Модзалевский. Примечания - Пушкин. Письма, 1831-1833. Часть 42.
|
544. H. Н. Пушкиной. 14 сентября [1833 г.] (стр. 104). Напечатано впервые И. С. Тургеневым вЛ«Вестн. Европы» 1878 г., № 1, стр. 39; вошло в издания сочинений Пушкина, начиная с изд. Литературного Фонда, под ред. П. О. Морозова, т. VII, стр. 325–326, и в Акад. изд. Переписки Пушкина, т. III, стр. 45; подлинник, на листе почтовой бумаги большого формата, без водяных знаков, – в Госуд. Публ. Библиотеке СССР имени В. И. Ленина, в Москве; письмо сложено конвертом и запечатано неразборчивою печатью.
– Выехав из СимбирскаЗ«третьяго дня ночью», то есть в ночь с 1-го на 13-е сентября, Пушкин мог поехать в Оренбург по одной из трех дорог: или по правому берегу Волги, по «главной» дороге, то есть в Сенгилей (на Крекшинки и Тушну), откуда в Самару, или, выехав по «губернской» дороге, шедшей в Сызрань, на Ключищи, Ташму, Горюшку, свернуть здесь на «главную» дорогу и через Усолье, Жегули, Аскулы и Борновку приехать в Самару. Можно, наконец, было ехать и переправившись у Симбирска через Волгу, в Красный Яр, дорогой, где не было почтовых станций. Обычный путь из Симбирска в Оренбург (указываемый, между прочим, «почтовыми дорожниками») – по первой дороге. Так, надо думать, поехал и Пушкин. Но доехав до «третьей», по его словам, станции, то есть до Сенгилея (от Симбирска 55 верст), Пушкин возвратился в Симбирск, конечно, не ранее 14-го, откуда писал комментируемое письмо, и только на следующий день (15-го) рано утром снова выехал из Симбирска по другой «губернской» дороге, зарисовав на память в свою дорожную записную книжку Смоленскую гору, церковь с колокольней и дом Н. М. Карамзина (см. его дату: «15 сент. Волга» – Л. Б. Модзалевский, «Рукописи Пушкина в Государственной Публичной Библиотеке в Ленинграде», Л. 1929, стр. 27). Трудно допустить, как утверждает П. А. Преображенский (в статье «Пушкин в Самарских краях», напечатанной в «Бюллетене Общества археологии, истории, этнографии и естествознания» 1 декабря 1925 г., № 3, стр. 17–18), что на этот раз Пушкин поехал в Красный Яр. Если его пугало то обстоятельство, что по дороге в Сенгилей на станциях было только по шести лошадей, то тем более должна была смущать его не почтовая дорога. На «губернской» же дороге в Самару в «Почтовом дорожнике» 1824 г., значится по тринадцати лошадей на станции.
– заяц перебежал мне дорогу – об этом злополучном зайце Пушкин вспомнил и в письме к жене от 2 октября 1833 г., из Болдина (см. в письме N 546). Е. В. Новосильцова передает также случай о зайце, происшедшиµ с Пушкиным в 1830 г. (см. «Русск. Арх.» 1877 г., кн. II, стр. 99). О суеверии Пушкина и приверженности его к приметам см. выше, стр. 467, в книге П. Н. Сакулина «Кн. В. Ф. Одоевский»; т. I, ч. 1, М. 1913, стр. 379, и др., где вообще собран материал об этом вопросе; см. также примечание Н. О. Лернера к стихотворению «Приметы» в Сочинениях Пушкина, под ред. С. А. Венгерова, т. V, стр. XXV (первый столбец), и в статье Елены Кислициной «К вопросу об отношении Пушкина к религии» в «Пушкинском сборнике памяти С. А. Венгерова», под ред. Н. В. Яковлева», П. 1922, стр. 267).
– Слова:Ф«теперь еду опять» нужно бы понимать в том смысле, что Пушкин 14-го числа вторично выехал из Симбирска, но этому противоречит дата под рисунком, о котором говорено выше; очевидно поэт решил переночевать в городе и на рассвете следующего дня (15-го) окончательно выехал из него в Оренбург.
– дети – Мария и Александр Александровичи Пушкины.
– тетка – Екатерина Ивановна Загряжская.
– Начиная с этого письма, Пушкин три письма к жене адресовал на имя тетки ее, жившей в качестве фрейлины в Зимнем дворце, потому что не знал, переехала ли Наталья Николаевна с дачи на новую квартиру (смС выше, стр. 630–631).
