архив» 1901 г., кн. III, стр. 485 — 506); в это время мог видеть в Москве Ланжерона и Пушкин. — О Ланжероне см. в наших комментариях к Петербургскому изданию «Дневника» Пушкина, Лгр. 1923, стр. 182 — 183 (ср. Московское издание, 1923, стр. 441 — 443).
— Когда, к 1 января 1834 г., Пушкин был сделан камер-юнкером и многие обвиняли его в том, будто бы он этого звания домогался, он сказал П. В. Нащокину, что «мог ли он добиваться, когда три года до этого сам Бенкендорф предлагал ему камергера, желая его ближе иметь к себе, но он отказался, заметив: «Вы хотите, чтобы меня так же упрекали, как Вольтера!» («Рассказы о Пушкине», ред. М. А. Цявловского, М. 1925, стр. 43 и 111 —112.
— О том, как мало заботились о благосостоянии дочери и внучки своей Н. А., А. Н. и Н. И. Гончаровы, видно из ряда дальнейших писем Пушкина и из комментариев к ним.
339. И. Ф. Антипину и Ф. И. Абакумову (стр. 91). Впервые напечатано в «Русском Архиве» 1869 г., ст. 1064; подлинник (на бумаге — вод. зн. «А. Гончаров» 1828) — в Гос. Публичной Библиотеке («Отчет имп. Публичной Библиотеки за 1869 г.», стр. 91).
— «Весною и в начале лета 1830 года», пишет М. Н. Лонгинов, получивший автограф этой Пушкинской записки от Болховского помещика Николая Петровича Барышникова (который приобрел его от самого Антипина в Калуге), — Пушкин гостил в семействе своей невесты, которое проводило эту пору в Медынском уезде Калужской губернии, в известном имении Гончаровых «Полотняный Завод»,74 лежащем в 18 верстах от Калуги, близ Медынской дороги. — Известно, что это была эпоха наибольшей популярности и славы Пушкина. Многие местные жители желали узнать лично знаменитого поэта. В том числе были упомянутый выше Иван Фомич Антипин и приятель его Фаддей Иванович Абакумов, жившие в Калуге. Они сговорились посетить Пушкина и выразить ему свое уважение к его гению. В один весенний день они отправились пешком на Полотняный Завод. Пушкин, разумеется, принял их очень любезно, угощал их и проч., а на прощанье написал им на четвертушке бумаги на память следующие строки»... «Записка эта написана на прощанье, которое, вероятно, происходило на другой день прибытия из Калуги гостей, сломавших поход свой пешком, а потому, конечно, и ночевавших в Полотняном Заводе. Из этого можно заключить, что посетители явились к Пушкину 26 Мая, которое было днем его рождения, о чем могли они проведать, и отправились познакомиться и в то же время поздравить его»75 («Русск. Арх.» 1869 г., ст. 1063 — 1064; то же в сборнике П. И. Бартенева «Пушкин», вып. II, М. 1885, стр. 149 — 150). В начале декабря 1833 г. И. Ф. Антипин, тогда мещанин, был в Петербурге и посетил Пушкина; поэт при этом поручил ему, на обратном пути в Калугу, завезти письмо к П. В. Нащокину (см. его в т. III); но Антипин не застал Нащокина в Москве, ожидать его не имел времени, а оставить в Москве или пересылать потом по почте письмо, отданное для личного вручения, не счел возможным. Он увез письмо в Калугу и так как потом уже не имел случая встретиться с Нащокиным, то и оставил его у себя. Таким образом хранилось оно у него слишком тридцать пять лет, пока М. Н. Лонгинов не опубликовал его в «Русском Архиве» 1869 г. (см. ст. 1065 — 1067). В 1856 году Антипин, уже купец, как значится на печатном бланке его Конторы, был «привиллегированным продажи карт Коммиссионером Санктпетербургского Опекунского Совета, Уполномоченным Второго Российского Страхового от огня Общества» и владельцем книжного магазина и библиотеки для чтения в г. Калуге. В 1868 — 1869 