Модзалевский. Примечания - Пушкин. Письма, 1831-1833. Часть 3.
|
397. Кн. П. A. Вяземскому. [12–13-го января 1831 г.] (стр. 6). Впервые напечатано в—«Русск. Арх.» 1874 г., кн. I, ст. 447–448 (без даты) и в изд. Сочинений Пушкина 1882 г., т. VII, стр. 56, с отнесением к январю 1831 г ; в Акад. изд. Переписки (т. II, стр. 203) неправильно отнесено, вслед за Н. О. Лернером (см. «Историч. Вестн.» 1905 г., № 6, стр. 959), ко второй половине декабря 1830 г., как ответ на письмо кн. П. А. Вяземского к Пушкину от 19 декабря 1830 г., из Остафьева, в котором Вяземский писал поэту: «Я третьего дня и позабыл попросить тебя побывать у князя Юсупова и от меня поразведать его о Ф. Визине. Вижу по письмам, что они были знакомы. Не вспомнит-ли К. каких-нибудь анекдотов о нем, острых слов его? Нет-ли писем его? Поразведай его также о Зиновьеве, бывшем Министре нашем в Мадрите, и Мусине-Пушкине, нашем после в Лондоне: они были общие приятели Ф. Визину. Узнай, кто говорил: chez nous mieux.12 Скажи Князю, что я сам не адресуюсь к нему, чтобы не обеспокоить письмом. На словах легче будет переспросить и отвечать. Пожалуйста, съезди и пришли мне протокол твоего следственного заседания. ПростиАЩЧАлЭ¶њ§аna("Источник: Пушкин\n C0151B3CC22928F928E02130477B58C0351EEE0D222C262928CB2A5D7F49CD35162F11263CF935E03A2F5876420B241F2B122125F5FB21103F40794BC03ADE0C023238393925C7FD56BC6B002814200027FFF919310EFD456E49C03019EE36E202313C28062C52724EC0201E27082A")». – Однако, служить ответом на это письмо Вяземского письмо Пушкина № 397 не может, так как в конце его поэт пишет, что «Максимовичу отдал обозы», а эти стихотворения Вяземский послал Максимовичу через Пушкина, писавшего о них Вяземскому 2 января. Максимович же писал Вяземскому об их получении от Пушкина лишь 9 января 1831 г. (см. выше, стр. 125). Наконец, на наше письмо Вяземский отвечал Пушкину письмом от 14 числа – очевидно, января 1831 г.; что это так, ясно видно из содержания этого последнего письма Вяземского (см. его ниже, стр. 166). – Подлинник письма N 397 на бумаге с водяными знаками: А. Г. 1829, – был в Остафьевском архивЪ гр. С. Д. Шереметева и нам остался недоступен.
–Ч«Взять отпуск» – у невесты, которую Пушкин покидал уже 17 декабря 1830 г. и 4 января 1831 г., для поездок к князю Вяземскому в его подмосковную Остафьево, в Подольском уезде, в 27 верстах от Москвы. В любопытном рукописном журнале «Момус», выпускавшемся с начала 1831 г. кружком нескольких студентов Московского Университета, среди которых были поклонники Н. Н. Гончаровой, появились стихи и очерк «Два разговора об одном предмете», относящиеся к ней и к Пушкину. Стихотворение следующее:
Элегия.
Мне предпочла она другого!
Другой прижмет ее к груди!...
Былое возвратися снова
И сердцу счастье возврати!
Нет! невозвратно... Боже! боже!
Не мне судьба ее хранит:
Другой ей пояс в брачном ложе
От груди полной отрешит;
Она другого в час желанья
Рукой лилейной обовьет
И с стоном, с пламенным лобзаньем
Души любимцем назовет!...
A я? Меня пожрет страданий пламень! ...
Быть может, раннею весной,
Гуляя с ним, она отыщет камень –
Друзья! могильный камень мой ...
Эраст Фаев.
2 генваря 1831.
Гранатный переулок.
Вслед за «Элегией» идет очерк, в котором под прозрачными псевдонимами выведены Н. Н. Гончарова (Изразцова) и Пушкин (Фузеин):
ДВА РАЗГОВОРА ОБ ОДНОМ ПРЕДМЕТЕ.
(Лето. Бульвар. Фарсин подбегает к Иксину.)
Фарсин. Видел ты ее?
Иксин. Кого?
Фарсин. Профан! Ее: Надежду Изразцову?
Иксин. Видел. Что же дальше?
Фарсин. Не правда-ли, что она более, нежели божественна?
