Модзалевский. Примечания - Пушкин. Письма, 1826-1830. Часть 39.
|
385. Н. Н. Гончаровой (стр. 120). Впервые напечатано И. С. Тургеневым, в переводе с французского языка, вО«Вестнике Европы» 1878 г., № 1, стр. 20 — 21; подлинник был у графини Меренберг; проколот в карантине, хотя, повидимому, послан не по почте, а с нарочным. Французские фразы печатаются впервые; взяты нами из вышеупомянутых черновых материалов Анненкова, находящихся в Пушкинском Доме; перевод первой: «В минуту моего выезда, в начале октября, меня назначают окружным надзирателем. Я непременно принял бы эту должность, если бы в то же время не узнал, что холера появилась в Москве. Мне стоило много труда отделаться от надзирательства». Вторая французская фраза (оттуда же): «Если бы вы могли представить себе четвертую часть беспорядков, произведенных карантинами, вы всё таки не могли бы понять, как можно от них отделаться».
— Матушка — Н. И. Гончарова; сестры — Е. Н. и А. Н. Гончаровы (см. выше, в объяснениях, стр. 338 и 451 — 452); m-r Serge — брат Н. Н. Гончаровой, юноша Сергей Николаевич (см. выше, стр. 470, в объясненияУ к письму № 371).
386. П. А. Плетневу (стр. 120). Впервые напечатано вЙ«Современнике» 1838 г., т. X, стр. 45, в статье П. А. Плетнева (отрывок), оттуда перепечатано в «Материалах» Анненкова, стр. 283; полностию — в Сочинениях П. А. Плетнева, т. III, С.-Пб. 1885, стр. 358; подлинник (на бумаге — вод. зн. УФНсП. 1830) проколот в карантине и запечатан гербовою печатью Пушкина с графскою короной.
— По донесению Московской полиции, Пушкин, приехав в Москву, остановился на этот раз в Тверской части, в гостинице «Англия» («Русск. Арх.» 1876 г., кн. II, стр. 236).
— С тещей у Пушкина не было особенно добрых отношений, иногда же дело у них доходило и до прямой ссоры (см., напр., письмо к ней от 26 июня 1831 г.). По возвращении из Болдина 5 декабря 1830 г., ПушкиБ встретил у Гончаровых настолько холодный прием, что начал думать даже об отказе от мысли о женитьбе. По этому поводу П. И. Бартенев записал со слов П. В. Нащокина: «Нетерпеливость Пушкина, потребность быстрой смены обстоятельств, вообще пылкий характер его выражается между прочим и в том, что он было хотел совсем оставить свою женитьбу и уехать в Польшу, единственно потому, что свадьба по денежным обстоятельствам не могла скоро состояться. Нащокин был постоянно против этого. Он даже имел с ним горячий разговор по этому случаю, в доме кн. Вяземского. Намереваясь отправиться в Польшу, Пушкин всё напевал Нащокину: «Не женись ты, добрый молодец, а на те деньги коня купи» («Рассказы о Пушкине, записанные П. И. Бартеневым», под ред. М. А. Цявловского, М. 1925, стр. 41 и 109).
— Карантинное оцепление в Москве было снято на другой день после приезда Пушкина в столицу:Ц«6-го декабря, в день Николая чудотворца и государевых именин, снято наружное оцепление, которое очень стесняло жителей. Ты не можешь себе представить», писал Погодин Шевыреву: «что это была за радость: нарочно иные ездили прогуляться за заставу, чтоб только воспользоваться этим правом. Как бы скорее сжить ее [холеру] с рук? Устали!» («Русск Арх.» 1882 г., кн. III, стр. 179). Это благоприятное обстоятельство, вероятно, и было причиною того, что Пушкин провел в Плотавском карантине вместо двух недель всего три-четыре дня.
— «Борис Годунов» в это время уже заканчивался печатанием.
— «Повесть, писанная октавами», — «Домик в Коломне». — Впоследствии Плетнев вспоминал: «Домик в Коломне» для меня с особенным значением.
