Модзалевский. Примечания - Пушкин. Письма, 1831-1833. Часть 19.
|
442. П. В. Нащокину. 21 июля [1831 г.] (стр. 36–37). Впервые напечатано в отрывке ву«Москвитянине» 1851 г., кн. I, № 23, стр. 463–464, и в «Материалах» П. В. Анненкова, изд. 1855 г., стр. 211 и 317. Полностью напечатано П. И. Бартеневым в его историческом сборнике «Девятнадцатый Век», кн. I, М. 1872, стр. 387–388, откуда и перепечатано в изданиях сочинений Пушкина, а также в Акад. изд. Переписки, т. II, стр. 285–286. Подлинник на листе почтовой бумаги большого формата, с водяными знаками: А. Г. 1829; был в Остафьевском архиве гр. С. Д. Шереметева; ныне в Центрархиве в Москве; письмо сложено конвертом и запечатано печатью черного сургуча с гербом Пушкина под графскою короною. – Это письмо служит ответом на письмо Нащокина от 15 июля («Русск. Арх.» 1904 г., кн. III, стр. 437–438, и Акад. изд. Переписки, т. II, стр. 273–274).
– Крестница Пушкина – дочь П. В. Нащокина, прижитая им от цыганки Ольги Андреевны (см.Е«Дневник» Пушкина, под ред. Б. Л. Модзалевского, Лгр. 1923, стр. 201); о смерти ее Пушкин узнал из письма Нащокина, который писал: «Кстати Александр Сергеевич так как ныне смерть поступает и решает жизнь человеческую уже не гражданским порядком, а Военным судом – т. е. скоро и просто, в таком случае буде она до меня доберется, то прошу покорно по всем векселям моим взыскать деньги; капитал храни где хочешь – а проценты половину на воспитание сына, если не умрет, ибо твоей крестницы уже нет, – а другую на содержание матери; я еще не думаю – а все-таки лучше сказать прежде – это только в таком случае когда я сам не успею распорядиться, обременять же тебя я не хочу никакой обязанностию – но зная твое доброе сердце – ты бы сам их не оставил» (Акад. изд. Переписки, т. II, стр. 273–274).
– Юсупов – князь Николай Борисович (о нем см. выше, стр. 162–163, в примечаниях к письму N 397). О смерти его, последовавшей в Москве 15 июля, Пушкин узнал из письма к нему кн. П. А. Вяземского 14 и 1П июля. Вяземский писал: «15-го. Юсупов сегодня умер частью от холеры, частью от удара, частью от 80 лет. Третьего дня ужинал он еще в клубе» (Акад. изд. Переписки, т. II, стр. 272) и из письма П. В. Нащокина от 15-го же числа: «Новостей много слышу, пересказать ни одну не могу, – писал последний. – Одна новость для тебя Юсупов умер – не знаю почему, а мне было его жаль, вреда кажется он никому не делал – ибо никто не жаловался, а про добро не знаю; умер же умно и равнодушно, как мне рассказывали; ему предложили перед смертью за час исполнить христианский долг – на что он спросил – разве пора, и послал за священником; – накануне был в клубе» (Акад. изд. Переписки, т. II, стр. 273). Пушкин упомянул о смерти Юсупова и в письме к Плетневу от 22 июля: «Мой Юсупов умер, наш Хвостов умер. Авось смерть удовольствуется сими двумя жертвами» (см. выше, стр. 37).
– Чаадаев – Петр Яковлевич. О посылке к нему рукописи его Философического письма см. выше, стр. 334–336.
– О бунтах и убийствах, вызванных свирепствовавшею повсеместно холерой, см. выше стр. 300–303 и 313–315, и ниже, стр. 367–369.
– В связи с холерными беспорядками, Николай I ставил Москву в пример Петербургу в речи своей к народу, сказанной в Петербурге 23 июня на Сенной площади (ср. выше, стр. 302–303).
– Говоря ое«каше» вокруг Царского Села, Пушкин, вероятно, имеет в виду карантин, который был установлен в Царском Селе для приезжающих. Из писем О. С. Павлищевой к мужу Н. И. Павлищеву от 9 и 24 июля видно, что карантины около Петербурга повсюду были сняты за исключением Царского Села. Вследствие этого О. С. Павлищевой, ездившей на свидание к родителям в Царское Село, приходилось разговаривать с ними за веревками, протянутыми на сажень расстояния между ними «и потом, – прибавляет она, – разъезжаемся – они в Царское, я сюда [то есть в Петербург]. Комедья надеюсь скоро прекратится. Болезнь совершенно почти исчезла и снимут дурацкий карантин...» («Пушкин и его соврем.», вып. XV, стр. 75, 77 и 80).
– Критический разговор – «О Борисе Годунове, сочинении Александра Пушкина, разговор», М. 1831, – брошюра неизвестного автора (о ней см. выше, стр. 328–329).