Иксин. Неправда. Она хороша и только.
Фарсин. Вандал! Готтентот! Можно-ли так относиться о лучшем произведении природы! О перле всего прекрасного, существующего на этой уродливой глыбе! Самый идеал красоты не может стоять выше Надежды. ЕжелЪ этот идеал чужд твоего воображения, обратись к творениям Тициана, которыми он стяжал себе бессмертие; смотри на них... Впрочем, они так далеки от совершенства: портреты кухарок, прачек... А моя Надежда? О! Какое сравнение!
Иксин. Фарсин! Фарсин! Ты ли это? Что за энтузиазм! Растолкуй ради бога!
Фарсин. Ты просишь многого, но так и быть: я люблю Надежду – и она меня любит.
Иксин. А! Теперь понимаю.
(Семейство Изразцовых приближается; к ним подходит Фузеин.)
Иксин. Фузеин знаком с Изразцовыми?
Фарсин. Да, они его принимают. И есть за что: он вчера читал новую свою поэму – чудо! Все поэты от Музея и до Мицкевича включительно ничто перед Фузеиным.
Иксин. Ежели ты решил импровизировать панегирики всем и каждому, то не забудь о добром Увыхалкине, который так много страдал от тебя!
Фарсин. Теперь не до него: спешу к ней. Прощай. (Уходя) Ах! Как она прекрасна!
(Зима. Гулянье на набережной. Фарсин и Иксин.)
Иксин. Вот и семейство Изразцовых. Фузеин рядом с Надеждой. Правда-ли, что он на ней женится?
Фарсин (протяжно). Говорят... (со смехом). Поддели молодца!..
Иксин. Как хочешь думай обо мне, Фарсин, а я по-старому не нахожу ничего сверхъестественного в особе Надежды Петровны.
Фарсин. Признаюсь тебе, – я сам то же думаю.
Иксин. Например, что за глаза, что за колорит.
Фарсин. О! Что до глаз, так они просто косые; лицо же спорит с цветом светло-оранжевой шляпки ее возлюбленной сестрицы.
Иксин. Ну, а Фузеин-то – каков?
Фарсин. Сатир! Обезьяна!
Иксин. Зато любимец Феба.
Фарсин. Прочти-ка его новую трагедию, посвященную Изразцовым, – не то заговоришь. Это – нелепость невиданная, неслыханная! Планы трагедий Сумарокова гораздо сноснее, версификации Тредьяковского благозвучнееТ
(Налетевшая пара бешеных лошадей, помешала разговаривать.)
Простодушный.
ОпубликовавшийЇ«Момус» П. Е. Щеголев правильно замечает по поводу «Двух разговоров» и «Элегии», что они «рисуют нам ту атмосферу, в которой протекала девичья жизнь Гончаровой, атмосферу обычного... флирта, ухаживаний; показывает тот уровень, на котором находилась барышня Гончарова в тот момент, когда она готовилась стать на всю жизнь подругой великого поэта. Соперниками Пушкина были молодые студентГ – обожатели Натальи Николаевны» («Историч. Вестн.» 1904 г., № 4, стр. 216–219 [и П. Е. Щеголев, «Из жизни и творчества Пушкина», Л. 1931, стр. 310. Ред.]). Принимая во внимание, что среди кружка лиц, близких к—«Момусу», был В. Давыдов и что сам Пушкин среди обожателей Натальи Николаевны называет некоего Давыдова (см. выше, т. II, стр. 116, 481), можно думать, что именно В. Давыдов имеется в виду и в «Элегии» и в «Двух разговорах», – в последнем под именем Фарсина.