Пушкин, вышедши из Лицея, действительно жил в Коломне, над Корфами, близ Калинкина моста, на Фонтанке, в доме бывшем тогда Клокачева. Здесь я познакомился с ним. Описанная гордая графиня была девица Буткевичґ вышедшая за семидесятилетнего старика графа Стройновского (ныне она уже за генералом Зуровым). Следовательно, каждый стих для меня есть воспоминание или отрывок из жизни» (Я. Грот, «Пушкин», С.-Пб. 1887, стр. 219; Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым, т. II, стр. 693; ср. Н. О. Лернера: «Графиня Е. А. Стройновская» — «Наша Старина» 1917 г., вып. I, стр. 32 — 38 и его же: «Прообраз Пушкинской Татьяны» — «Столица и Усадьба» 1916 г., № 72, стр. 17 —19). Кроме того, в Болдине написаны и закончены: Восьмая и Девятая Главы «Евгения Онегина», 5 «Повестей Белкина» («Гробовщик», «Станционный Смотритель», «Барышня-Крестьянка», «Выстрел» и «Метель»); «История села Горюхина», 4 «маленьких трагедии»: «Скупой Рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Каменный Гость» и «Пир во время чумы» и мелкие стихотворения: «Бесы», «Паж или пятнадцатый год», «Элегия» )«Безумных лет угасшее веселье»), «Румяный критик мой»...,Ч«Расставание», «Осень» («Октябрь уж наступил»), «Отрок», «Моя родословная», «Заклинание», «Мне не спится, нет огня», «В начале жизни школу помню я», «Был на свете рыцарь бедный», «Герой», «Я здесь, Инезилья», «Пред Испанкой благородной...» «На перевод Илиады», «Для берегов отчизны дальной», «Пью за здравие Мери», «Царскосельская статуя», «Рифма», «Труд», «Навоселье», наконец, много набросков стихотворений, критических и полемических заметок, записи многих народных песен (см. Н. О. Лернер: «Народные песни в новооткрытых записях Пушкина» — «Русск. Стар» 1912 г., № 1 и 4; М. А. Цявловский: «Два автографа Пушкина», М. 1914). Погодин, после первого же свидания с вернувшимся в Москву Пушкиным, записал 11 декабря, что тот «наработал множество»; 15 декабря Пушкин читал ему разные прозаические отрывки и повесть октавами (т.-е. «Домик в Коломне»); еще через день поэт прочел Погодину «свои прелестные Русские песни» (т.-е. записи), а 22 декабря — Девятую главу «Онегина» (М. А. Цявловский — «Пушк. и его соврем.», вып. XXIII — XXIV, стр. 109 — 111). Уже в апреле Погодин сообщал Шевыреву в Рим: «Пушкин написал тьму. Он показывал и читал мне всё по секрету, ибо многое хочет выдавать без имени. Онегина 8-я и 9 я главы, Сцены, Моцарт, Дон-Жуан, повесть пресмешная и большая октавами, т.-е. октавами Жуковского, несколько повестей в прозе, множество статей прозаических о критике, об Истории Русской Литературы и проч.» («Русск. Арх.» 1882 г., кн. III, стр. 184). 17 декабря Пушкин съездил в Остафьево к кн. Вяземскому, который через день записал в Дневнике своем: «Третьего дня был у нас Пушкин. Он много написал в деревне: привел в порядок 8 и 9 главу Онегина, ею и кончает; из 10-й, предполагаемой, читал мне строфы о 1812 годе и следующих — славная хроника;88 куплеты: Я мещанин, я мещанин; епиграмму на Булгарина за Арапа; написал несколько повестей в прозе, полемических статей, драматических сцен в стихах: Дон-Жуана, Моцарта и Салиери; У вдохновенного Никиты, у осторожного Ильи [это — стих из упомянутых шифрованных строф отрывка 10 главы «Онегина»] (Соч., т. IX, стр. 152).
— «Чего смотрел и Дельвиг»... Эти слова, как и дальнейшие, касаются истории приостановкию«Литературной Газеты» Дельвига. Последний напечатанием в № 45 «Газеты» статьи «Новые выходки противу так называемой Литературной нашей Аристократии», служившей ответом на пасквиль Булгарина (см. выше, стр. 466, в объяснениях к № 369) вызвал неудовольствие Бенкендорфа, который, — вероятно, не без участия Булгарина, — усмотрел в анонимной заметке «неприличность», — в особенности при настоящих политических происшествиях», т.-е. непосредственно после событий Июльской революции во Франции, но, не найдя способов формально взыскать с Дельвига за напечатание заметки, ограничился на этот раз вызовом его в III Отделение, где сделал поэту строгий выговор и предупредил, что «вперед за всё, что ему не понравится в «Литературной Газете» в цензурном отношении, будет строго взыскивать» (Барон А. И. Дельвиг, «Мои воспоминания», т. I, стр. 110 — 111; ср. Записки А. И. Кошелева, Берлин. 1884, стр. 31 — 32). Такой благоприятный для Бенкендорфа случай представился скоро — уже через два месяца: в № 61 «Литературной Газеты», от 28 октября 1830 г., в самом конце №, в отделе «Смеси», была напечатана следующая заметка: «Вот новые четыре стиха Казимира де ла Виня, на памятнике, который в Париже предполагают воздвигнуть жертвам 27-го, 28-го и 29-го Июля:
France, dis-moi leurs noms! Je n’en vois point paraître
Sur ce funèbre monument:
Ils ont vaincu si promptement
Que tu fus libre avant de les connaître.89
Это новое напоминание о Парижской революции 27 — 29 июля 1830 г., после столь недавнего еще выговора, сделанного Дельвигу, послужило поводом к тому, чтобы приостановитьБ«Газету» Дельвига и запретить ему дальнейшее редактирование ее. Приостановке предшествовал вызов Дельвига в III Отделение, где Бенкендорф обошелся с мягким, деликатным Дельвигом в высшей степени грубо, говоря с ним на «ты» и угрожая упрятать в Сибирь его, Пушкина и Вяземского; в пылу разговора Бенкендорф, по словам барона А. И. Дельвига, не скрыл даже, что в этом деле он руководствуется доносом Булгарина... Ч«Мои воспоминания», т. I, стр. 111 — 112). Об участии Булгарина в деле запрещения «Газеты» с уверенностью говорит и сам Дельвиг (см. ниже), и друг его Боратынский в письме к Вяземскому («Стар. и Новизна», кн. V, стр. 53). Запрещение издавать «Литературную Газету» было сообщено Дельвигу К. М. Бороздиным 15 ноября 1830 г.; в тот же день газета была приостановлена, — до начала декабря, когда последовало разрешение продолжать ее под редакцией