г. Антипин, по словам Н. П. Барышникова, который купил приведенный автограф Пушкина и узнал об обстоятельствах, при которых он был написан, — вел в Калуге довольно значительную книжную торговлю, издавна торгуя старыми и новыми книгами («Русск. Арх.» 1869 г., ст. 1063 и 1725). По словам И. Л. Щеглова-Леонтьева, книжный магазин Антипина сохранился в Калуге у внука И. Ф. Антипина или, как его попросту звали в Калуге, «Фомича», до конца XIX в. «Несмотря на свое простонародное происхождение, он был замечательный для своего времени человек. Торговые дела не помешали ему собрать для себя хорошую библиотеку, живо интересоваться литературой и политикой и даже помещать от времени до времени в Петербургских журналах собственные стихи. Сохранилось, впрочем, всего одно из этих стихотворений — «Молитва русских людей», напечатанное в 1845 г. в «Калужских Ведомостях» и фигурирующее в настоящее время [1909 г.] под стеклом в магазине его внука.76 У последнего также хранится и портрет Фомича — карандашный набросок княжны Трубецкой, большой почитательницы этого умного и оригинального мужика: из лохматого воротника шубы на вас глядит красивое безусое и моложавое лицо, напоминающее чертами поэта Языкова, а мечтательным взглядом отчасти Жуковского», которого он лично знал; знал Антипин и Гоголя, когда тот жил в Калуге, а губернатор Н. М. Смирнов (муж А. О. Смирновой, рожд. Россетти) разрешил Антипину открыть «общественную библиотеку для чтения» (Ив. Щеглов, «Подвижник слова. Новые материалы о Н. В. Гоголе», С.-Пб. 1909, стр. 32 — 34).
— Ко времени пребывания Пушкина в Полотняном Заводе относятся два проекта «дарственной записи», которою «дедушка», надворный советник Афанасий Николаевич Гончаров назначил в приданое своей внучке Наталии Николаевне, сговоренной за 10 класса А. С. Пушкина, — часть села Катунки, Балахнинского уезда Нижегородской губернии, — а именно — дер. Верхнюю Полянку с 280 душами крестьян (см. А. В. Средин, «Полотняный Завод», отт. из «Старых Годов», 1910 г., стр. 22 — 23; его же: «Пушкин и Полотняный Завод» — «Известия Калужской Ученой Архивной Комиссии», вып. XXI, 1911 г., стр. 37 — 40). О Полотняном Заводе и о его обитателях в начале XIX века см. в «Воспоминбниях» А. П. Бутенева — «Русск. Арх.» 1881 г., кн. III, стр. 6 — 8; см. также Письмо В. П. Безобразова к Я. К. Гроту в «Русск. Мысли» 1881 г., кн. I, и в «Трудах Я. К. Грота», т. III.
340. М. П. Погодину (стр. 92). Впервые напечатано в альманахе Погодина «Утро», М. 1868, стр. 435; подлинник (на клочке сероватой бумаги) — в архиве Погодина в б. Румянцовском Музее в Москве (Письма 1830 г., т. III, № 3517, л. 369).
— Погодин упомянул об этой записке в Дневнике своем под 27-м мая, — но так как в этот день, как мы видели, Пушкин был в Полотняном Заводе (см. предыдущую записку, № 339), то следует предположить, что Погодин ошибся, — тем более, что на записке Пушкина стоит дата: 29 Мая (М. А. Цявловский, «Пушкин по документам Погодинского архива» — «Пушк. и его соврем.», вып. XXIII — XXIV, стр. 107, примеч. 3-е).
— «В Трагедии» — т.-е. в «Марфе Посаднице»: см. выше, в объяснениях к письму № 335, и ниже, в письме № 383.
341. А. Х. Бенкендорфу (стр. 92). Впервые напечатано в книгеЯ«Дела III Отделения об А. С. Пушкине», С.-Пб. 1906, стр. 304 — 306; подлинник в Пушкинском Доме Академии Наук; черновое — в Акад. изд. Переписки, т. II, стр. 156 — 157; подлинник его — в Рукописном Отделении Библиотеки Академии Наук, в собрании Л. Н. Майкова («Пушк. и его соврем.», вып. IV, стр. 28, № 14).