–15 января праздновался день преподобного Павла Фивейского, а 16 января – апостола Петра, и Пушкин мог думать, что в эти дни были именинники кн. Вяземский и сын его – кн. Павел Петрович, – не зная, чтА они праздновали свои именины в один день, а именно – на память апостолов Петра и Павла, 29 июня (см., например, «Архив братьев Тургеневых», вып. 6, Пгр. 1921, стр. 34). Может быть, впрочем, что Пушкин собирался праздновать в Остафьеве именины своего ближайшего друга Дельвига, которые приходились на субботу 17 января (И. А. Шляпкин, «Из неизданных бумаг А. С. Пушкина», С.-Пб. 1903 стр. 135). – Приехать в Остафьево Вяземский приглашал одновременно с Пушкиным также и своего приятеля А. Я. Булгакова, которому 14 же января 1831 г. писал: «Теперь, что ты разлакомил нас обещанием Субботним, прошу сдержать свое слово. Пускай эта Суббота будет для нас Лазаревым Воскресеньем. Так скажи и Лазареву, от которого получил сегодня записку и обещание побывать у нас до отъезда своего в армию: пожалуйста, приезжайте. В деревне обманутое ожидание дорогих гостей нестерпимо» («Русск. Арх.» 1879 г., кн. II, стр. 116). «Мы съездили весело и благополучно в Остафьево с Лазаревым; хотели в Субботу же к вечеру воротиться, но нельзя было Вяземскому отказать остаться у него ночевать... Очень нам были рады! Съехались соседи (одних уже Окуловых большая семья), была музыка, пенье и пляска. Лазарев во всех родах отличался. Дети Вяземского ужасно переросли. Он занимается теперь жизнеописание› Дениса Ивановича Фон-Визина, получил от наследников все его бумаги, между коими были и батюшкины письма к нему. Я читал их с большим удовольствием, – наполнены дружбы, ума и остроты и адресованы к сочинителю «Недоросля»; одно мне особенно понравилось, – попрошу списать и пришлю тебе. – Вяземский за карантинами не едет еще в Петербург; в Москве не живет, чтобы не было сказано у вас, что веселится в Москве, а к должности не едет. Мне было очень приятно такое суждение, и вообще поэт наш сделался спокойнее и осторожнее. Очень радуюсь этому, потому что он прекраснейшей души человек. Княгиня делает по порядку вещей противное детям своим: то растут, а она стареет, а хохочет всё по-старому, и не без проказ было у нас» («Русск. Арх.» 1902 г., кн. I, стр. 47–48). Судя по этому письму, надо полагать, что поездка Пушкина в Остафьево на этот раз не осуществилась, так как Булгаков, вероятно, назвал бы его имя среди имен гостей Вяземского; по крайней мере, когда 21 января он встретился с Пушкиным в Английском Клубе, он не преминул написать о том брату: «К нам подсел поэт Пушкин и всё время обеда проболтал, однако-же прозою, а не в стихаб» (там же); или, через несколько дней (25 января), сообщал: «В supplément du Journal de St.-Pétersbourg есть Дибичевы прокламации к Полякам; мне особенно понравилась та, что адресована армии Польской. У Вяземского [приехавшего на несколько дней в Москву] собрались Денис Давыдов, поэт Пушкин, – ну, и все хвалили пьесы сии» (там же, стр. 49).
– Брат – Лев Сергеевич Пушкин; вернувшись с Кавказа, где он служил в войсках гр. Паскевича-Эриванского, Лев Пушкин весною 1830 г. был в Петербурге (см. выше, т. II, стр. 408, и ниже, в примечаниях к письмГ № 411); в июне и июле он был также там и видался с Вяземским (Сочинения Вяземского, т. IX, стр. 125, 127), 20 июля отправился в Москву (причем брат-поэт снабдил его рекомендательным письмом к своей невесте – см. выше, т. II, стр. 98 и 447); намереваясь, повидимому, снова ехать в Грузию («Старина и Новизна», кн. XI, стр. 49), так как срок его четырехмесячного отпуска давно истек; однако, 23 августа он был всё еще в Москве, приняв участие в похоронах своего дяди, В. Л. Пушкина (см. Л. Майков, «Пушкин», стр. 80–81); еще в октябре 1830 г. Дельвиг сообщал кн. П. А. Вяземскому: «Левушка в Москве. Он живет с Нащокиным» («Старина и Новизна», кн. V, стр. 39), а в конце декабря А. Н. Вульф, бывший в Польше, получил письмо от сестры своей, А. Н. Вульф, в котором та сообщала: «Пушкин всё еще не женат, а брат его Лев уверяет, что если Гончарова не выдет замуж за Александра Сергеевича, то будет его невесткою» («Пушкин и его соврем.», вып. XXI – XXII, стр. 150), т. е. что он сам женится на Наталии Николаевне: повидимому, он был также «огончарован», как и его старший брат. 18 февраля 1831 г. Лев Пушкин расписался в качестве поручителя по женихе на брачном обыске брата (Невзоров, «К биографии Пушкина», С.-Пб. 1899). О хлопотах последнего и Е. М. Хитрово за Л. С. Пушкина раннею весною 1831 г. по поводу перевода его в войска на театр военных действий в Польше в Финляндский драгунский полк, см. ниже, в письмах