– Около 21–22 июля Пушкин обратился с официальной запиской к А. X. Бенкендорфу (она напечатана впервые в Сочинениях Пушкина, изд. П. А. Ефремова – Суворина, т. VII, стр. 426–428, а затем в Акад. изд. Перепиския т. II, стр. 278–280, в беловой и черновой редакциях, и в изд. «Дела III Отделения... об А. С. ПушкинТ», С-Пб. 1906, стр. 120–121), в которой Пушкин писал: «Заботливость истинно-отеческая Государя Императора глубоко меня трогает. Осыпанному уже благодеяниями Его Величества, мне давно было тягостно мое бездействие. Мой настоящий чин (тот самый с которым я выпущен из лицея) к нещастию представляет мне препятствие на поприще службы. Я считался в Иностранной Коллегии от 1817-го до 1824 года; мне следовали за выслугу лет еще два чина, т. е. титулярного и коллежского ассесора; но бывшие мои начальники забывали о моем представлении. Не знаю, можно-ли мне будет получить то что мне следовало. – Если Государю Императору угодно будет употребить перо мое, то буду стараться с точностию и усердием исполнить волю Его Величества и готов служить ему по мере моих способностей. В России периодические издания не суть представители различных политических партий (которых у нас не существует) и Правительству нет надобности иметь свой официальный журнал; но тем не менее общее мнение имеет нужду быть управляемо. С радостию взялся-бы я за редакцию Политического и Литературного Журнала, т. е. такого, в коем печатались бы политические и заграничные новости. Около него соединил бы я писателей с дарованиями и таким образом приблизил бы к правительству людей полезных, которые все еще дичатсяЌ напрасно полагая его неприязненным к просвещению. – Более соответствовало-бы моим занятиям и склонностям дозволение заняться историческими изысканиями в наших Государственных Архивах и библиотеках. Не смею и не желаю взять на себя звание Историографа после незабвенного Карамзина; но могу современем исполнить давнишнее мое желание написать историю Петра Великого и его наследников до Государя Петра III». Этому официальному обращению Пушкина, как видно из письма его к Нащокину, предшествовал разговор его с Николаем I, результатом которого и явилось «высочайшее» разрешение Пушкину заниматься в архивах; на официальном письме Бенкендорф наложил следующую резолюцию: «Написать гр. Нессельроде, что Государь велел его принять в Иностранную коллегию с позволением рыться в старых архивах для написания Истории Петра Первого. Не угодно-ли будет Графу испросить или самому назначить Пушкину жалованье» («Дела III Отделения...», С.-Пб. 1906, стр. 120). Во исполнение «высочайшей воли», уже 23 июля Бенкендорф, за № 3716, сообщил все, касающееся сущности резолюции гр. К. В. Нессельроде (там же, стр. 122, и Н. А. Гастфрейнд, «Пушкин. Документы Госуд. и С.-Пб. Главн. Архивов Министерства Иностр. дел, относящиеся к службе его 1831–1837 гг.», С.-Пб. 1900, стр. 17), и Пушкин после долгого промежутка времени был вновь зачислен на службу высочайшим приказом 14 ноября 1831 г. с чином коллежского секретаря и с определением в государственную коллегию иностранных дел с жалованьем по 5000 руб. в год (Гастфрейнд, op. cit., стр. 23, и Н. О. Лернер, «Труды и дни Пушкина», C.-Пб. 1910, стр. 255).
«С 1831 года, – писал П. А. Плетнев в некрологе поэта, напечатанном в «Современнике», кн X, стр 21–52, – Пушкин избрал для себя великий труд, который требовал долговременного изучения предмета, множества предварительных занятий и гениального исполнения. Он приступил к сочинению истории Петра Великого. По всемилостивейшему соизволению его императорского величества, он начал собирать для нее необходимые материалы, хранящиеся в разных архивах. Переехавши в Санктпетербург, он до кончины своей жил уже постоянно в нем за исключением нескольких поездок в Москву и осенних выездов в Михайловское... Преимущественно занимали его исторические разыскания. Он каждое утро отправлялся в какой нибудь архив, выигрывая прогулку возвращением оттуда к позднему своему обеду. Даже летом, с дачи, он ходил пешкоШ для продолжения своих занятий» (Сочинения и переписка П. А. Плетнева, ред. Я. К. Грота, С.-Пб. 1885, стр. 383–384). «Труд, за которым его застала смерть», – писал тот же Плетнев в другом месте, – «был выше всего, что мы от него получили. Он готовил нам историю Петра Великого. Эта мысль, овладевшая его душою, занимала его преимущественно в последние годы. Чувствуя живо величие предприятия, он желал совершить его достойным образом. Заготовленные им материалы свидетельствуют, в какой полноте хотел он обнять предмет свой. Силы его таланта уже достаточно ручались за успех. Исполнение блистательное было всегда его уделом. За труд, который требует не только знаний, терпения, проницательности, но еще сочувствия в величии, непосредственного соприкосновения к идеям и силам исполинским, оригинальной, широкой кисти, чтоб ожила в подлинных красках вся эта чудесная эпоха – для такого труда один великий талант и предызбран. В этом деле какой бы голос ни подал человек обыкновенного ума, его суд не будет принят, потому что в его суде не будет художественной правды» (там же, стр. 338–339).