— Бенкендорф находился в отъезде с Николаем I, когда Пушкин отправил это письмо, — и оно попало поэтому к М. Я. фон-Фоку; последний 10 июня 1830 года направил его своему шефу при записке, в которой, между прочим, писал: «Toutes les nouvelles de l’Intérieur continuent d’être très rassurantes et ne présentent aucun accident à marquer. J’ajoute quelques petites notices, ainsi qu’une lettre très drôle de Pouchkin, que Vous déciderez dans Votre sagesse». Перевод: «Все внутренние новости продолжают быть весьма успокоительными и не представляют ничего достойного быть отмеченным. Прилагаю к сему несколько маленьких заметок, равно как и очень забавное письмо Пушкина, на которое Вы положите решение, сообразное Вашей мудрости».
Перевод: «Генерал, умоляю Ваше Превосходительство еще раз простить меня за докучливость. — Прадед моей невесты некогда получил разрешение воздвигнуть в своем имении Полотняной Завод памятник Екатерине II. Колоссальная статуя, отлитая по его заказу из бронзы в Берлине, совершенно неудачна и никогда не могла быть поставлена. Уже в течение более 35 лет она погребена в подвалах усадьбы. Торговцы медью предлагали за нее 40.000 рублей, но теперешний владелец ее, г. Гончаров, никогда не хотел согласиться на это предложение. Он дорожил этой статуей, при всей ее уродливости, как воспоминанием о благодеяниях великой монархини. Он боялся, уничтожив статую, лишиться также и своего права воздвигнуть памятник. Брак его внучки, решенный неожиданно, застал его без наличных средств, и кроме императора лишь его покойная августейшая бабка может вывести нас из затруднения. Г-н Гончаров соглашается, хоть и неохотно, продать статую, но боится потерять право, которым он дорожит. Поэтому умоляю Ваше Превосходительство не отказать исходатайствовать мне, во-первых, разрешение переплавить названную статую, а во-вторых, — милостивое согласие на сохранение за г-м Гончаровым права воздвигнуть, — когда он будет в состоянии, памятник благодетельнице его рода. — Примите, генерал, выражение моей совершенной преданности и высокого уважения. Вашего Превосходительства нижайший и покорнейший слуга Александр Пушкин. 29 Мая 1830 г. Москва». — Помета Бенкендорфа означает: «Разрешено; я подпишу письмо по моем возвращении».
Перевод чернового: «Я [умоляю вас] прошу извинения у Вашего Превосходительства [не выйти из терпения... докучливость частыми просьбами] еще раз простите меня за докучливость. [Г.] [Г-н Гончаров] [дед] [предок] Прадед моей невесты [нахоеясь] [очень расстроен в своих делах] некогда получил разрешение воздвигнуть в своем имении П. З. памятник Императрице Екатерине Втор. [Этот] [Он заказал вылить]. Колоссальная ее статуя [из бронзы] [и] [Но, находясь], которую он там [доставил из] заказал вылить из бр. в Берлине [никогда не была] [была] совершенно неудачна
[и никто] и безобразна [она] и никогда не [была] могла быть поставлена — и находится [теперь] в течение более 35 лет [в] похороненною в погребе […] где — Торговцы медью предлагали за нее 50 т. руб. Но теперешний владелец, Г-н Гонч. отец [он] никогда не хотел согласиться [из побуждений деликатности] он держался за эту статую при всем ее безобразии, как за воспоминание о благодеяниях великой монархини. — Он боялся, чтобы, уничтожив ее, не лишиться также своего права воздвигнуть этот памятник этот [который он надеялся] сделать, после того [как дела в настоящее время очень расстроенные могли бы ему это позволить] — Брак его внучки, решенный [совершенно довольно] неожиданно, застал его совершенно без наличных средств и после [Его Величества] Императора лишь его покойная [его Ека.] августейшая бабка может вывести нас из затруднения. [Он] Г-н Г. соглашается, хоть и неохотно [уступить] [продать] расстаться со статуей, но он боится потерять право, которым он дорожит. Поэтому умоляю ваше превосх. не отказать исходатайствовать мне, во-первых, разрешение переплавить названную статую, равно как [разрешение] милостивое согласие на сохранение за Г-м Гонч. права воздвигнуть, когда он пожелает, памятник благодетельнице его рода».