N 411, 413 и 442. – Князь П. А. Вяземский, знавший Л. С. Пушкина еще ребенком и питавший к нему дружеские чувства, написал о нем теплые строки в своей Старой записной книжке по поводу смерти Л. ПушкинВ в 1852 г. (о чем он узнал лишь 16 июня 1853 г.): вот как он характеризует этого своего знакомца: «Пушкин [поэт] иногда сердился на брата за его стихотворческие нескромности, мотовство, некоторую невоздержанность и распущенность в поведении; но он нежно любил его родственною любовию брата, с примесью родительской строгости... Лев Пушкин, храбрый на Кавказе против Чеченцев, любил иногда и сам, в мирном житии, гарцовать Чеченцем и нападать врасплох на обычаи и условия благоустроенного и взыскательного общества. Пушкин старалсЫ умерять в младшем брате эти порывы, эти избытки горячей натуры, столь противоположные его собственной аристократической натуре... Лев, или, как слыл он до смерти, Лёвушка, питал к Александру некоторое восторженное поклонение. В любовь его входила, может быть, и частичка гордости. Он гордился тем, что был братом его,13 и такая гордость не только простительна, но и естественна и благовидна. Он чувствовал, что лучи славы брата несколько отсвечиваются и на нем, что они освещают и облегчают путь ему. Приятели АлександраП Дельвиг, Боратынский, Плетнев, Соболевский 14 скоро сделались приятелями Льва. Эта связь тем легче поддерживалась, что в нем были некоторые литературные зародыши. Не будь он таким гулякою, таким гусаром коренным или драгуном, которому Денис Давыдов не стал бы попрекать, что у него на уме всё Жомини да Жомини, – может быть и он внес-бы имя свое в летописи литературы. А может быть, задерживала и пугала его слава брата, который забрал весь майорат дарования. Как бы то ни было, но в нем поэтическое чувство былЪ сильно развито. Он был совершенно грамотен, вкус его в деле литературы был верен и строг. Он был остер и своеобразен в оборотах речи, живой и стремительной. Как брат его, был он несколько смуглый Араб, но смахивал на белого Негра. Тот и другой были малого роста, в отца. Вообще в движениях, в приемах их было много отцовского. Но Африканский отпечаток матери видимым образом отразился на них обоих. Другого сходства с нею они не имели... После смерти брата, Лев, сильно огорченный, хотел ехать во Францию и вызвать на роковой поединок барона Геккерена, урожденного Дантес; но приятели отговорили его от этого намерения»... («Русск. Арх.» 1874 г., кн. I, стр. 1341–1345; то же – Сочинения кн. Вяземского, т. VIII, стр. 236–239).
– Толстой – по всей вероятности, граф Федор Иванович,Ф«Американец», принимавший участие весною 1829 г. в сватовстве Пушкина (см. выше, в тт. I и II, по указателю; особенно т. II, стр. 64, 77, 395 [и в книге
С. М. Бонди, «Новые страницы Пушкина», М. 1931, стр. 130–144. Ред.]), и бывший в приятельских отношениях с кн. П. А. Вяземским.
– Князь Юсупов – Николай Борисович (род. 15 октября 1750– ум. 15 июля 1831), член Государственного Совета, сенатор, действительный тайный советник, главноначальствующий Экспедиции Кремлевского Строения и Мастерской Оружейной Палаты в Москве. Раннею весною 1829 г. он пригласил Пушкина, находившегося тогда в Москве и озабоченного своим сватовством на H. H. Гончаровой, посетить его в знаменитом красотою местоположения и художественными сокровищами подмосковном селе Архангельском, где князь тогда проживал. Не имея тогда возможности воспользоваться сделанным ему предложением, поэт ответил Юсупову знаменитым посланием «К Вельможе» (написано 23 апреля 1829 г.), обещая «приветливому потомку Аристиппа» приехать к нему несколько позже, «лишь только первая позеленеет липа». Но, огорченный неудачею сватовства, он через неделю уехал на Кавказ, так и не приведя в исполнение своего намерения. Впоследствии Пушкин говорил М. А. Максимовичу, что князю Юсупову хотелось от него стихов – и затем только он угощал его в Архангельском. – «Но ведь вы его изобразили пустым человеком» – сказал Максимович. «Ничего, не догадается» – возразил Пушкин («Русск. Арх.» 1887 г., кн. III, стр. 455). По словам П. И. Бартенева, «покойный С. А. Соболевский любил вспоминать о своей поездке в прекрасное Архангельское вместе с Пушкиным. Они ездили раннею весною, верхами, – и просвещенный вельможа Екатерининских времен встретил их со всею любезностью гостеприимства» («Русск. Арх.» 1899 г., кн. II, стр. 90); принимая во внимание, что Соболевский в январе 1829 г. уехал за границу, покинув