О. М. Сомова. Дельвиг был так потрясен незаслуженными оскорблениями, что заболел, впал в апатию и равнодушие ко всему (В. П. Гаевский — «Современник» 1854 г., т. XLVII, кн. 9, стр. 56). — О крушении «Литературной Газеты» Пушкин узнал из письма к нему самого Дельвига, в котором тот писал своему другу: «С получением сего письма, радость-душа моя, садись за бумагу и напиши мне все пьесы для «Северных Цветов», тобою приготовленные. Нынче они мне помогут более, чем когда-нибудь. «Литературная Газета» выгоды не принесла и притом запрещена за то, что в ней напечатаны были новые стихи Делавиня. Люди, истинно привязанные к своему государю и чистые совестию, ничего не ищут и никому не кланяются, думая, что чувства верноподданнические их и совесть защитят их во всяком случае. Неправда, подлецы в это время хлопочут из корыстолюбия марать честных и выезжают на своих мерзостях. Булгарин верным подданным является. Ему выпрашивают награды за пасквили, достойные примерного наказания, а я слыву карбонарием, я — русской, воспитанный государем, отец семейства и ожидающий от царя помощи матери моей и сестрам, и братьям» (Акад. изд. Переписки, т. II, стр. 189 — 190). 13 января 1831 г., как раз накануне смерти Дельвига, Пушкин писал Плетневу: «Что Газета наша? Надобно нам об ней подумать. Под конец она была очень вяла; иначе и быть нельзя, в ней отражается Русская литература. В ней говорили под конец об одном Булгарине; так и быть должно: в России пишет один Булгарин». История запрещения журнала Дельвига рассказана, на основании архивных документов, в обстоятельной статье Н. К. Замкова: «К истории Литературной Газеты бар. А. А. Дельвига» — «Русск. Стар.» 1916 г., № 5, и отд. отт., Пгр. 1916, стр. 17 — 30; см. еще у Н. Барсукова: «Жизнь и труды М. П. Погодина», кн. III, стр. 234 — 236; Соч. Пушкина, ред. Венгерова, т. V, стр. 466 — 467, и сборник Писем Пушкина к Е. М. Хитрово, Лгр. 1927, стр. 77 — 80. — По поводу помещения «конфектного билетца» Делавиня в «Литературной Газете» А. П. Керн писала А. Н. Вульфу, что «Дельвиг получил порядочный нагоняй от Бенкендорфа», — и Вульф, приведя стишки, замечал: «Точно, в русской Литературной Газете они неуместны; цензурная терпимость однако заслуживает хвалу, что она их не столько испугалась, как Бенкендорф» («Пушк. и его соврем.», вып. XXI — XXII, стр. 146).
387. Е. М. Хитрово (стр. 121). Впервые напечатано в изданном Пушкинским Домом сборнике Писем Пушкина к Е. М. Хитрово, Лгр. 1927, стр. 11; подлинник — в Пушкинском Доме Академии Наук; он — на листе почтовой бумаги большогЪ формата, с вод. зн. УФНсП 1830, сложен конвертом и запечатан гербовою печатью Пушкина; на обороте, кроме адреса (не для почты), — помета рукою Е. М. Хитрово: «Пушкин».
Перевод:м«По возвращении в Москву я нашел у княгини Долг<оруковой> пакеу от Вас. Это были французские газеты и трагееия Дюма — всё это было новостью для меня, несчастного зачумленного Нижегородца. Что за год, что за события! Известие о Польском восстании меня совершенно перевернуло. Наши исконные враги, очевидно, будут в конец истреблены и, таким образом, ничто из того, что сделал Александр, не сохранится, потому что ничто не основано на действительных интересах России, а лишь на соображениях личного тщеславия, театрального эффекта и т. д. Знаете ли Вы убийственные слова Фельдмаршала, Вашего отца? При его вступлении в Вильну поляки пришли и бросились к его ногам. «Встаньте, сказал он им: помните, что вы русские». Мы можем только жалеть поляков. Мы слишком могущественны для того, чтобы их ненавидеть. Начинающаяся война будет войной до истребления — или по крайней мере должна быть такою. Любовь к отечеству в душе поляка всегда была мрачна, — посмотрите их поэта Мицкевича. Всё это меня очень печалит. Россия нуждается в покое. Я только что проехал по ней. Прекрасное посещение императора воодушевило Москву, но он не мог быть сразу во всех 16 зараженных губерниях. Народ подавлен и раздражен. 1830 год —печальный для нас год. Будем надеяться — всегда хорошо питать надежду. 9 декабря».
Ha обороте: «Г-же Хитровой в С.-Петербурге».
— О возвращении Пушкина в Москву см. выше, в письмах № 385 и 386.
— P-sse Dolg. — княгиня Екатерина Алексеевна Долгорукова, рожд. гр. Васильева (род. 26 октября 1781, ум. 23 марта 1870 в Москве), дочь известного Министра Финансов гр. А. И. Васильева, вдова сподвижникЦ отца Е. М. Хитрово — М. И. Голенищева-Кутузова-Смоленского — генерала от-инфантерии князя Сергея Николаевича Долгорукова (ум. в Париже 15 июня 1829), с которым была в разъезде с 1812 г.; она была матерью Александра Сергеевича Долгорукова (род. 1809, ум. 1873), в то время жениха Ольги Александровны Булгаковой (дочери знакомца Пушкина, Московского Почт-Директора, — см. «Дневник Пушкина», под ред. Б. Л. Модзалевского, Пгр. 1923, стр. 212 — 214, и Московское издание Дневника, 1923 г., стр. 486 — 488), с которою он обвенчался в селе Шеметове, подмосковном имении бабушки невесты, графини В. С. Васильевой, 28 января 1831 г., за три недели до венчания Пушкина; последний бывал у молодых Долгоруковых: напр., за два дня до свадьбы поэта А. Я. Булгаков писал брату (16 февраля): «Пушкин был на бале у наших [молодых], отличался, танцовал, после ужина скрылся. Где Пушкин? я спросил, а Гриша Корсаков серьезно отвечал: Il a été donc ici toute la soirée et maintenant il est allé trouver sa promise. Хорош визит в 5 часов утра и к больной! Нечего ждать хорошего, кажется», — прибавлял Булгаков по поводу слухов о том, что свадьба Пушкина расходится. «Я думаю, что не для одной, но и для него лучше бы было, кабы свадьба разошлась» («Русск. Архив» 1902 г., кн. II, стр. 52). Портрет кн. Е. А. Долгоруковой и биографическую заметку о ней см. в издании вел. кн. Николая Михайловича «Русские портреты XVIII и XIX столетий», т. I, С. Пб. 1905, л. 57.