— Историю статуи Екатерины II Н. О. Лернер в специальных статьях о ней в газ. «Речь» 30 марта 1911 г., № 87 и в «Русской Старине» 1913 г., т. CLVI, декабрь, стр. 505 — 514, излагает так: «В восьмидесятых годах XVIII века Потемкин заказал в Берлине скульптору Мейеру колоссальную бронзовую статую Екатерины II. В 1782 г. она была отлита, а в 1786 г. окончательно отделана, о чем свидетельствуют надписи: «Мейер слепил, Наукиш отлил, Мельцер отделал спустя шесть лет в 1786 году». Но Потемкин скончался, не успев расплатиться с немецкими художниками, и статуя осталась в Германии, а через несколько лет прадед жены Пушкина, Николай Афанасьевич Гончаров приобрел ее и хотел поставить ее в своем имении Полотняном Заводе, Медынского уезда Калужской губернии, в память посещения в декабре 1775 г. Екатериной II Гончаровских заводов и фабрик, которым императрица вообще покровительствовала.77 Но привезенная из Германии статуя не была воздвигнута в Полотняном Заводе, и впоследствии его сыну, деду жены Пушкина, Афанасию Николаевичу, при котором дела Гончаровых сильно пошатнулись, пришла в голову мысль попробовать, нельзя ли извлечь из лежавшей в подвале статуи погребенный в ней капитал. Едва состоялась помолвка его внучки с Пушкиным, дедушка, весьма преувеличивая значение придворных связей Пушкина, — взвалил на него хлопоты по ликвидации этого дела. Поэт должен был принять поручение и 29 мая 1830 г. написал... А. Х. Бенкендорфу, что А. Н. Гончаров, нуждаясь в средствах, просит позволения обратить в металл и продать колоссальную статую Екатерины II, неудачной работы («difforme»), a впоследствии воздвигнуть благодетельнице семьи Гончаровых другой, лучший памятник. Статуя вовсе не была безобразна, но Гончаров боялся, что иначе ему не позволят уничтожить царский монумент. Просимое разрешение ему было, с высочайшего соизволения, дано, о чем ему сообщили и Пушкин, и Бенкендорф. Получив разрешение, Гончаров, который раньше говорил, что ему предлагают за металл 40.000 рублей, им не воспользовался, что́ и спасло статую от гибели» (см. ниже, в письме № 371). В 1832 году Пушкин возобновил через того же Бенкендорфа (см. письмо к нему от 8 июня 1832 г.), а в 1833 г. — через князя П. М. Волконского (Министра Двора) хлопоты о приобретении статуи в казну, но и на этот раз потерпел неудачу; статуя позже была продана (едва ли уже не после смерти Пушкина) известному заводчику, коммерции советнику Францу Берду, а тот в 1845 г. продал ее за 7000 р. сер. Екатеринославскому дворянству, которое и поставило памятник в Екатеринославе (ныне Днепропетровск), на Соборной площади (открытие последовало 26 октября 1846 г. — см. «Моск. Вед.» 1846 г., № 130, и «Сев. Пчелу» 1846 г., октябрь).
— На письмо Пушкина Бенкендорф отвечал 26 июня 1830 г. письмом за № 2506, в котором сообщал, что «Государь император, всемилостивейше снисходя на просьбу, о которой он имел счастие докладывать его императорскому величеству, высочайше изъявил соизволение свое на расплавление имеющейся у г. Гончарова колоссальной, неудачно изваянной в Берлине бронзовой статуи блаженные памяти императрицы Екатерины II, с предоставлением г. Гончарову права воздвигнуть, когда обстоятельства дозволят ему исполнить сие, другой приличный памятник сей августейшей благотворительнице его фамилии» (Акад. изд. Переписки, т. II, стр. 159 — 160). Пушкин благодарил Бенкендорфа письмом от 4 июля (см. ниже, № 354). См. ниже, в письмах № 349, 354, 357, 358, 360, 361, 371, 372, от 24 февраля 1831 г. и 8 июня 1832 г., письмо И. П. Мятлева к Пушкину от первой половины марта 1832 г., а также переписку в книге «Дела III Отделения об А. С. Пушкине», С.-Пб. 1906, стр. 301 — 310, статьи: В. Л. Коростовцева в «Русск. Арх.» 1876 г., кн. II, стр. 410 — 416 («Переписка братьев Коростовцовых с бароном Франком и гр. М. С. Воронцовым по поводу сооружения памятника императрице Екатерине II в г. Екатеринославе»), А. В. Средина о Полотняном Заводе в «Старых Годах» 1910 г., июнь — сентябрь, и в «Известиях Калужской Ученой Архивной Комиссии», вып., XXI, 1911 г., Калуга, стр. 30 — 46, а также заметку В. И. Ассонова — «К вопросу о происхождении статуи императрицы Екатерины II в Екатеринославе» — там же, стр. 47 —49; см. еще письмо С. А. Соболевского к М. Н. Лонгинову от 5 июля 1865 г. — «Пушк. и его соврем.», вып. XXXI — XXXII, стр. 46 — 47.