545. H. H. Пушкиной. 19 сентября [1833 г.] (стр. 105). Напечатано впервые И. С. Тургеневым вЛ«Вестн. Европы» 1878 г., № 1, стр. 39–40; вошло в издания сочинений Пушкина, начиная с изд. Литературного Фонда, под ред. П. О. Морозова, т. VII, стр. 326, и в Акад. изд. Переписки Пушкина, т. III, стр. 46–47; подлинник, на листе почтовой бумаги большого формата без водяных знаков, – в Госуд. Публ. Библиотеке СССР имени В. И. Ленина; письмо сложено конвертом и запечатано перстнем-талисманом.
– От Симбирска до Оренбурга было 627 верст. Выехав из Симбирска рано утром 15 сентября (см. выше, стр. 636), Пушкин приехал в Оренбург 18 числа к вечеру;149 сразу же по приезде он поехал к своему знакомому Константину Демьяновичу Артюхову (ум. в 1840 г.), с 1832 по 1837 г. бывшему директором Оренбургского Неплюевского Военного Училища; тот провел Пушкинэ в баню и смешил его своими охотничьими рассказами (об этом см. подробнее в воспоминаниях Н. П. Иванова в «Библиографе» 1887 г., стр. 38–39, – перепечатка из его книги «Хивинская экспедиция», С.-Пб. 1873; в воспоминаниях В. И. Даля, опубликованных Н. О. Лернером в «Русск. Стар.» 1907 г., № 10, стр. 65–66; в статье Б. Л. Модзалевского в «Сборнике Пушкинского Дома на 1923 г.», стр. 18, 27–30, – здесь опубликовано письмо поэта к В. А. Перовскому 1835 г., в котором упомянут и Артюхов и которому Пушкин послал через Перовского экземпляр «Истории Пугачевского бунта» на память о его рассказах; П. И. Бартенев, «Рассказы о Пушкине», под ред. М. А. Цявловского, М. 1925, стр. 22 и 68). От Артюхова Пушкин поехал, повидимому, на дачу под Оренбургом к своему старому знакомому – военному губернатору Оренбурга, Василию Алексеевичу Перовскому (о нем см. в т. I, стр. 495; ср. «Русск. Арх.» 1899 г., кн. II, стр. 137–138, заметка П. Юдина о доме В. А. Перовского в Оренбурге). Здесь он объяснил Перовскому, что цель его приезда в Оренбург – посещение Казачьего села Бёрды (в шести верстах от дачи Перовского) для расспросов местных стариков о Пугачеве, который имел там резиденцию. Перовский, очевидно, послал в Берды за казацким атаманом, сотником И. В. Гребенщиковым, и дал ему распоряжение собрать на завтра старожилов к приезду Пушкина, так как еще 18-го числа вечером Гребенщиков приглашал «на Пушкина» в Берды из Оренбурга Кайдалова. У Перовского Пушкин и остановился, оставшись ночевать на его даче. 19 сентября утром Пушкин написал комментируемое письмо к жене; утром же, вероятно, к Перовскому приехал В. И. Даль, служивший в это время в Оренбурге и, очевидно, по предложению Перовского взялся руководить поэтом в его поездках. Они осмотрели город, заехали за Артюховым и отправились в Бёрды. Там Пушкин записывал со слов стариков и старух, собранных атаманом, рассказы о Пугачеве (об этом см. в примечаниях к следующему письму, № 546). О пребывании Пушкина в Оренбурге см. в исчерпывающей работе Д. Н. Соколова «Пушкин в Оренбурге», в изд. «Пушкин и его современники», вып. XXIII–XXIV, стр. 67–100 и 301–304. Во время поездки Пушкина в Оренбург за ним был учрежден полицейский надзор; но полицейская переписка сильно запаздывала по сравнению со временем пребывания поэта в Казани, Симбирске, Оренбурге и других местах (см. «Русск. Стар.» 1882 г., № 1, стр. 223–226; там же, 1883 г., № 1, стр. 77–78); так, например, Управление Нижегородского военного губернатора предлагало Перовскому только 9 октября (бумага получена была в Оренбург 23 октября) учредить за поэтом секретный надзор «за образом жизни и поведением его», в то время как он был в это время уже в Болдине. Перовский наложил на этом донесении резолюцию (23 октября): «Отвечать, что сие отношение получено чрез месяц по отбытии г. Пушкина отсюда, а потому хотя во время кратковременного его в Оренбурге пребывания и не было за ним полицейского надзора, но как он останавливался в моем доме, то я тем лучше могу удостоверить, что поездка его в Оренбургский край не имела другого предмета, кроме нужных ему исторических изысканий» («Русск. Стар.» 1883 г., № 1, стр. 78, «Труды Оренбургской Ученой Архивной Комиссии», вып. VI, Оренбург 1900, стр. 231; «Русск. Стар.» 1900 г., № 1, стр. 96; ср. выше стр. 620). Об Оренбурге 1833 г. см. в письмах Евгении Захаровны Ворониной в «Русск. Арх.» 1902 г., кн. II, стр. 643–660.