— О Французских газетах, которые высылала Пушкину Е. М. Хитрово — «Le Temps» и «Le Globe», см. выше, стр. 461 и 479.
— Трагедия Дюмаѕ«Stockholm, Fontainebleau et Rome», сочинение знаменитого драматурга и романиста Alexandre Dumas (род. 1802, ум. 1870), тогда еще молодого, начинающего писателя, уже прославившегося, однако, своею историческою драмою «Henri III et sa cour» (1829), имевшею шумный успех; см. подробно в очерке Б. В. Томашевского в сборнике Писем Пушкина к Е. М. Хитрово, Лгр. 1927, стр. 214.
— Революция в Польше, которую Пушкин считал лишьА«восстанием», («insurrection»), — началась 17 ноября 1830 г. вооруженным нападением на «Бельведер», замок Наместника Польши, цесаревича Константина Павловича, которого решено было убить; однако, Наместнику удалось спастись в последнюю минуту, и он стал во главе отряда русских войск, собравшегося около Варшавы; затем он, постепенно отступая с 21 ноября, 1 декабря дошел до Влодавы, переправился через Буг и остановился на русской территории: отходя далее, он 4 декабря дошел до Бреста, а затем далее; 29 декабря к цесаревичу приезжал из Гродно фельдмаршал Дибич, назначенный главнокомандующим армиею, двинутою на подавление революционного движения. О дальнейших событиях будет упомянуто в объяснениях к письмам Пушкина за 1831 год. Подробности см. в сборнике Писем Пушкина Е. М. Хитрово, — в статье М. Д. Беляева, в которой дано объяснение взглядов Пушкина на Польшу и Польское восстание, а также указаны мнения ближайших друзей Пушкина по этому вопросу.
— В отзыве Пушкина об Александре I звучит всегдашнее нерасположение поэта к тому, про кого он в 1829 г. написал (по поводу его мраморного бюста, работы Торвальдсена):
Недаром лик сей двуязычен;
Таков и был сей властелин:
К противочувствиям привычен,
В лице и в жизни арлекин.
— Нам не удалось установить, откуда Пушкин почерпнул рассказ о словах, сказанных М. И. Голенищевым-Кутузовым (отцом Е. М. Хитрово) полякам при въезде в Вильну.
— С Адамом Мицкевичем (род. 1798, ум. 1855) Пушкин был знаком со времени приезда своего в Москву в сентябре 1826 г. и до отъезда Польского поэта из России в 1829 г. В начале 1828 г. Пушкин обращался э фон-Фоку с письменным ходатайством о разрешении Мицкевичу возвратиться в Польшу, «куда призывают его домашние обстоятельства» (см. Б. Л. Модзалевский, «Пушкин — ходатай за Мицкевича» — «Пушк. и его соврем.», вып. XXXVI, стр. 26 — 33). К этому времени, т.-е. к 1830 г., Мицкевич издал, — кроме 3-х частей своих «Стихотворений», — часть «Дедов» и «Конрада Валленрода».
— О приезде Николая I в Москву во время холеры см. выше, в объяснениях, стр. 474 и 479.
— В заметках, писанных летом 1831 года, Пушкин, вспоминая о холере 1830 года, о поездке в Болдино и о впечатлениях от виденных им зараженных местностей, так резюмировал свои письма к невесте и к друзьямЧ «...Шестнадцать губерний вдруг не могут быть оцеплены, а карантины, неподкрепленные достаточною цепью, военною силою, суть только средства к притеснению и причины к общему неудовольствию. Вспомним, что туркЪ предпочитают чуму карантинам. В прошлом году [1830] карантины остановили всю промышленность, заградили путь обозам, привели в нищету подрядчиков и извощиков и чуть не взбунтовали 16 губерний. Злоупотребления неразлучны с карантинными постановлениями, которых не понимают ни употребляемые на то люди, ни народ...» и т. д. (Соч., изд. «Просвещения», т. VI, 531; изд. Венг., т. V, 431 — 432.) Эту мысль, возникшую под непосредственным впечатлением переезда из Болдина в Москву, Пушкин высказал, как видим, и в настоящем письме своем к Е. М. Хитрово.
388. Е. М. Хитрово (стр. 122). Впервые напечатано в изданном Пушкинским Домом сборнике Писем Пушкина к Е. М. Хитрово, Лгр. 1927, стр. 12 — 13; подлинник в Пушкинском Доме Академии Наук; он — на листе почтовой бумаги большогµ формата, с вод. знак. УФНсП 1830, проколот для дезинфекции, — из чего можно заключить, что оно шло по почте. На чистом обороте второго полулиста помета рукою Е. М. Хитрово: «Пушкин».