Мысль о написании истории Петра I возникала у Пушкина еще в 1827 г.; так, по свидетельству А. Н. Вульфа, Пушкин, будучи в Михайловском и играя как-то на биллиарде, сказал:П«Удивляюсь, как мог Карамзин написать так сухо первые части своей «Истории», говоря об Игоре, Святославе. Это героический период нашей истории. Я непременно напишу историю Петра I, а Александрову – пером Курбского. Непременно должно описывать современные происшествия, чтобы могли на нас ссылаться. Теперь уже можно писать и царствование Николая I, и об 14 декабря» (А. Н. Вульф, «Дневники», под ред. П. Е. Щеголева, М. 1929, стр. 137, и Л. Н. Майков, «Пушкин», С.-Пб. 1899, стр. 178). Собрание документов Петровской эпохи было, по словам Н. О. Лернера, «прервано увлекшей Пушкина «Историей Пугачевского бунта», но, справившись с нею, он снова взялся за Петра. Трудности этой работы он прекрасно сознавал, и они даже пугали его» (Н. О. Лернер, «Проза Пушкина», изд. 2, П. 1923, стр. 64). В. И. Далю он говорил в 1833 г.: «Я стою перед изваянием исполинским, которого не могу обнять глазом, – могу ли я описывать его? Что я вижу? Оно только застит мне исполинским ростом своим, я вижу ясно только две-три пядени, которые у меня под глазами» («Русск. Стар.» 1907 г., № 10, стр. 66). «Пушкин потом воспламенился в полном смысле слова, – пишет В. И. Даль в другом месте своих воспоминаний о Пушкине, – коснувшись Петра Великого, и говорил, что непременно кроме дееписания об нем, создаст и художественное в память его произведение: «я еще не мог доселе постичь и обнять вдруг умом этого исполина: он слишком огромен для нас близоруких, и мы стоим еще к нему близко – надо отодвинуться на два века, – но постигаю его чувством; чем более его изучаю, тем более изумление и подобострастие лишают меня средств мыслить и судить свободно. Не надо торопиться; надобно освоиться с предметом и постоянно им заниматься; время это исправит. Но я сделаю из этого золота что-нибудь. О, вы увидите: я еще много сделаю!» (Л. Н. Майков, «Пушкин», С.-Пб. 1899, стр. 419). Но к работе над историей Петра Пушкина вплотную приступил лишь в 1834 г.; об этом он сам говорит в письме к М. П. Погодину в апреле 1834 г.: «К Петру приступаю со страхом и трепетом...» (Акад. изд. Переписки, т. III, стр. 93). Однако, жизнь Пушкина сложилась в последние годы очень неблагоприятно для того, чтобы можно было не отрываясь работать неустанно в одном направлении; последовавшая вскоре его смерть «застала его почти у самого начала задуманной монументальной работы» (Н. О. Лернер, «Проза Пушкина», изд. 2, П. 1923, стр. 65); об отношении Пушкина к Петру Великому, о его работе над ней и о Пушкине-историке см. в статьях акад. М. Н. Покровского: «Пушкин-историк» – в Полн. Собр. Соч. Пушкина, изд. «Красная Нива», т. V, стр. 5–15; Я. К. Грота, «Приготовительные занятия Пушкина для исторических трудов» – «Труды Я. К. Грота», т. III, С.-Пб. 1901, стр. 117–124 второй пагинации; в биографии Пушкина, написанной М. М. Поповым в «Русск. Стар.» 1874 г., № 8, стр. 707–710 и 714; в некрологе Пушкина, писанном М. А. Коркуновым («Пушкин и его соврем.», вып. VIII, стр. 82–83); Н. П. Барсуков «Жизнь и труды М. П. Погодина», кн. III, С.-Пб. 1890, стр. 275–277: Сочинения И. Н. Жданова, изд. Акад. Наук, т. II, С.-Пб. 1907, стр. 269–322; «Памятные заметки Н. М. Смирнова» – в «Русском Архиве» 1882 г., кн. I, стр. 229–230; Сочинения кн. П. А. Вяземского, т. II, С.-Пб. 1879, стр. 373–379; выписки из дневника переводчика дневника генерала Гордона надв. сов. Дмитрия Егоровича Кёлера, с записями о Пушкине и о работах его над историей Петра I – в Сочинениях Пушкина, под ред. П. А. Ефремова, изд. А. С. Суворина, т. VIII, стр. 586–587, и в «Русск. Стар.» 1914 г., № 3, стр. 535; В. В. Григорьев, «История С.-Петербургского Университета», С.-Пб. 1870, прилож., стр. 8; Л. Н. Майков, «Пушкин», С.-Пб. 1899, стр. 353; П. И. Бартенев, «Рассказы о Пушкине», под ред. М. А. Цявловского, М. 1925, стр. 51, 52, и 126 и в новейшей работе П. С. Попова: «Пушкин в работе над историей Петра I» в «Литературном Наследстве», № 16–18, стр. 467–512, где впервые рассматривается вопрос о сохранившихся до настоящего времени тетрадях Пушкина с материалами о Петре I (ср. «Сочинения Пушкина», изд. А. С. Суворина, т. VIII, стр. 584–585, «Дела III Отделения... об А. С. ПушкинТ», С.-Пб. 1906, стр. 191; «Русск. Стар.» 1884, № 12, стр. 576. «Пушкин и его современники», в. XIII, стр. 102; «Исторический Вестник» 1889, № 3, стр. 692, «Современник» 1913 г.,
№ 9, стр. 326, «Столица и Усадьба», 1915 г., № 42, стр. 3 и H. О. Лернер «Труды и дни Пушкина», изд. 2, С.-Пб. 1910, стр. 483).
Слух о том, что Пушкину разрешено заниматься историей Петра I и что ему открыт доступ в исторические архивы, быстро распространился среди друзей, знакомых, почитателей и недругов поэта как в ПетербургеЪ так и в Москве. Первой по времени записью об этом нужно считать лаконичную запись в дневнике М. П. Погодина под 16 августа: «Пушкину позволено разбирать архивы» («Пушкин и его современники», в. XXIII – XXIV, ст. М. А. Цявловского, «Пушкин по документам Погодинского архива», стр. 116); Погодин узнал об этом, вероятно, от А. В. Веневитинова, который писал ему: «Царь велел для Пушкина открыть все архивы в нашем Государстве и что он имеет позволение в них рыться сколько хочет» (Н. П. Барсуков, «Жизнь и труды М. П. Погодина», кн. III, СПб. 1890 г., стр. 276). 20 августа О. М. Сомов из Петербурга писал М. А. Максимовичу: «Скажу вам приятную новость: Пушкин сделан историографом Петра Великого, причислен к Иностранной Коллегии, и велено открыть ему все возможные архивы. Он живет покуда в Царском Селе, в котором покуда не было холеры. Спасибо царю за Пушкина; а желал бы я видеть рожу Свиньина, когда он услышит эту новость. Он уже двенадцать лет корпит над какою-то историею Петра Великого; думаю, налгал в ней до-нельзя!» («Русск. Архив» 1908 г., кн. III, стр. 264). А. И. Тургенев 15 сентября сообщал об этом брату Н. И. Тургеневу за границу в следующих выражениях: «Жуковский и Пушкин (коего слышно сделали Биографом Петра I и положили ему оклад) написали стихи на взятие Варшавы...», а 26 числа того же месяца он подтверждал свое первое сообщение: «Ал. Пушкин точно сделан Биографом Петра I и с хорошим окладом, но ни он, ни Жуковский мне об этом не пишут, а слышу здесь от других. Ему открыты архивы о Петре, и это не одно сходство будет у него с Вольтером. Участь Петра Великого иметь историками – первых поэтов нации в их время» (В. М. Истрин, «Из документов архива братьев Тургеневых» в «Журнале Министерства Народного Просвещения», новая серия, часть XLIV, 1913 г., № 3, стр. 19 и 21–22). П. Я. Чаадаев один из первых писал Пушкину 18 сентября (перевод): «Мне говорят, что вы назначены, или еще каким то способом поручено вам написать историю Петра Великого? В добрый час! Поздравляю вас от всего сердца» (Акад. изд. Переписки, т. II, стр. 328) «Лестно для Пушкина заступить место Карамзина, ежели только правда это» – писал из Москвы А. Я. Булгаков брату 19 сентября. – «Пусть употребит талант свой, ум и время на дело полезное, а не на вздорные стишки, как бы ни были они плавны и остры» («Русск. Архив» 1902 г., кн. I, стр. 87). 