Москву и Россию на несколько лет, следует предположить, что поездка эта, если она была весною, состоялась в 1827 г. (весною 1828 г. Пушкин был в Петербурге) и что, следовательно, приглашение 1829 г. было уже не первое. Послание «К Вельможе» появилось в «Литературной Газете» (№ 30, от 26 мая, стр. 240–241). Зимою Юсупов жил в своем доме в Москве, на Никитской. «Человек умный, любитель искусств, женщин и шутов», он, по словам гр. Ф. В. Ростопчина, «только и делал, что бегал, чтобы ускользнуть от скуки; обладал большим богатством, имел множество слуг, ненужных любовниц, попугаев и обезьян» («Русск. Стар.» 1889 г., № 12, стр. 664; характеристика относится к 1812 г.). Вспоминая о Юсупове и послании к нему Пушкина, неизвестный современник высказывал удивление, что Пушкин обратился с политическими в нем рассуждениями «к человеку, оставившему по себе память одного из неисправимых представителей времен регентства (du bon vieux temps), которому в голову, вероятно, никогда не входили этакие отвлеченности. Мне осталось памятно представление меня кн. Н. Б. Юсупову... в 1824 году... Помню эти огромные залы, убранные во вкусе Людовика XV, множество картин и статуй, множество грубой челяди; наконец, кабинет сибарита, его пресыщенную, сонную фигуру, белый шлафор и церемонию его пудрения головы. Странно, что Пушкин не нашел в России, к кому обратиться с прекрасными своими стихами» («Русск. Стар.» 1892 г., № 7, стр. 9) Скажем, кстати, что появление этого стихотворения послужило поводом к большим неприятностям для Пушкина: некоторые журналы и представители высшего света обвинили его в низкопоклонстве, а H. А. Полевой в приложении к «Московскому Телеграфу» напечатал на Пушкина и Юсупова «плоский и злой» (по выражению кн. Вяземского) пасквиль, за пропуск которого цензор С. H. Глинка был уволен от службы (см. статью Б. Л. Модзалевского: «Послание К Вельможе А. С. Пушкина» – в «Художественных Сокровищах России» 1907 г., № 6 [перепечатана в книге Б. Л. Модзалевского «Пушкин», Л. 1929, стр. 399–410. Ред.], а также «Русск. Арх.» 1899 г., кн. II, стр. 83–90). По словам Максимовича, Пушкин, однако, смеялся над Полевым, усмотревшим низкопоклонство в «Послании к Вельможе» («Русск. Арх.» 1887 г., кн. III, стр. 455). Сохранилось указание, что Юсупов был на балу у Пушкина 21 февраля 1831 г., через три дня после свадьбы поэта, и, когда все танцовали, говорил: «Et moi j'aurais dansé, si j'en avais la force» («Русск. Арх.» 1902 г. кн. I, стр. 56).
– О Фонвизине Вяземский просил Пушкина расспросить Юсупова запискою от 19 декабря (см. выше, стр. 157), так как в это время усердно занимался монографиею о нем (см. выше, т. II, стр. 478–479), с которою познакомил Пушкина, когда тот в 1830 г., по возвращении из Болдина, посетил Вяземского 17 декабря: «Уже при последних издыханиях холеры навестил меня в Остафьеве Пушкин. Разумеется, не отпустил я его без прочтения всего написанного мною. Он слушал меня с живым сочувствием приятеля и судил о труде моем с авторитетом писателя опытного и критика меткого, строгого и светлого. Вообще более хвалил он, нежели критиковал. Между прочим находил он, что я слишком живо нападаю на фон-Визина за мнения его о французах и слишком горячо отстаиваю французских писателей. При всей просвещенной независимости ума Пушкина в нем иногда пробивалась патриотическая щекотливость и ревность в отношении суда его над чужестранными писателями. Этого чувства я не знаю. Как бы то ни было, день, проведенный у меня Пушкиным, был для меня праздничным днем: скромный работник получил я от мастера-хозяина одобрение, т. е. лучшую награду за свой труд» (Сочинения, т. I, стр. LI).15 Кроме изучения литературы и материалов, собранных лет десять тому назад, Вяземский собирал сведения и от остававшихся тогда в живых современников Фонвизина – вроде П. В. Мятлева, кн. H. Б. Юсупова или И. И. Дмитриева («Русск. Арх.» 1868 г., ст. 615, 643, 644, 645); обращался он и к сыну сверстника и приятеля Фонвизина, Я. И. Булгакова: «Пожалуйста, выкопай что-нибудь из Юсупова о... фон-Визине, – писал он ему 27 ноября: – Мне сказывали, что он был с ним в связи: нет ли у него писем от Ф. Визина? О ком рассказывает он, то есть Юсупов, анекдот: Chez nous mieux?» («Русск. Арх.» 1879 г., кн. II, стр. 105; ср. ibid., стр. 104). Отрывок (введение) из труда Вяземского был напечатан в № № 2, 3 и 40 «Литературной Газеты» Дельвига за 1830 г., а вся книга вышла в свет отдельным изданием лишь в 1848 г. Отзыв Пушкина об этом сочинении Вяземского см. ниже, в письме № 414.