Перевод: «Мой отец только что переслал мне письмо, которое Вы адресовали мне в деревню. — Вы должны быть уверены в моей признательности, так же, как я уверен в участии, которое Вы принимаете в моей судьбе. Поэтому и не буду говорить Вам об этом. Известие о моем разрыве с невестой ложно и основано лишь на моем долгом отсутствии и на моем обычном молчании с моими друзьями. Более всего интересует меня в настоящий момент то, что происходит в Европе. Вы говорите, что выборы во Франции идут в добром направлении. Что называете Вы добрым направлением? Я трепещу, как бы они не внесли во всё это стремительность победы, и как бы Луи-Филипп не оказался черезчур королем-чурбаном. Новый избирательный закон посадил на скамьи депутатов молодое необузданное поколение, горячее, мало устрашенное эксцессами республиканской революции, которую оно знает только по мемуарам и которую оно само не переживало. Я еще не читаю газет, так как у меня не было времени оглядеться. Что же касается до русских газет, то, признаюсь Вам, меня очень удивило запрещение Литературной Газеты. Конечно, издатель напрасно поместил конфектный билетец К. де Ла-Виня. Но эта газета так безобидна, так скучна в своей важности, что ее читают только литераторы, и она совершенно чужда каких-либо политических намеков. Мне обидно за Дельвига, человека спокойного, отца семейства, вполне достойного, и которому тем не менее глупость или минутная оплошность могут повредить в глазах Правительства, — и это как раз в то время, когда он просил у его величества пенсии для своей матери, вдовы генерала Дельвига. Будьте добры повергнуть меня к ногам графинь, ваших дочерей, коих расположение мне более чем драгоценно, и позвольте пребывать и впредь у Ваших ног. 11 дек.»
— Сергей Львович Пушкин с женою проводил зимние месяцы 1829 — 1830 г. по обыкновению в Петербурге, откуда и переслал в Москву очередное, нам неизвестное письмо Е. М. Хитрово, которая еще не знала, что поэту удалось выбраться из Болдина и что он в Москве уже с 5 декабря.
— Дошедшие до Е. М. Хитрово слухи о разрыве поэта с невестой не были совсем безосновательны, и сам он, как мы видели из писем его к Н. Н. Гончаровой и к кн. В. Ф. Вяземской от конца августа (см. выше, № 363 и 365), считал, что свадьба его расстроилась. Возможно, как предполагает Н. В. Измайлов, что письмо к кн. Вяземской (она, однако, жила не в Петербурге, как полагает Н. В. Измайлов, а в Остафьеве), не сумевшей сохранить его в тайне, и было причиной распространения слухов, которые дошли до Хитрово («Письма Пушкина к Е. М. Хитрово», стр. 77). Слухи подтверждал и отец поэта (см. выше, в № 376 и 380). По приезде в Москву, он 9 декабря сообщал Плетневу, что «нашел тещу озлобленную на него и насилу с нею сладил, — но, слава богу, сладил» (см. выше, № 386 и в объяснениях к нему, стр. 490).
— Подробности о выборах в Палату депутатов по новому Положению о них, изданному новым правительством Луи-Филиппа, см. в статье Б. В. Томашевского в сборнике Писем Пушкина к Е. М. Хитрово; там же о применениЃ к Луи-Филиппу выражения «король-чурбан» (или «король-бревно»).
— О запрещении «Литературной Газеты» Дельвига за напечатание «конфектного билетца» К. Делавиня см. выше, в объяснениях к письму № 386, стр. 491 — 492.
— Дельвиг был женат на Софье Михайловне Салтыковой, имел тогда маленькую, полугодовалую дочку Елизавету и, кроме того, воспитывал у себя двух своих малолетних братьев.