23 сентября В. А. Муханов спрашивал брата: «Правда ли что Пушкин сделан историографом и что ему поручено писать историю Петра Великого?» («Щукинский сборник», в. V, стр. 344; ср. там же, стр. 286, 293 и 338). Д. Н. Садовников, имевший в руках документы из Языковского архива, потом частично утраченные, говорит: «Н. М. Языков в письме к брату, от 4 октября, смеется над легковерием первопрестольной. Из письма [В. Д.] Комовского, писанного несколько позже (октября 16-го) – слухи подтверждаются. Он пишет, что государь велел Пушкину написать историю Петра Великого и рассказывает по этому поводу даже как это случилось. Пушкин встретился с государем в царскосельском саду и на предложенный вопрос: «почему он не служит?» – отвечал: «Я готов, но кроме литературной службы не знаю никакой». Тогда государь приказал ему сослужить службу – написать историю Петра Великого. А. М. Языков в письме из Уфы, от 4 ноября 1831 года, не верит, чтобы Пушкин написал эту историю, хотя бы даже и решился. «Главное, достанет ли у него терпения читать и думать? Впрочем, пусть пишет, только бы писал!» («Историч. Вестн.» 1883 г., № 12, стр. 533). И. В. Росковшенко писал 22 октября И. И. Срезневскому: «Пушкин живет в Царском Селе; он остепенился, и пишет, как ты думаешь, что? Поэму? – нет! Трагедию? – нет! Сказать ли? Любопытно ли тебе знать? Ну, слушай. Ему открыты все архивы, и он пишет историю Петра Великого. Каково! Ты не ожидал сего от Пушкина. Новая гениальная способность!» (В. И. Срезневский, «Петербург в 1831–1832 гг. (по письмам провинциала)» – «Русск. Стар.» 1900 г., № 2, стр. 482). Узнав из Москвы от брата Н. М. [Языкова], что Пушкин только и говорит что о Петре, «... которого не возлюбляет, – говорит Д. Н. Садовников (ср.О«Вестн. Евр.» 1897 г., № 12, стр. 603, письмо Н. М. Языкова брату А. М. Языкову), – что он много уже собрал и еще соберет новых сведений в своей истории, много открыл, сообразил, осветил и проч., А. М. [Языков] с прежним недоверием к усидчивости и знаниям Пушкина пишет 31 декабря [В. Д.] Комовскому: «Теперь он за все хватается» – «В истории Петра есть где разуму разгуляться и почему разбежаться глазами, да столько работы совсем не по Пушкину!» – «Странно, – пишет он дальше, – встреча его в сем деле с Свербеевым, но Свербеев сделает больше: у него верно будет новое» («Историч. Вестн.» 1883 г., № 12, стр. 533). Директор Лицея Е. А. Энгельгардт восклицал в письме к Ф. Ф. Матюшкину 4 декабря: «Пушкин, по поручению царскому, назначен историографом Петра!», а в следующем, 1832, году ему же писал 22 мая: «Пушкин, говорят, занимается историею Петра Великого. Сомневаюсь, это не по нем», и 23 октября: «[Пушкин], говорят, занимается историею Петра Великого; не знаю, по нем ли дело; жизнь Петра величественна, удивительна – но жестокая проза» («Вестник Всемирной Истории», 1900 г., № 1, стр. 101). Такими противоречивыми отзывами встречен был современниками поэта один из ярких моментов его жизни – приступ к историческим изысканиям. После смерти Пушкина Николай I предлагал кн. П. А. Вяземскому продолжать труд Пушкина по истории Петра I, но Вяземский отказался (см. Полн. Собр. Соч. Вяземского, т. I, стр. LV, и «Старина и Новизна», кн. XX, стр. 228). О попытке Н. А. Полевого в 1836 г. приступить к писанию истории Петра I, окончившейся неудачно см. в «Русской Старине» 1897 г., № 11, стр. 385–386 и «Русск. Архиве» 1905 г., кн. III, стр. 208–209. О работе Пушкина над историей Петра I см. еще в примечаниях Б. Л. Модзалевского к «Дневнику» Пушкина, II. 1923, стр. 238–239, и в московском издании «Дневника», М. 1923, стр. 528–529.
– Зубков – Василий Петрович (о нем см. в т. II, стр. 215–217 и по указателю).
– Павлов – Николай Филиппович (о нем см. в т. II, стр. 486 и по указателю, и выше, стр. 279–280).
– Брат мой – Лев Сергеевич Пушкин (о нем см. в тт. I и II, pass.), после Турецкой кампании 1829 г., сделанной им в рядах Нижегородского полка, был в отпуску и 20 мая 1831 г. в чине поручика переведен быШ в Финляндский драгунский полк, бывший в это время в Польше, на театре военных действий. В середине августа он был уже на месте нового служения (Л. Н. Павлищев, «Воспоминания об А. С. Пушкине», М. 1890, стр. 257, см. также в письмах О. С. Павлищевой к мужу 7 и 24 июля в изд. «Пушкин и его соврем.», вып. XV, стр. 74, 78) и с 25 августа принимал участие в военных действиях (Л. Н. Майков, «Пушкин», С.-Пб., 1899, стр. 39); к 24 июля относится записка Л. С. Пушкина к брату, касающаяся просьбы об уплате денег (она найдена Б. Л. Модзалевским в архиве Раевских и опубликована им в изд. «Пушкин и его соврем.», вып. II, стр. 19–20, и в «Архиве Раевских», под ред. Б. Л. Модзалевского, т. II, стр. 83, откуда и заимствовано примечание о Л. С. Пушкине; см. также Акад. изд. Переписки, т. II, стр. 288–289).
– Гр. И. Ф. Паскевич о своей переправе через нижнюю Вислу сообщил Николаю рапортом от 8 июля, распубликованным во всеобщее сведение 19-го числа того же месяца. Однако в последующие дни Паскевич не имеВ сколько-нибудь значительных столкновений с поляками. Поэтому и известия с театра войны были скудны и за время с 19 июля по 1 августа ограничивались лишь двумя донесениями Паскевича от 14 и 19 июля, распубликованными 25 и 30 июля и не содержавшими в себе ничего особо существенного. Поэтому-то в письме к Нащокину от 29 июля Пушкин и ограничивается одной только фразой: «О Польше ничего не слышно» (см. выше, стр. 38). Однако из упомянутого сообщения от 30 июля, а также из сообщений, распубликованных 4 августа, было уже очевидно, что конец восстания приближается (см. «Письма Пушкина к Е. М. Хитрово», Л. 1927, стр. 282).