– Beaumarchais – знаменитый французский писатель Бомарше (Pierre-Augustin Caron de Beaumarchais, род. 1732, ум. 1799), автор «Севильского Цырульника» и «Свадьбы Фигаро», славившийся своим остроумием; Фонвизин, по словам кн. Юсупова, «был второй Бомарше в разговорах». Сочинения Бомарше в шеститомном парижском издании 1828 г. сохранились в библиотеке Пушкина (см. Б. Л. Модзалевский, «Библиотека А. С. Пушкина», С.-Пб. 1910, стр. 155). Ср. выше, т. I, стр. 8 и 195.
– Майков – Василий Иванович (род. 1728– ум. 17 июня 1778), писатель, автор хорошо знакомой Пушкину, с лицейской еще поры, шуточной поэмы «Елисей, или Раздраженный Вакх» (1771 г.) и трагедий «Агриопа» (изд. 1775 г.; в первый раз представлена на придворном театре в 1769 г.) и «Меропа» (изд. 1775 г.) и многих других произведений (см. выше, т. I, стр. 50–52, 272–273). По словам его биографа, Л. Н. Майкова, «o знакомстве Майкова с Фонвизиным есть известие из конца шестидесятых и начала семидесятых годов; они встречались в Петербурге в доме П. В. Мятлевой» (Л. Н. Майков, «Очерки из истории русской литературы XVII и XVIII столетий», С.-Пб. 1889, стр. 265, прим. О В. И. Майкове см. рассказ кн. П. А. Вяземского в его «Сочинениях» т. V, стр. 157–158, [а также в новейшей работе Б. В. Томашевского «Ирои-комическая поэма», Л. 1933, стр. 91–98. Ред.]). Анекдота, сообщенного Пушкиным в письме, со слов Юсупова, Вяземский привести в труде своем не решился.
– ОА«Телескопе», журнале Н. И. Надеждина, см. выше, стр. 128. В его № 1, вышедшем в Москве 7 января, было помещено стихотворение Пушкина «Герой». Несмотря на нелестный отзыв о «Телескопе» Пушкин в 1831 г. поместил в нем: в № 13– статью «Торжество дружбы, или оправданный Александр Анфимович Орлов», а в № 15– «Несколько слов о мизинце Г. Булгарина и о прочем».
– Салаев – Иван Григорьевич (ум. 24 августа 1858), известный московский книгопродавец и издатель, приобревший у П. П. Бекетова принадлежавшее тому право на издание сочинений Фонвизина («Русск. Арх.» 1904 г., кн. III, стр. 47). Кроме Вяземского, который предполагал было свою монографию о Фонвизине дать при четырехтомном издании его Сочинений, выпущенном Салаевым в 1830 г., но не успел закончить работу, и издатель обещал выдать ее подписчикам в виде отдельно отпечатанной брошюры (см. «Литер. Газета» 1830 г., № 22, стр. 178), с ним были в деловых сношениях еще Боратынский (см. «Татевский Сборник», С.-Пб. 1899, стр. 9 и 15) и Денис Давыдов, которому Салаев казался «человеком честным и благонамеренным» («Старина и Новизна», кн. XXII, стр. 45, 48; Соч. Д. В. Давыдова, т. III, С.-Пб. 1893 г., стр. 182, 189). Рецензия на Салаевское издание Фонвизина была помещена в № 22 и 40 «Литературной Газеты»; издание это сохранилось в библиотеке Пушкина (Б. Л. Модзалевский, «Библиотека А. С. Пушкина», С.-Пб. 1910, стр. 110)
– Статья Вяземского о Пушкине – некролог Василия Львовича Пушкина, умершего 20 августа 1830 г. М«Русск. Арх.» 1874 г., кн. II, ст. 448, примеч.); статья эта, предназначавшаяся для «Литературной Газеты» Дельвига и написанная по вызову последнего (29 октября 1830 г. Дельвиг писал князю: «Вы были при похоронах Василия Львовича. Что бы о нем сказать что-нибудь!» – «Старина и Новизна», кн. V, стр. 39), – в ней появилась, быть может, потому, что через несколько дней Пушкин узнал о смерти Дельвига и вернул рукопись автору. Почему поэт отнес Дельвига к «чужим» и кого разумел под «своими» – не догадываемся.