— Генерал Дельвиг — барон Антон Антонович, отец одноименного поэта и друга Пушкина, служил в военной службе с 1790 года, при чем участвовал в первой войне с Наполеоном, после чего, будучи майором Астраханского гренадерского полка, был назначен Московским плац-адъютантом; пробыв в этой должности короткое время, он определен был затем Московским же плац-майором — 16 января 1806 («С.-Петерб. Ведом.» 1806 г., № 8); он жил в Кремле, в комендантском доме и занимал должность плац-майора свыше 10 лет, числясь в 1813 г., уже в чине полковника, в л.-гв. Измайловском полку; произведенный затем, 30 августа 1816 г., в генерал-майоры, он вскоре назначен был окружным начальником или командиром сперва 1-го (в Нарве), а потом 2-го (в Витебске) Округа Отдельного корпуса внутренней стражи (1819; 1824), весною 1826 г. уволен был в отпуск, а вскоре и совсем вышел в отставку; поселившись в имении жены, в Чернском уезде Тульской губернии, он умер там 8 июля 1828 г., 56 лет от роду, и погребен на кладбище с. Белина, того же уезда (В. И. Чернопятов, «Тульский Некрополь», М. 1912, стр. 49, с неверной датой смерти). Скончался он в присутствии сына-поэта, который вместе со своею женою приехал тогда навестить его в деревню. «Хлопочи, хлопочи обо мне, брат Пушкин, и пожалей меня. Добрый отец мой умер. Скажи о моей печали почтеннейшему Сергею Львовичу й Надежде Осиповне. Я уверен, они примут живое участие в горе моем», — писал он своему другу из Чернской усадьбы. «Я лишился отца и отца редкого, которого никогда не перестану оплакивать», — читаем в его неизданном письме от 13 июля 1828 г. к В. Д. Корнильеву (подлинник — в Пушкинском Доме); в проекте же письма на имя Николая I поэт писал: «Покойный отец мой в продолжение сорокалетней службы своей известен был начальникам, подчиненным и посторонним свидетелям бескорыстием и точным исполнением на него возложенных должностей. Двадцать лет, любимый начальниками и всем городом, был он сперва плац-адъютантом, потом плац-майором в Москве. Мирные подвиги его до сих пор в ней помнятся. Значительнейшие вещи, занесенные в квартиру его французами во время достопамятного 1812 года, несмотря на высочайшее позволение считать их своими, были им возвращены прежним владельцам. Слишком полтораста тысяч рублей, за несколько дней до вторжения французов в Москву присланные неизвестно кем и без росписки отданные тетке моей по причине опасной болезни его, по выздоровлении представлены им начальству...» (неизд.). Дельвиг писал это по поводу хлопот своих о пенсии вдове умершего — Любови Матвеевне, рожд. Красильниковой (ум. 1859), которая осталась после смерти мужа с ничтожным имением, но с огромною семьею: кроме сына-поэта, у нее были еще сыновья Дмитрий, Александр и Иван Антоновичи и кроме двух замужних дочерей — Марии Родзевичь и Варвары Тейльс, — три незамужних Анна, Глафира и Любовь Антоновны; из них к баронессе Марии Антоновне Пушкин-лицеист в 1815 и 1816 г. обратил стихотворения: «Вам восемь лет, а мне семнадцать било» и «Вчера мне Маша приказала...»; в то время она была в Царском Селе вместе с родителями, приезжавшими навестить сына в Лицее. «Дядя мой был добрейший человек, очень кроткий», пишет барон А. И. Дельвиг о генерале Дельвиге в своих «Воспоминаниях»: «Его все любили, в особенности были к нему расположены дамы за его веселость и добродушие. Такой отзыв о нем я постоянно слышал в Москве, где его многие знали, так как он прослужил в ней двадцать лет... Говорили мне, что я очень похож на моего дядю, но только далеко не так красив собою...» (ч. I, стр. 11). Что касается жены его, матери поэта, — то она, по словам Плетнева, была «дочь или внучка астронома (не помню фамилию, что-то в роде Красильникова), жившего при Елизавете, товарища Ломоносова. Обсерватория тогда была в Москве, и императрица, наблюдая какое-то явление, стояла там, опираясь на руку деда Дельвига, о чем последний говаривал с гордостью»
(«Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым», т. III, стр. 414).90
— Графини, дочери Е. М. Хитрово, — Д. Ф. Фикельмон и Е. Ф. Тизенгаузен; о них см. выше, стр. 418 и 358.
389. П. В. Нащокину (стр. 123). Впервые напечатано в сборнике П. И. Бартенева «Девятнадцатый Век», кн. I, стр. 383; подлинник (на клочке бумаги, карандашом) неизвестно где теперь находится.
— Это — первое из дошедших до нас 25 писем Пушкина к Нащокину (см. о нем выше, в объяснениях к письму № 382, стр. 483), с которым поэт, по словам П. И. Бартенева, «подружился еще в Царскосельском Лицее, навещая брата своего в Лицейском Пансионе Гауеншильда, где воспитывался некоторое время и Нащокин. Своеобразный ум Нащокина, его талантливая, широкая натура и превосходное сердце рано полюбились Пушкину. Нащокин поступил в ополчение и потом в Измайловцы, не кончив курса в пансионе. С отъездом Пушкина на Юг [в 1820 г.] прекратились их сношения; но в 1826 году, когда он возвращен был в Москву и встретил там Нащокина, они снова сблизились и подружились крепко. Наезжая в Москву, Пушкин останавливался у Нащокина (и всегда радовался, что извозчики из Почтамта умели провезти к нему, несмотря на то, что он часто менял квартиры). Хотя Нащокин мог служить лучшим образцом плохого хозяина, прожив на своем веку не одну тысячу душ и спустив на разные затеи целый ряд наследств, — тем не менее, Пушкин признавал в нем житейскую опытность и любил следовать его советам» («Девятнадцатый Век», кн. I, стр. 383; «Рассказы о Пушкине, записанные П. И. Бартеневым», М. 1925, стр. 27). В зиму 1830 — 1831 г. Пушкина часто видала у Нащокина цыганка Таня (Татьяна Демьяновна); и впоследствии рассказывала Б. М. Маркевичу: «К зиме опять Пушкин в Москву приехал, — только реже стал езжать к нам в хор. Однако, не редко я его видала попрежнему у Нащокина. Стал он будто скучноватый, а все же попрежнему вдруг оскалит свои большие белые зубы, да как примется вдруг хохотать! Иной раз даже испугает просто, право!» (Сочинения Б. М. Маркевича, т. XI, стр. 135). О Нащокине, позднейший портрет которого Гоголь, как полагают, нарисовал в образе Хлобуева во 2-м томе «Мертвых Душ», — см. выше, в объяснениях, стр. 483, а также у П. В. Анненкова, «Материалы», изд. 1855, стр. 216, статьи: М. О. Гершензона (в книге «Образы прошлого», М. 1912, стр. 51 — 70); в Соч., ред. Венгерова, т. V, стр. 18 — 29 и в книге: «Мудрость Пушкина», М. 1919; у Н. И. Куликова («Русск. Стар.» 1880 и 1881), у Н. П. Барсукова, «Жизнь и труды М. П. Погодина», кн. VII, стр. 310 (письмо Нащокина к Погодину о вещах, доставшихся ему после смерти Пушкина) и «Рассказы о Пушкине, записанные П. И. Бартеневым», под ред. М. А. Цявловского, М. 1925.