– Я здесь со вчерашнего дня – Пушкин приехал в Оренбург 18 сентября к вечеру.
– еду к Яицким казакам – то есть в Уральск, куда Пушкин ездил на следующий день 20 сентября, где пробыл до 23-го числа (см. в примечаниях к следующему письму № 546).
– О возвращении Пушкина в Болдино см. там же.
– Я и в коляске сочиняю – что именно из написанного в Болдине в 1833 г. задумывалось еще в дороге сказать трудно, но оЯ«Медном Всаднике» (ср. беспокойство в письме № 534 о может быть вновь пропущенном наводнении) и о «Сказке о мертвой царевне» (ср. в письме № 535 с образом красавицы перед зеркалом) можно с уверенностью утверждать (ср. П. И. Бартенев, «Рассказы о Пушкине», под. ред. М. А Цявловского, М. 1925, стр. 76, и в статье Д. Н. Соколова «Оренбургские впечатления Пушкина и „Медный Всадник“» в изд. «Пушкин и его соврем.», в. XXIII–XXIV, стр. 88–97). Стих. «Когда б не смутное влеченье» имеет в автографе, виденном П. В. Анненковым, дату: «1833, дорога, Сентябрь» (см. Сочинения Пушкина, под ред. С. А. Венгерова, т. VI, стр. 442).
– Что же будет в постеле – Пушкин постоянно писал с утра в постели (см. в письме № 550, стр. 110), подперев коленями тетрадь.
– Человек мой – слуга Пушкина Гаврила, взятый им с собой в путешествие.О«Генералом» он называл Пушкина у К. Д. Артюхова (см. в назв. работе Д. Н. Соколова, стр. 68, 72; о Гавриле и вообще о «людях» Пушкина см. в книге П. Е. Щеголева «Пушкин и мужики», М. 1928, стр. 169–170, и др.).
– Ипполит – прежний слуга Пушкина, Ипполит (о нем выше, стр. 530).
– Отец мой – Сергей Львович Пушкин в это время был с женою в с. Михайловском (см. «Пушкин и его соврем.», вып. XIV, стр. 13–28).
– дети – Мария и Александр Александровичи Пушкины.
– следующее письмо Пушкин, действительно, написал жене из Болдина (см. № 546).
– СловаЦ«с калмычками не кокетничаю», являются воспоминанием о встрече с калмычкой в 1829 г., описанной в «Путешествии в Арзрум»; ср. в стихотворении «Калмычке» (Сочинения Пушкина, под ред. С. А. Венгерова, т. V, стр. XXIX).
546. H. Н. Пушкиной. 2 октября [1833 г.] (стр. 105–106). Напечатано впервые И. С. Тургеневым вп«Вестн. Европы» 1878, № 1, стр. 40–41; вошло в издания сочинений Пушкина, начиная с изд. Литературного Фонда, под ред. П. О. Морозова, т. VII, стр. 327, и в Акад. изд. Переписки Пушкина, т. III, стр. 49–50; подлинник на листе почтовой бумаги большого формата, с водяными знаками: А. Гончаров 1830, и орнаментальной рамкой, – в Госуд. Публ. Библиотеке СССР имени В. И. Ленина в Москве; письмо сложено конвертом и запечатано сургучною печатью, вырванной вместе с частью текста.
– Болдино – о нем см. выше в т. II, стр. 462 и др.; см. также книжку Н. А. Саввина «Болдино и А. С. Пушкин», Нижний-Новгород 1929, 50 стр.