– О Петре Александровиче Плетневе и о денежных с ним расчетах Пушкина см. выше, в примечаниях к письму № 441, и ниже, к письму № 443.
– Смирдин – Александр Филиппович (о нем см. выше, стр. 342).
– Горчаковская тысяча – долг Пушкина В. П. Горчакову (см. выше, стр. 268).
– Догановский – Огонь-Догановский, Василий Семенович (о нем см. выше, стр. 304 и в т. II, стр. 440–441). Пушкин беспокоится о своих с ним денежных расчетах, в виду следующих строк П. В. Нащокина к немГ из письма 15 июля: «с Тагоновским говорить еще рано, и прошу тебя оставить это дело на мое попечение, и самому не беспокоиться, и верно я лучше его сделаю, чем бы я для себя делал, надо говорить, когда деньги в руках – а теперь только может быть пустой разговор, ни к чему не служащий» (Акад. изд. Переписки, т. II, стр. 274).
443. П. А. Плетневу. 22 июля [1831 г.] (стр. 37–38). Впервые напечатано в отрывке ву«Русск. Арх.» 1869 г., ст. 2069; затем в Сочинениях Пушкина, под ред. П. А. Ефремова, М. 1882, стр. 291; полностью – в Сочинениях и переписке П. А. Плетнева, под ред. Я. К. Грота, т. III, С.-Пб. 1885, стр. 376–377, и в Акад. изд. Переписки Пушкина, т. II, стр. 286–287.
Подлинник на листе почтовой бумаги большого формата, с водяными знаками: А. Г. 1829– в Пушкинском Доме. Письмо сложено конвертом и запечатано гербовою печатью Пушкина; на нем дезинфекционные проколы.у
– Пушкин отвечает на письмо Плетнева от 19 июля (см. Акад. изд. Переписки, т. II, стр. 282–283).
– О бар. А. А. Дельвиге и его смерти см. выше, стр. 172–175 и др.
– О П. С. Молчанове и его смерти см. выше, стр. 346–348.
– Жуковский – выдержка из письма его к А. И. Тургеневу от конца июля – начала августа о Пушкине приведена выше, стр. 337 (см. Письма В. А. Жуковского к А. И. Тургеневу, М. 1895, стр. 255–256). К этомь же времени относится письмо Жуковского Николаю I (22 июля) с упоминанием о Пушкине в связи с ходатайством Жуковского об А. И. Тургеневе (см. выше, стр. 295, и «Декабристы. Неизданные материалы и статьи», под ред. Б. Л. Модзалевского и Ю. Г. Оксмана, «Труды Пушкинского Дома», М. 1925, стр. 154).
– Дочь Плетнева – Ольга Петровна, вышедшая в 1851 г. замуж за А. Б. Лакиера (о ней см. в т. II, стр. 430, и выше, в примечаниях к письму № 408, стр. 217).
– Жена Плетнева – Степанида Александровна, рожд. Раевская, ум. в 1839 г., 44 лет (о ней в т. II, стр. 430 и выше, в примечаниях к письму N 408, стр. 217). Кроме дочери от первого брака, у Плетнева былВ двое сыновей – Александр и Алексей (род. в 1854 г.) Петровичи от второго его брака – с княжной Александрой Васильевной Щетининой (см. выше, стр. 217). Алексей Петрович Плетнев был автором небольших воспоминаний (изданы в Одессе в 1910 г.) и ряда рассказов, главным образом, из жизни Парижа (о нем см. книжку Г. М. Пилипенко, «А. П. Плетнев как писатель и критик», Одесса 1912, 56 стр.).
– Письма, о которых говорит Пушкин, до нас не сохранились, Плетнев отвечал Пушкину 25 июля: «Твои ко мне письма не пропадут. Если ты их адресовал в Екатерининский Институт, они там пролежат у швейцара до прекращения холеры, и я после все-таки их возьму» (Акад. изд. Переписки, т. II, стр. 289).
– Эслинг – Николай Николаевич Геслинг (о нем см. выше, стр. 339–341).
– Сказки – Пушкин иногда называл сказкой то, что мы называем повестью, и басней то, что мы называем сказкою, вероятно в связи с французскою терминологиею (conte и fable); см., например, запись в дневнике о сказке Н. В. ГоголяЉ«как Иван Иванович поссорился с Иваном Тимофеевичем») («Дневник» Пушкина, под ред. Б. Л. Модзалевского, П. 1923, стр. 3, и в письме к Н. Н. Пушкиной от 30 октября 1833 г. (№ 550) сказка А. Е. Измайлова «Заветное пиво» названа басней. В данном случае Пушкин под сказками подразумевает свои «Повести Белкина» (см. выше, стр. 342).
– Борис – Борис Годунов (о нем см. выше, стр. 122, 145–146, 151–155).
– О денежных расчетах Пушкина со Смирдиным см. выше, стр. 122 и 186, и в книжке С. Я. Гессена, «Книгоиздатель Александр Пушкин», Лгр. 1930, стр. 106–107. Плетнев отвечал Пушкину 25 июля: «Деньги за Бориса (всего 10 000) употреблены следующим образом: 5000 отдано долгу Дельвигу, 4000 переслано к тебе в Москву (в два срока по 2000), и 1000 отдана
Баронессе за твой портрет. Кстати где-то он? Ты угадал, что жалованья твоего накопилось 2000. Из них я вычел 500 р., полученные тобою вместо меня от Россети, а 1500 р. препровождаю. Прошу тебя дать мне знать, когда их получишь, потому что я не сам отдаю на почту» (Акад. изд. Переписки, т. II, стр. 289).
– Россетинские деньги – деньги А. О. Россети. Об этом см. выше, стр. 339.
– О поступлении Пушкина на службу и о разрешении ему заниматься в архивах см. выше, стр. 359–363, в примечаниях к предыдущему письму. П. А. Плетнев отвечал 25 июля: «Поступок Царя в отношении к тебе восхищает меня: он тебя балует более, нежели Екатерина Державина. Поцелуй Жуковского и поклонись Россети. У Натальи Николаевны цалую ручку» (Акад. изд. Переписки, т. II, стр. 289).
– Перевод французской фразы Николая I: «Так как он женат и не богат, то надо поддержать его хозяйство».