342. В. С. Огонь-Догановскому (стр. 93). Впервые напечатано в «Русской Старине» 1884 г., т. XLIII, стр. 317, как набросок письма к неизвестному; к Огонь-Догановскому отнесено впервые изданием Суворина под ред. Ефремова, т. VII, стр. 348, на том основании, что «в 1831 г. в письмах к Нащокину Пушкин заботится о расчетах с Догановским по уплате ему 20-тысячного долга» (см. в письмах Пушкина 26 июня, 21 июля, 29 июля, 3 сентября, 7 октября и 8 декабря 1831 и в письмах к Пушкину Нащокина от 15 июля, 18 августа и 30 сентября). Подлинник в рукописи б. Румянцовского Музея № 2372, л. 61 об.
— «В 1826 — 1830 годах Пушкин проигрывал в Москве значительные суммы, преимущественно профессиональным игрокам: Догановскому и Жемчужникову,78 надавал векселей и сам попал в список «Московских игроков» (Соч., изд. Суворина, ред. Ефремова, т. VII, стр. 348). В секретном архиве Архива III Отделения (№ 1051) нашелся такой документ — записка:
№ 2. Москва. Начальник I Отделения Майор Брянчанинов доносит.
О карточной игре.
Банковая в карты игра в Москве не преставала никогда; но в настоящее время, кажется, еще усилилась, и в публике не без сожаления замечают слабой в оном присмотр Полиции. Между многими домами, составившимШ для сего промысла партии, дом Догановского есть особенное прибежище игрокам. Сказывают, что игорные дни назначены и сам хозяин мечет Банк, быв с другими в компании. Генваря 2 дня 1830 г.
Москва (Б. Л. Модзаловский, «Пушкин под тайным надзором», изд. 3, Лгр. 1925, стр. 95).
— Упомянутый здесь Догановский, несомненно, тот самый, который обыграл и Пушкина; это был Василий Семенович Огонь-Догановский, родовитый Смоленский дворянин, родившийся в 1776 г., недолго в молодые годы служивший и вышедший в отставку с чином 12 класса; богатый Смоленский и Московский (Серпуховского уезда) помещик, он был одно время Предводителем дворянства; умер 15 мая 1838 г., на 63 году, в Париже, погребен же в Москве, в Донском монастыре, вместе с женой своею, Екатериною Николаевною, рожд. Потемкиною (ум. 1855, на 67 г.), женщиною «редкого ума и сердца», которой был искренно предан знаменитый Н. И. Пирогов, состоявший с нею в задушевной переписке (1842 — 1851 гг.: см. его письма в «Татевском Сборнике» ее внучатного племянника, С. А. Рачинского, С.-Пб. 1899, стр. 134 — 141). С семьею этих Огонь-Догановских был знаком и поэт Боратынский, упоминающий о них в одном из писем своих 1830 года (см. «Е. А. Боратынский. Материалы к его биографии. Из Татевского архива Рачинских. С введением и примечаниями Ю. Верховского», Пгр. 1916, стр. 45 и 46).
343. М. П. Погодину (стр. 94). Впервые напечатано в альманахе Погодина «Утро», М. 1868, стр. 435; подлинник (на клочке писчей бумаги) в Погодинском архиве в б. Румянцовском Музее в Москве (Письма 1830 г., т. III, № 3517, л. 375).