— По поводу слов Пушкина: «Сейчас еду богу молиться» П. И. Бартенев говорит: «Н. И. Гончарова возила дочь свою и ее жениха по соборам и к Иверской» («Девятнадцатый Век», кн. I, стр. 383); теща поэта отличалась крайнею религиозностью и приверженностию к церковным обрядам (см. выше, стр. 337 — 339, в объяснениях к письму № 292).
— «Мой Татарин» — тот, у которого Пушкин купил шаль для своей невесты. Нащокин, по словам П. И. Бартенева, вообще принимал большое участие в устроении дел Пушкина перед его свадьбою («Девятнадцатый Век», кн. I, стр. 383; «Рассказы о Пушкине, записанные П. И. Бартеневым», ред. М. А. Цявловского, М. 1925, стр. 60).
390. Н. С. Алексееву (стр. 123). Впервые напечатано в Акад. изд. Переписки, т. II, стр. 203 — 205, по копии из бумаг Анненкова; в нашем издании печатается по подлиннику, принадлежащему ныне Пушкинскому Дому.
— О Н. С. Алексееве см. выше, в письме № 224, и в объяснениях к нему стр. 210, а также к письму № 62 тома I, стр. 283.
— «Мой милый, как несправедливы» — первый стих послания самого Пушкина к Алексееву (1821 г.).
— Два письма Пушкина, будто бы посланные им Алексееву, до нас не дошли, как и до Алексеева.
— Бык — речка, протекающая через Кишинев (см. выше, в т. I, в письме № 26 и в настоящем томе № 224).
— О «Еврейке» — М. Е. Эйхфельдт — см. выше, стр. 211, в объяснениях к письму № 224.
— О Пульхерии Егоровне Варфоломей см. выше, в т. I, в объяснениях к письмам № 51 и 62, стр. 263 и 282. Имя ее занесено в Дон-Жуанский список Пушкина, ибо поэт усердно ухаживал за этою красивою, но бесчувственною девушкою.
— Стамо — Екатерина Захаровна или Земфировна, рожд. Ралли, молоденькая жена пожилого чиновника в Кишиневе, Апостола Константиновича (или Ивановича) Стамо, служившего в Областном Бессарабском Гражданском Суде Советником («Месяцеслов на 1821 г.», ч. II, стр. 563); очень малого роста, но с чрезвычайно выразительным смуглым лицом, прекрасными большими глазами, очень умная и начитанная, она, по словам И. П. Липранди, «резко отличалась от всех своими правилами, была очень любезна, говорлива и преимущественно проповедывала нравственность. Пушкин любил болтать с нею, сохраняя приличный разговор» («Русск. Арх.» 1866 г., ст. 1231). Рассказы Е. З. Стамо о Пушкине, записанные З. К. Ралли-Арборе, напечатаны в журнале «Минувшие Годы» 1908 г., № 7, стр. 1 — 6; из них видно, что Пушкин довольно настойчиво ухаживал за этой молодой, красивой женщиной и однажды даже сделал ей признание в любви, — в двух письмах, лоторые долго у ней сохранялись, но до нас, к сожалению, не дошли.
— Худобашев — Артемий Макарьевич, родом армянин, один из чиновников особых поручений при гр. М. С. Воронцове, как Полномочном Наместнике Бессарабской области, — сослуживец Н. С. Алексеева, занимавшего такое же место; из многочисленных писем его к Х. Я. Лазареву (в архиве Абамелек-Лазаревых в Пушкинском Доме) видно, что он служил в Кишиневе с начала 1820-х годов и был жив еще в 1839 году, проживая там же. Он упоминается в приписываемом Пушкину шуточном стихотворении, в котором, при перечислении Кишиневского общества, на балу у Варфоломея названы
В пятой паре, для красы,
Худобашев с Пульхерицей, —
Бекасиновы носы.
Липранди рассказывает, что когда Пушкин написал [14 декабря 1820 г.] свою известнуюС«Черную шаль», то Худобашев, армянин «лет за 50, смешной наружности, принял на свой счет «армянина» песни. Шутники подтвердили это, и он давал понимать, что действительно отбил кого-то у Пушкина. Этот, узнав, не давал ему покоя и, как только увидит Худобашева, — что́ случалось очень часто, — начинал читать «Черную шаль». Ссоры и неудовольствия между ними обыкновенно оканчивались смехом и примирением, которое завершалось тем, что Пушкин бросал Худобашева на диван и садился на него верхом (один из любимых тогда приемов Пушкина и с некоторыми другими), приговаривая: «Не отбивай у меня гречанок!» Это нравилось Худобашеву, воображавшему, что он может быть соперником» («Русск. Арх.» 1866 г., ст. 1230).
— О генерале Иване Никитиче Инзове см. выше, в т. I, стр. 209, 231, 341 и письмо № 69.
— Об И. П. Липранди см. в т. I, в объяснениях к письмам № 19 и 224.
— О Сергее Дмитриевиче Киселеве, родственнике Н. С. Алексеева, см. выше, в объяснениях к письмам №№ 225, 284 и 299.