– Юсупов – князь Николай Борисович, о его смерти см. выше, стр. 358, в примечаниях к предыдущему письму.
– Хвостов – граф Дмитрий Иванович (о нем см. выше, в т. I, стр. 252–253, 397, 521 и др., по указателю, и ниже, стр. 515–516, в примечаниях к письму № 504); слух о его смерти оказался ложным; Хвостов прожил еще 4 года (скончался 22 октября 1835 года). О том, что он остался жив Пушкин писал П. А. Плетневу 3 августа: «С душевным прискорбием узнал я что Хвостов жив. Посреди стольких гробов, стольких ранних и бесценных жертв Хвостов торчит каким-то кукишем похабным» (см. в письме № 449, стр. 42).
444. П. В. Нащокину [29 июля 1831 г.] (стр. 38). Впервые напечатано полностью П. И. Бартеневым в его историческом сборнике «Девятнадцатый Век», в. I, М. 1872, стр. 388–389, подлинник, на полулисте почтовой бумаги большого формата с водяными знаками: А. Г. 1829, был в Остафьевском архиве гр. С. Д. Шереметева, ныне в Центрархиве в Москве. Письмо датируется 29 июля по связи с предыдущим письмом к Нащокину 21 июля (№ 442) и по упоминанию о рождении вел. кн. Николая Николаевича.
– О П. Я. Чаадаеве и о посылке к нему рукописи его Философического письма см. выше, стр. 331–336.
– О В. П. Горчакове и о долге Пушкина см. выше, стр. 268. При письме Нащокина к Пушкину от 18 августа (см. Акад. изд. Переписки т. II, стр. 304) В. П. Горчаков сделал следующую приписку к Пушкину:Г«От Павла Воиновича деньги две тысячи все сполна получил – спасибо за точность. Будь здоров и не забывай преданного Горчакова».
– В ответ на вопрос Пушкина о деньгах, которые Нащокин должен был получить, последний сообщал Пушкину в письме 2 сентября:с«[денег] я еще не получил, буде тебе известно» (Акад. изд. Переписки, т. II, стр. 315).
– Догановский – Василий Семенович Огонь-Догановский (о нем см. выше, стр. 304 и 364, и в т. II, стр. 440–441). В письме от 18 августа Нащокин писал: «Все исправно – теперь у нас идут переговоры с Токановским до получения моих денег. – Нашел я приятеля, который мне дает сколько потребуется на твою сделку – следственно к будущей почте я думаю все кончить и прислать все твои векселя» и в конце, говоря о том, что он бывает в клубе, где «позатянулся» по «милости» Пушкина, добавляет: «ибо там происходит моя дипломатика касательно твоего дела с Тогоновским – мне хочется выторговать три или две тыся[чи]» (Акад. изд. Переписки, т. II, стр. 304).
– О петербургских бунтах и о холере см. выше, стр. 313–315.
– О поездке Николая I в Новгород и о бунте в военных поселениях Пушкин писал также в тот же день П. А. Осиповой (см. № 445) и 3 августа кн. П. А. Вяземскому (см. № 448) и записал в своем дневнике под 26 июля: «Вчера государь император отправился в Военные поселения (в Новгородской губернии) для усмирения возникших там беспокойств. Несколько офицеров и лекарей убито бунтовщиками. Их депутаты пришли в Ижору с повинною головою и с роспискою одного из офицеров, которого перед смертью принудили бунтовщики письменно показать, будто они лекаря отравливали людей. Государь говорил с депутатами мятежников, послал их назад, приказал во всем слушаться гр. Орлова, посланного в Поселения при первом известии о бунте, и обещал сам к ним приехать. «Тогда я вас прощу», сказал он им. Кажется все усмирено, а ежели нет еще, то все усмирится присутствием государя. – Однакожь сие решительное средство, как последнее, не должно быть употребляемо. Народ не должен привыкать к царскому лицу, как обыкновенному явлению. Расправа полицейская должна одна вмешиваться в волнения площади, и царский голос не должен угрожать ни картечью, ни кнутом. Царю не должно сближаться лично с народом. Чернь перестанет скоро бояться таинственной власти и начнет тщеславиться своими сношениями с государем. Скоро в своих мятежах она будет требовать появления его, как необходимого обряда. Доныне государь, обладающий даром слова, говорил один; но может найтиться в толпе голос для возражения. Таковые разговоры неприличны, а прения площадные превращаются тотчас в рев и вой голодного зверя. Россия имеет 12 000 верст в ширину. Государь не может явиться везде, где может вспыхнуть мятеж. – Покамест полагали, что холера прилипчива как чума, до тех пор карантины были зло необходимое. Но как скоро начали замечать, что холера находится в воздухе, то карантины должны были тотчас быть уничтожены. Шестнадцать губерний вдруг не могут быть оцеплены, а карантины, не подкрепленные достаточною цепью, военною силой, суть только средства к притеснению и причины к общему неудовольствию. Вспомним, что турки предпочитают чуму карантинам. В прошлом году карантины остановили всю промышленность, заградили путь обозам, привели в нищету подрядчиков и извозчиков и чуть не взбунтовали 16 губерний. Злоупотребления неразлучны с карантинными постановлениями, которых не понимают ни употребляемые на то люди, ни народ. Уничтожьте карантины – народ не будет отрицать существования заразы, станет принимать предохранительные меры и прибегнет к лекарям и правительству; но покамест карантины тут, меньшее зло будет предпочтено большему, и народ будет более беспокоиться о своем продовольствии, о угрожающей нищете и голоде, нежели о болезни неведомой и коей признаки так близки к отраве
(Сочинения и письма Пушкина, под ред. П. О. Морозова, изд. «Просвещение», С.-Пб., т. VI, стр. 530–532 и 696). Об этом событии существует много рассказов очевидцев (см. «Русск. Стар.» 1881, № 8, стр. 562–563, 565–566 и сл., Н. К. Шильдер, «Император Николай I», т. II, стр. 612–615 и сл., «Русск. Стар.» 1896, № 10, стр. 90–91; «Русск. Арх.» 1906, стр. 148–149; «Русск. Стар.» 1879, № 6, стр. 389–398; см. перечень их у С. Р. Минцлова, «Обзор записок, дневников, воспоминаний, писем и путешествий, относящихся к истории России и напечатанных на русском языке», вып. II и III, Новгород 1912, стр. 141–142).