— Записка касается займа денег для Пушкина, переписка о котором начались с записки, напечатанной выше, под № 335.
— Приписка (Post-scriptum) касается, вероятно, какой-нибудь статьи, присланной для «Московского Вестника» 1830 года. Румянцов — граф Петр Александрович Румянцов-Задунайский (род. 1725, ум. 1796), генерал-фельдмаршал, прославившийся, между прочим, победою над турками при Кагуле 21 июля 1770 г. (есть черновой набросок Пушкина, 1819 г., «К Кагульскому памятнику» в Царском Селе); здесь он, выстроив свою армию в пять каре, выдержал нападение 150.000 армии турок, разбил ее, побил до 20.000 человек и взял много пленных людей и военного снаряжения. Вообще война с Турциею 1769 — 1774 гг., названная современниками «Румянцовскою», имела большое влияние на успехи русского военного искусства; между прочим, прежние походные движения, производившиеся в огромном каре либо в одной колонне, были заменены движениями войск в небольших колоннах, состав которых способствовал быстрому построению нескольких каре («Русский Биографический Словарь», т. Р., статья П. М. Майкова о графе П. А. Румянцове-Задунайском). О Румянцове есть несколько упоминаний в сочинениях Пушкина.
344. М. П. Погодину (стр. 94). Впервые напечатано в альманахе ПогодинаА«Утро», М. 1868, стр. 436; подлинник (на клочке желтой писчей бумаги) в Погодинском архиве в б. Румянцовском Музее в Москве (Письма 1830 г., т. III, № 3517 л. 373).
— Надеждин — Николай Иванович, критикФ«Вестника Европы», писавший под псевдонимом «Никодим Надоумко» и жестоко нападавший в это время, с 1829 г., на Пушкина, который «швырял» в него эпиграммами (см. выше, стр. 371, 431 и ниже, стр. 442; Н. П. Барсуков, «Жизнь и труды М. П. Погодина», кн. II, стр. 341 — 352; Н. К. Козмин, «Н. И. Надеждин», С.-Пб. 1912, стр. 96 — 111). Погодин добывал у Надеждина деньги для поэта и в то же время старался сблизить их друг с другом, считая Надеждина чрезвычайно талантливым и, кроме ученых достоинств, одаренным всеми данными, чтобы быть отличным редактором, логичным, последовательным (Н. Барсуков, «Жизнь и труды М. П. Погодина», кн. II, стр. 342); с долью примирения и сближения литературных противников, Погодин свел их однажды у себя в доме, 23 апреля 1830 г.: «Хомякова научал завести речь с Надоумкой о романтизме и. т. п., чтобы заманить в разговор Пушкина с Надеждиным и внушить ему лучшее мнение; и наоборот, чтобы заставить Надоумку уважать более Пушкина. — Вечер был у меня. Говорили более об естественнословных предметах. Смеялись много», — записывает Погодин в Дневнике и заключает свой рассказ: «Я показывал зверей друг другу весь вечер. — Пушкин кокетничал, как юноша, вышедший только из пансиона» (М. А. Цявловский — «Пушк. и его соврем.», вып. XXIII — XXIV, стр. 104 — 105; ср. Н. Барсуков, «Жизнь и труды М. П. Погодина», кн. III, стр. 31 — 32). С своей стороны Пушкин впоследствии писал о своем первом знакомстве с Надеждиным: «Я встретился с Надеждиным у Погодина. Он показался мне вполне простонародным, vulgar случен, заносчив и без всякого приличия. Например, он поднял платок, мною уроненный. Критики его были очень глупо написаны, но с живостью, а иногда и с красноречием. В них не было мыслей, но было движение, шутки были плоски» («Table talk», XXVIII); в этом же 1830 году, в разгар недовольства своего на Надеждина, Пушкин написал на него одну из своих «Детских сказочек» — «Исправленный забияка». Вскоре взаимные отношения их изменились, и Пушкин сотрудничал в основанном Надеждиным «Телескопе» 1831 года, а Надеждин «первый» и «один» «вступился» за «Бориса Годунова» и «отдал честь этому творению в то время, как всё, стоявшее перед ним [Пушкиным] на коленях, встретило его змеиным шипением» (См. Н. К. Козмин, «Н. И. Надеждин», С.-Пб. 1912, стр. 106). — Н. И. Надеждин (род. 1804, ум. 1886), сперва преподаватель Рязанской Духовной Семинарии (1824 — 1826),был с 1831 по 1835 г. профессором теории изящных искусств и археологии в Московском Университете и в 1831 — 1836 г. издавал «Телескоп», закрытый за напечатание «Философического письма» Чаадаева, при чем Надеждин подвергся ссылке; с 1842 г. он редактировал «Журнал Министерства Внутренних Дел», в 1848 г. —«Географические Известия». Его автобиография — в «Русском Вестнике» 1856 г.