– Максимович – упоминавшийся уже выше Михаил Александрович (род. 3 сентября 1804– ум. 10 ноября 1873), адъюнкт ботаники в Московском Университете, в котором получил он естественно-историческое образование под руководством проф. М. Г. Павлова, – талантливый и разносторонне образованный ученый, большой любитель словесности, деятельный сотрудник «Литературной Газеты» Дельвига, издатель альманаха «Денница» на 1830 и 1831 гг.; в 1834 г. назначенный, при содействии Вяземского и Жуковского, профессором русской словесности в Университете св. Владимира в Киеве, он написал много трудов по вопросам украинской археологии и истории. Вслед за изданием «Главных оснований зоологии» (кн. I, М. 1824) и «Списка растений московской флоры» (М. 1826), Максимович, живя в Москве и сотрудничая в «Московском Телеграфе», издал, на средства С. А. Соболевского, сборник «Малороссийских песен» (М. 1827) и, одновременно, статью «О системах растительного царства» и «Основания ботаники» (ч. I, М. 1828), а в 1830–1831 гг. – одновременно с речью «Об участии Московского Университета в просвещении России» (1830) и «Систематикою растений» (кн. 2 «Основания ботаники», (М. 1831) – упомянутые альманахи «Денница» 1830 и 1831 гг. причем во второй книжке поместил «Обозрение русской словесности 1830 года», которое он посылал на редакцию к кн. Вяземскому (см. «Старина и Новизна» кн. IV, стр. 189, 214, и «Записки Имп. Акад. Наук», т. XXXVI, стр. 201 и 201–203, 204). Отзывы о Максимовиче: Кс. Полевого см. в его Записках, С.-Пб. 1888, стр. 130–131 [и в книге «Николай Полевой. Материалы...», под ред. Вл. Орлова, Л. 1934, стр. 177. Ред.] и И. В. Киреевского в «Старине и Новизне», кн. IV, стр. 16; там же на стр. 13–29– очерк о Максимовиче Н. П. Барсукова, а на стр. 187–212 письма Максимовича (15) к кн. П. А. Вяземскому за 1830–1872 гг.; ответные письма Вяземского (17) за 1831–1871 гг. в «Записках Имп. Академии Наук», т. XXXVI). Об участии Пушкина в «Денницах» Максимовича см. выше, стр. 125. Когда П. И. Бартенев начал издавать свой «Русский Архив», он просил Максимовича составить свои воспоминания о знакомстве с Пушкиным, но он так и не собрался и 29 марта 1863 г. писал ему: «Раза три принимался писать для вас о Пушкине, да не клеится») («Русск. Арх.» 1912 г., кн. III, стр. 89); однако в «Сочинениях» Максимовича можно найти несколько слов о Пушкине, знакомство с которым состоялось в конце 1826 г., по поводу «Полтавы» (ср. «Пушкин и его соврем.», вып. XXIII – XXIV, стр. 102): «Приятно мне вспомнить, что о «Полтаве» Пушкина я первый (1829) в Атенее писал, как о Поэме народной и исторической. Незабвенно мне, как Мерзляков журил меня за мою статью и как благодарил потом Пушкин, возвратясь из своего Закавказского странствия, где набирался он впечатлений войны под руководством своего друга Н. Раевского. – Тогда же, узнав от Пушкина, что он написал «Полтаву», не читавши еще Кониского, я познакомил его с нашим Малороссийским Историком и подарил ему случившийся у меня список
Истории Руссов, о которой он написал потом прекрасные страницы. Кстати, в собрании сочинений Пушкина помещена его полемическая статья о «Полтаве», кажется, по черновому списку. Переписывая набело, Пушкин сделал в ней некоторые поправки, с какими и напечатана она в моей Деннице; автограф сохранился у меня» (Собрание сочинений М. А. Максимовича, т. III, Киев, 1880, стр. 491). В библиотеке Пушкина сохранился экземпляр изданных Максимовичем «Украинских народных песен», 1834 г., с надписью издателя (Б. Л. Модзалевский, «Библиотека А. С. Пушкина», С.-Пб. 1910, стр. 61).