– По официальным данным Н. К. Шильдера, за участие в восстании в Новгороде подверглись наказанию: розгами 150 человек, шпицрутенами 1599 человек, кнутом 88 человек, исправительно –773 человека; после телесного наказания и во время его умерло 129 человек («Император Николай I», т. II, стр. 487). Николай I жестоко расправился с замученными массами солдат: например очевидец экзекуции в Новгороде, крестьянин Петр Павлов, в своих воспоминаниях рассказывает следующее: «Из числа 60 человек [приговоренных к наказанию] 20 должны были пройти восемь раз чрез 500 человек, т. е. получить 4000 ударов, 10 человек –3000 ударов, 15 человек –2000 ударов и 15 человек по 1000 ударов, – наказание было настолько немилосердно, что вряд ли из 60 человек осталось в живых десять... Многих, лишившихся чувств, волокли и, всетаки, нещадно били... Были случаи, что у двоих или троих выпали внутренности... По плацу раздавались стоны, вопли, крики, просьбы о милосердии, о пощаде, но ничто уже не помогло... У некоторых несчастных, как, например, у поселянина Егора Степанова, выхлестнули глаза, и так водили, а глаз болтался; Морозова, который писал прошение от имени поселян, били нещадно; не смотря на его коренастую фигуру, высокий рост, он не вытерпел наказания, потому что его наказывали так: бьют до тех пор, пока не обломают палок, потом поведут опять, там опять остановят, пока не обломают палок, ему пробили бок, и он тут же в строю скончался, не пройдя положенных 1000 ударов... К концу ноября расправа с прекратителями холеры была окончена...» («Историч. Вестн.» 1894 г., т. LV, стр. 786–787). Подробности происшествий в военных поселениях см. еще в книжке А. Слезскинского «Бунт военных поселян в холеру 1831 г.», Новгород 1894; «Бунт военных поселян в холеру 1831 г.», Новгород, 1894; «Бунт военных поселян в 1831 г. Рассказы и воспоминания очевидцев», С-Пб. 1870; рассказы П. Павлова в «Историч. Вестн.» 1894 г., т. LV, стр. 738–787; А. К. Гриббе в «Русск. Стар.» 1876 г., № 11, стр. 513–536; И. П. Можайского в «Историч. Вестн.» 1886 г., № 8, стр. 359–364, рассказы священников-очевидцев в «Русск. Стар.» 1879 г., № 8, стр. 731–738, и в «Отеч. Записках» 1867 г., № 5, стр. 87–107, и др.; см. также в новейших работах Сергея Гессена «Холерные бунты», М. 1932, 62 стр., и П. П. Евстафьева «Восстание военных поселян Новгородской губернии в 1831 г.». М. 1934, 253 стр. Следует отметить еще, что после подавления возмущения новгородское дворянство отправило к Николаю I депутацию «с изъявлением чувств признательности всех сословий Новгородской губернии за восстановление в оной спокойствия, с принесением государю верноподданнических поздравлений с рождением сына великого князя Николая». Депутация эта, состоявшая из одиннадцати дворян и одного купца, среди которых был брат лицейского товарища Пушкина Александра Дмитриевича Тыркова – Алексей Дмитриевич Тырков, бывший в это время Новгородским уездным предводителем дворянства (см. Н. Гастфрейнд, «Товарищи Пушкина по Имп. Царскосельскому Лицею», т. III, стр. 385), прибыла 21 августа в Царское Село и на следующий день представлялась Николаю I. Описание этого представления и рескрипт Николая I новгородскому дворянству, данный им 27 июля, напечатаны в «Русск. Стар.» 1873 г., № 9, стр. 411–414.
– О рождении вел. кн. Николая Николаевича см. выше, стр. 349. Он родился спустя несколько часов после возвращения Николая I из Новгорода (см. «Русск. Стар.», 1873 г., № 9, стр. 419).
445. П. А. Осиповой. 29 июля [1831] (стр. 38–39). Впервые напечатано, в переводе, М. И. Семевским в «С.-Петербургских Ведомостях» 1866 г., № 172 (см. А. Н. Вульф, «Дневники», под ред. П. Е. Щеголева, М. 1929 г., стр. 109–110), затем им же, полностью, в «Русск. Арх.» 1867 г., ст. 140–143 (№ 14) и перепечатано с переводом в «Русск. Стар.» 1880 г., № 5, стр. 73–74. Подлинник – на листе почтовой бумаги большого формата с водяными знаками: А. Г. 1829, находится в Государственной Публичной Библиотеке; письмо сложено конвертом и запечатано облаткой (см. Л. Б. Модзалевский, «Рукописи Пушкина в собрании Гос. Публ. Библиотеки в Ленинграде», Лгр. 1929, стр. 35, № 84).
Перевод: «Ваше молчание начинало меня тревожить, дорогая и добрая Прасковья Александровна; ваше письмо успокоило меня как нельзя более кстати. Еще раз поздравляю вас и желаю вам всем от глубины сердца – благоденствия, спокойствия и здоровья. Я сам отнес ваши письма в Павловск и, признаюсь, смертельно желал узнать их содержание; но матушки моей не было дома. Вы знаете о приключении, бывшем с ними, о выходке Ольги, о карантине и т. д. Теперь, слава богу, все кончено. Мои родители более не под арестом, холеры бояться уже нечего. В Петербурге она скоро прекратится. Знаете-ли, что в Новгороде, в военных поселениях были мятежи? Солдаты взбунтовались и все под тем-же нелепым предлогом отравления. Генералы, офицеры и врачи были умерщвлены с утонченной жестокостью! Император отправился туда и усмирил бунт с удивительною храбростью и хладнокровием; но народу не следует привыкать к бунтам, а бунтовщикам к его присутствию. Кажется все кончено. Вы судите о болезни гораздо лучше, нежели доктора и правительство. Болезнь повальная, а не зараза, следственно карантины лишнее; нужны одни предосторожности в пище и в одежде. Если бы эта истина была нам ранее известна, мы избегнули-бы многих бедствий Теперь холеру лечат как всякую отраву – растительным маслом и теплым молоком, не забывая и паровой ванны. Дай бог, чтобы рецепт этот не понадобился вам в Тригорском. – Поручаю вам мои интересы и планы. Я неособенно держусь за Савкино или за какое другое место; я желаю только быть вашим соседом и обладателем красивой местности. Благоволите сообщить мне о цене той или иной усадьбы. Обстоятельства задержат меня, повидимому, в Петербурге более чем я-бы желал, но это нисколько не изменяет ни моих намерений, ни надежд. – Примите уверение в моей преданности и совершенном уважении. Кланяюсь всему вашему семейству. –29 июля. Царское Село». Перевод приписки H. H. Пушкиной: «Разрешите мне поблагодарить вас за все те приятные вещи, которые вы мне говорите в письме к моему мужу; заранее поручаю себя вашей дружбе и дружбе ваших дочерей. Примите выражение моего почтения. Наталья Пушкина». Этим письмом Пушкин отвечает на письмо к нему П. А. Осиповой от 19 июля (см. его выше, стр. 316–317).