— Брат Киселева — Павел Дмитриевич, генерал-адъютант, с 14 сентября 1829 г. занимавший пост Полномочного Председателя Диванов княжеств Молдавии и Валахии; о нем см. выше, в т. I, в объяснениях к письмА № 41, стр. 250. — С. Д. Киселев посылал брату, без сомнения, последнюю выходившую тогда (под редакцией М. П. Погодина) «Ведомость о состоянии города Москвы» (см. выше, стр. 473, в объяснениях к письму № 375).
— Н. С. Алексеев ответил Пушкину из Бухареста, где служил при П. Д. Киселеве, письмом от 14 января 1831 г., в котором, благодаря поэта за письмо и воспоминание и поздравляя его с помолвкою, отвечал на его вопросы: «Ты, спрашивая меня о Кишиневе, вероятно забыл, что уже третий год я нахожусь в Валахии; но если ты никем не извещен о всем, что произошло в Бессарабии, то я могу тебе дать краткий отчет. — Мадам Стамо и Еврейка овдовели и наконец свободны от мужей. Дела отца Пульхерии, порученные мне Лордом Мидасом,91 я успел поправить в его пользу, и она теперь могла бы обворожить Горчакова более, нежели в те времена, когда он ей жертвовал жизнию, откинув страх быть твоим соперником. Инзов поселился в Болграде настоящим Бюфоном и Бонетом, разводит сады, кормит птиц, делает добро, и без него всё управление идет своим порядком или беспорядком. Худобашев в отставке и живет в Кишиневе для украшения города. Липранди, с грехом пополам прослужив Турецкую кампанию, проев и пропив кучу денег в обоих Княжествах, наконец женился в Бухаресте и по чувствам (как уверяет). По вызову начальства он должен был отправиться в Тульчин, оставя жену в одном маленьком городке ожидать его возвращения» и т. д. (Акад. изд. Переписки, т. II, стр. 215 — 216).
391. Князю П. А. Вяземскому (стр. 124). Впервые напечатано в «Русском Архиве» 1874 г., кн. I, ст. 449; подлинник (на бумаге — вод. зн. 1830 г.) был у гр. С. Д. Шереметева в Остафьевском архиве.
— Письмо это — ответ на недошедшее до нас письмо кн. Вяземского из Остафьева.
— По службе — т.-е. по обязанностям жениха.
— «Северные Цветы на 1831 г.» вышли в свет и поступили в продажу 24 декабря 1830 г. («Литер. Газета» 1830 г., № 68, стр/ 362); г них из стихотворений Пушкина были помещены: «Поэту» («Поэт, не дорожи любовию народной»), «Ответ Анониму», «Монастырь на Казбеке», «Отрывок» («На холмах Грузии....») и «Обвал». Кн. Вяземский напечатал там стихотворения: «Осень 1830 г.», «Эпиграмму», «Святочную шутку (Е. А. Тимашевой)», «Леса», «Родительский дом», «К журнальным благоприятелям» и «К А. О. Россетти».
— «Борис Годунов» поступил в продажу в Петербурге 22 — 23 декабря 1830 г. (Н. Синявский и М. Цявловский, «Пушкин в печати», М. 1914, стр. 95 — 96). Уже 24 декабря Жуковский принес экземпляр трагедии слепому поэту И. И. Козлову («Стар. и Новизна», кн. XI, стр. 50), но еще 1 января 1831 г. сам Пушкин не имел его в руках (см. в письме его к Н. А. Полевому), 2 же числа поэт уже послал П. Я. Чаадаеву и кн. Вяземскому экземпляры своей трагедии при записках (см. в т. III).
— Кн. Вяземский отвечал Пушкину на его записку 1 января: «Милости просим, приезжай, да прошу привезти с собою Полиньяковское Шампанское.92 Пришли Бориса. Вот стихи, которые прошу прочесть и отдать Максимовичу. Пришлю ему и прозы малую толику. Узнай, будет ли у него в Альманахе что Полевого? Если нет, то дам ему статейку на него. С новым годом не поздравляю: Впредь утро похвалю, как вечер уж наступит» и т. д. (Акад. изд. Переписки, т. II, стр. 207). Пушкин ответил Вяземскому, в свою очередь, 2 января, послав своему другу экземпляр «Бориса Годунова» (см. в т. III).
Сноски
88 Это, конечно, расшифрованные впервые П. О. Морозовым наброски (см. «Пушк. и его соврем.», вып. XIII, стр. 1 — 2, заметка Д. Н. Соколова — там же, вып. XVI, стр. 1 — 11, Соч., ред. Венгерова, т. VI, стр. 212 — 215 и в работе М. Л. Гофмана: Пропущенные строфы «Евгения Онегина» — «Пушк. и его соврем.», вып. XXXIII — XXXV, стр. 297 — 310).
89 Перевод: «Франция, скажи мне их имена. Я не вижу их на этом печальном памятнике. Они победили так быстро, что ты была свободна ранее, чем их узнала».
90 Любовь Матвеевна Дельвиг, действительно, была внучкою известного геодезиста Академии Наук и ее адъюнкта и астронома, майора Андрея Дмитриевича Красильникова (ум. 15 февраля 1773 г., —сообщ. Л. Б. Модзалевский) — дочерью его сына Матвея Андреевича (род. 1739), занимавшегося, между прочим, переводами. Б. М.
91 Т.-е. Гр М. С. Воронцовым.
92 См. выше, в объяснениях к письму № 370, стр. 467.