– Об «Обозах», стихотворении кн. Вяземского, см. выше, стр. 124–125.
– Княгиня – Вера Федоровна Вяземская, жена кн. П. А. Вяземского, давнишняя знакомая и приятельница Пушкина (см. выше, т. I и II, по указателю); отзыв о ней А. Я. Булгакова, относящийся к этому времени, см. выше, стр. 160.
– О ходе Польской революции и о развитии восстания, а также о настроениях русского правительства и общества Пушкин узнавал, кроме частных слухов, из петербургских газет – русских и французской («Journal de St.-Pétersbourg»), равно как и из иностранных газет, присылавшихся ему Е. М. Хитрово.
– Веллингтон – английский генерал и государственный деятель Arthur Wellington (род. 1769, ум. 1852), победитель Наполеона при Ватерлоо, крайний консерватор; в 1828 г. стал во главе кабинета, проводившего резко реакционную политику. Время правления Веллингтона было ознаменовано обширными волнениями, охватившими рабочие и крестьянские массы в ряде провинций и городов Англии. Веллингтон был для восстававших масс символом всего того порядка, против которого они боролись. Враждебные демонстрации против него были обычным явлением, но слух о сожжении его дома был неверен. В 1830 году он вынужден был выйти в отставку, в которой оставался до вступления, в 1834 году, министром иностранных дел в кабинет Пиля. До самой смерти Веллингтон оставался главнокомандующим Великобританской армии (с декабря 1826 г.).
– «В Париже тихо. В Москве также» – конечно, шутка, острота которой в самом сопоставлении Парижа, полгода назад пережившего Июльскую революцию, и Москвы, еще не оправившейся от страшной эпидемии холеры и безгласно прозябавшей под ферулой николаевского деспотизма.
– Вяземский отвечал на письмо Пушкина следующим письмом от 14 января: «Хорошо, дай Пушкина Дельвигу, а скажи Максимовичу, что пришлю к нему несколько выдержек из записной книжки. Я уже писал ему, что у тебя есть малая толика прозы моей для него. Отолчись, как умеешь. Постарайся приехать завтра. Что ты выдаешь себя за такого нежного любовника и верноподданного жениха? – Хорош Юсупов, только у него и осталось в голове, что жопа. – Что это за новое дополнение 16 к цензуре, что все статьи в журналах должны быть за подписью автора или переводчика. Не смешно-ли видеть Русское самодержавие, которое возится с нашею литерат(или д)урочкою. Ужь и та ее пугает. Как не чувствовать им, что есть Цензура есть и все. Ужь и это не шутка-ли Булгарина против Литтературной газеты, чтобы заставить нас демаскироваться? Иначе растолковать не умею. Булгарину с братьею огласки бояться нечего, а между тем надеются они что нам иногда стыдно будет без маски пройти между ими. – Что-нибудь, а придумать надобно, чтобы вырвать Литтературу нашу из рук Булгарина и Полевого. – Что за разбор Дельвига твоему Борису? Начинает последним монологом его. Нужно будет нам с тобою и Баратынским написать инструкцию Дельвигу, если он хочет, чтобы мы участвовали в его газете. Смешное дело, что он не подписывается ни на один иностранный журнал и кормится сказками Бульи и Петерб. Польскою Газетою. При том нужно обязать его, чтобы по крайней мере через № была его статья дельная и проч. и проч., а без того нет возможности помогать ему. Прости, приезжай-ка завтра! Телескоп я имею. 14-го. Не забудь привезти или прислать шампанское».
Сноски
12 Ср. «Русск. Арх.» 1879 г., кн II, стр. 105.
13 Припомним стихи про него:
Наш Лев Сергеич очень рад,
Что своему он брату брат.
14 На самом деле А. Пушкин познакомился с Соболевским через брата Льва, а не наоборот.
15 Вероятно, именно к этому приезду Пушкина в Остафьево (а не к январскому) относится рассказ кн. П. П. Вяземского о том, как Пушкин во время семейного вечернего чая, ходя по комнате, декламировал «Мою родословную».
16 Об этом распоряжении по цензуре Вяземский только что узнал из письма к нему Максимовича от 12 января 1831 г. – см. «Старина и Новизна», кн. IV, стр. 190.