– Пушкин вторично поздравляет П. А. Осипову с выходом замуж Евпраксии Николаевны Вульф за бар. Б. А. Вревского (см. выше, стр. 312–313).
– Письма П. А. Осиповой, которые Пушкин относил в Павловск к своим родителям, жившим там (см. выше, стр. 330), до нас не сохранились.
– «Выходка» О. С. Павлищевой заключалось в том, что она, желая повидаться с родителями, приехала в Павловск поздно вечером, миновав карантины, для чего сделала по дороге туда крюк, но ошиблась домом и постучалась к соседке Архаровой; ее приезд был обнаружен, и ее при помощи полиции отправили обратно в Петербург. Об этом она рассказывает в письме к мужу H. И. Павлищеву 7 июля (см. «Пушкин и его современники», в. XV, стр. 74 и 75). Об этом же рассказывает и Л. H. Павлищев в своих воспоминаниях о Пушкине, по своему обыкновению, искажая текст писем матери и произвольно воссоединяя в одно письмо места из разных писем (op. cit. и стр. 253–254). Вероятно, узнав об этом приключении, Пушкин и написал сестре не дошедшее до нас, письмо («Пушкин и его соврем.», в. XV, стр. 76).
– О происшествии в Новгородских военных поселениях в связи с холерой см. выше, стр. 367–369. В тот же день 29 июля Пушкин сделал об этом запись в своем дневнике (Соч. Пушкина, изд. ГИХЛ, т. 5, кн. 2, стр. 817–818).
– В связи с мнением Пушкина о холере см. подобное же мнение гр. Д. H. Блудова в письме к дочери гр. А. Д. Блудовой из Петербурга от 14 (26) августа Л«Русск. Арх.» 1874 г., кн. I, стр. 870) и ср. в т. II, стр. 465.
– Савкино – местность между Михайловским и Тригорским (см. о ней выше, стр. 316, в примечаниях к письму № 432, и в письме П. А. Осиповой к Пушкину 21 августа, см. ниже, стр. 371).
П. А. Осипова отвечала Пушкину письмом от 21 августа. Оно напечатано впервые И. А. Шляпкиным в его книге «Из неизданных бумаг А. С. Пушкина», С.-Пб. 1903 г., стр. 143–144, с переводом. Французский текст его перепечатан в Акад. изд. Переписки, т. II, стр. 307–309. Мы даем здесь перевод этого письма в исправленном виде: «Холера в окрестностях Тригорского неприятна только тем, что задерживает почту, и этому же я думаю следует приписать и такую позднюю получку вашего письма от 29 июля: оно получено здесь 11 августа, мой дорогой Александр, а так-как мое здоровье все это время неважно, я не могла ответить раньше, да еще визиты архиерея и г-на Пещурова, которые приехали повидать меня, затем поездка к Борису и Евпраксии и масса других мелочей помешали мне написать вам до сегодня. Я вас благодарю за доверие, оказанное мне, но чем оно больше, тем больше я чувствую себя обязанной быть достойной его, иначе моя совесть не даст мне покоя. Вот почему, рискуя наскучить вам, мой друг, я спрашиваю, какой суммой вы можете располагать на покупку «хижины», как вы ее называете? Я полагаю не больше 4–5 тысяч? Обитатели Савкина имеют 42 десятины, разделенные между тремя владельцами. Двое из них почти согласны продать, но старший упрямится и поэтому назначает сумасшедшую цену. Если же вы мне сообщите вашу сумму – найдем средство примирить наши разногласия. Скажите, что стали бы вы делать с усадьбой, отдаленной от Михайловского и Тригорского (осмеливаюсь так написать после вашего любезного выражения), Тригорского, вся прелесть которого теперь для меня заключается в надежде вашего соседства? Поэтому я стою за Савкино, пока не потеряю последней надежды. И мы слышали, увы! о волнениях военных поселений... Вы правы, говоря, что они ненужны. Но пока бравый Николай будет держаться военщины в правлении, – всё пойдет из огня да в полымя – вероятно, он не читал внимательно или вовсе не читал историю Византийской Империи Сегюра и кой-кого другого, кто писал о причинах падения Восточной Римской Империи. Что думают об этой глупой войне с поляками у вас? когда она кончится? Я совсем заболталась от удовольствия говорить с вами, милый сын моего сердца. Если бы моя бумага представляла необъятное небо, а чернила – море, то все же у меня всегда нашлись бы еще мысли, выражающие мою дружбу, а между тем достаточно двух слов, чтобы высказаться: любите меня четверть того, как я люблю вас и с меня довольно. Аннет и Александра кланяются вам. Прасковья Осипова. Тысячу приветов вашим родителям от меня». – Н. H. Пушкиной П. А. Осипова отвечала в этом письме: «По истине, милостивая государыня, те три строчки, которые вы написали мне в письме вашего супруга, доставили мне больше радости, чем три страницы в другое время, и я благодарю вас от всего сердца. Я льщу себя надеждой увидеть когда-нибудь вас, чтобы полюбоваться вами и полюбить, как делают все, кому удастся познакомиться с вами. Вы делаете счастливым человека, которого я люблю, – вот уже причина моей благодарности. Прошу верить в искренность чувств вашей покорной слуги Прасковьи Осиповой. Если моя дорогая Ольга [Павлищева] у вас, передайте ей тысячу лучших пожеланий». На это письмо Пушкин отвечал в свою очередь письмом от 11 сентября (см. № 463).