345. М. П. Погодину (стр. 94). Впервые напечатано в альманахе ПогодинаА«Утро», М. 1868, стр. 436; подлинник (на клочке желтой писчей бумаги) — в Погодинском архиве в б. Румянцовском Музее в Москве (Письма 1830 г., т. III, № 3517, л. 367).
— «Тесал» и «чесал» Надеждин Пушкина в статьях своих о «Графе Нулине», «Полтаве», «Евгении Онегине» и др. Свод ранних мнений Надеждина о Пушкине по «Вестнику Европы» 1828 — 1830 гг. см. в книге Н. К. Козмина: «Н. И. Надеждин», С.-Пб. 1912, стр. 96 — 106.
— Далее говорится о займе денег для Пушкина при посредстве Погодина, — между прочим, у Надеждина (см. выше, в письме № 335 и след.).
346. М. П. Погодину (стр. 94). Впервые напечатано в альманахе Погодина «Утро», М. 1868, стр. 436; подлинник (карандашом, на клочке голубоватой бумаги) — в Погодинском архиве в б. Румянцовском Музее в Москве (Письма 1830 г., т. III, № 3517, л. 383).
— Говорится о части денег, которые Погодин доставал тогда для Пушкина (см. в предыдущем письме).
347. М. П. Погодину (стр. 94). Впервые напечатано в сборнике В. Я. Брюсова:Н«Письма Пушкина и к Пушкину», изд. Скорпиона, С.-Пб. 1903, стр. 19; в Акад. изд. Переписки пропущено, — как и в изд. под ред. Венгерова: мы берем записку из издания Брюсова, который относит ее к маю 1830 г., т.-е., ко времени переговоров с Погодиным о займе денег для Пушкина у Надеждина. Подлинник нам неизвестен.
Сноски
71 М. А. Цявловский полагает, что Погодин ошибочно пометил здесь 28 мая вместо 30 мая.
72 От 9-го мая; см. его выше, стр. 432 — 433.
73 Подобно тому, как, напр., министр иностранных дел граф К. В. Нессельроде в одном своем французском письме к гр. М. С. Воронцову, 1829 г., выражался: «si une бумага officielle et une отношение à Cancrine vous étaient, nécessaires» и т. д. («Архив князя Воронцова», кн. 40, М. 1895, стр. 39.)
74 Село Спасское тож; от Москвы в 160 верстах. Б. М.
75 Они могли знать о дне рождения Пушкина из известной книги Н. И. Греча:м«Опыт критической истории Русской литературы», C-Пб. 1822, где краткая заметка о Пушкине, с датой его рождения, помещена на стр. 328-й. Б. М.
76 В справочниках С. А. Венгерова имя Антипина, как писателя, не помещено. Б. М.
77 В. И. Ассонов вш«Известиях Калужской Ученой Архивной Комиссии», вып. XXI, 1911 г., доказывает, что памятник был заказан не Потемкиным, а самим Н. А. Гончаровым, что видно и из сообщения С. А. Соболевского М. Н. Лонгинову (1865 г.) — см. «Пушк. и его соврем.», вып. XXXI — XXXII, стр. 46 — 47; так писал и Пушкин Бенкендорфу 29 мая 1830 г. Б. М.
78 В деле Опеки детей Пушкина действительно сохранился вексель Пушкина на 12.500 р., выданный им 3 июля 1830 г. в Москве полковнику Луке Ивановичу Жемчужникову сроком на два года Х«Пушкин и его соврем.», вып. XIII, стр. 104). Б. М.