– Я в Болдине со вчерашнего дня. – Выехав 20 сентября (см. в письме N 545 слова Пушкина о том, что онМ«завтра едет к яицким казакам») из Оренбурга в Уральск, Пушкин приехал сюда, вероятно, вечером 21-го (от Оренбурга до Уральска было 250 верст). Из Уральска поэт выехал, по его словам, «23 сентября вечером». В письме № 545 Пушкин выражал намерение проехать из Уральска в Болдино «через Саратов и Пензу»; трудно сказать, почему таким кружным путем он хотел ехать. (Из Уральска на Умет Переметный, Овсяной Гай, вдоль Б. Иргиза, в Красный Яр, и вдоль Волги в Саратов, оттуда в Пензу, а затем в Корсунь, Языково, Абрамово и Болдино –1072 версты, а из Уральска на Умет Переметный, Овсяной Гай, Сызрань, Симбирск, Языково, Абрамово и Болдино –690 верст). Судя по тому, что Пушкин снова заезжал в Языково, вероятнее, пожалуй, будет предположить, что ехал он из Уральска не намеченным ранее путем, а на Сызрань и Симбирск.
Если бы Пушкин ехал через Пензу, то для заезда к Языковым нужно было бы сделать крюку верст 160, а между тем Пушкин пишет, что заехал в Языково,У«проезжая мимо»; это выражение как бы говорит за то, что Пушкин заезжал к Языковым, специально не сворачивая с своего пути.
– дети – Мария и Александр Александровичи Пушкины.
– Выражение: «подъезжая к Болдину, у меня были самые мрачные предчувствия» – галлицизм.
– письмо из Оренбурга – см. № 545.
– Уральск – в 250 верстах от Оренбурга. Пушкин приехал туда, как сказано выше, 21 сентября вечером (см.Ф«Пушкин и его соврем.», вып. XXIII–XXIV, стр. 85). В Уральске Пушкин пробыл до 23-го числа и здесь собирал сведения о Пугачеве. Возможно, что именно здесь им был записано начало песни «Уральски казаки» (см. в статье Н. О. Лернера «Начало сказки об Илье Муромце», в изд. «Пушкин и его современ.», в. XVI, стр. 41–43) и др. (см. также Л. Б. Модзалевский, «Рукописи Пушкина в собрании Государственной Публичной Библиотеки в Ленинграде», Л. 1929, стр. 26–27). Некоторыми рассказами местных «стариков» Пушкин воспользовался в своей работе.
– Атаман – Василий Осипович Покатилов (ум. 23 декабря 1838), питомец второго Кадетского корпуса, из которого был выпущен в 1805 г. подпоручиком в полевую артиллерию; всю свою службу провел в артиллерийскиА частях; в июне 1821 г. произведен был в подполковники и был тогда командиром Оренбургской казачьей конной роты № 11, а в 1828–1829 гг. занимал должность командира Оренбургской артиллерийской казачьей конной роты № 10, повидимому вплоть до 17 августа 1830 г., дня, когда он заместил скончавшегося 15 августа известного уральского войскового атамана Д. М. Бородина, сперва временно, с 9 же декабря 1833 г. был, по желанию Перовского, утвержден наказным атаманом. С ним был хорошо знаком Даль, в особой статейке-корреспонденции, напечатанной в «Северной Пчеле» 1834 г. (7 мая, № 101, стр. 403–404) описавший его вступление в должность атамана. И. В. Чернов свидетельствует, что назначением Покатилова, не природного казака, а великоросса, казачество было недовольно; о том же говорят и историки. Покатилов оставался наказным атаманом Уральского казачьего войска до своей смерти; умер он в чине генерал-майора (сведения взяты из статьи Б. Л. Модзалевского в «Сборнике Пушкинского Дома на 1923 год», стр. 21–27; там же перепечатан и рассказ В. И. Даля). В 1835 г. Пушкин в память встречи с В. О. Покатиловым переслал ему через В. А. Перовского экземпляр «Истории Пугачевского бунта» (ibid., стр. 18).
– Проезжая мимо Языкова – то есть имения Н. М. Языкова и его братьев, села Языкова, Корсунского уезда, Симбирской губернии (о первом посещении имения см. выше, в примечаниях к письму N 543, стр. 628)с Языково поэт посетил в этот раз 29 сентября, переночевал здесь и 30 сентября отправился в Болдино.
– Застал всех трех братьев – то есть Петра Михайловича (о нем см. выше, стр. 634–635), Николая Михайловича, поэта, и Александра Михайловича
(род. 14 сентября 1799 – ум. 9 января 1874) Языковых.Ц«Семейное предание рассказывает, что Пушкин застал братьев Языковых одетых по-домашнему, в халатах, и на первых же порах пристыдил и разбранил их за азиатские привычки. Пробыл он в Языкове почти два дня, которые прошли очень весело, и, уезжая, дал обещание быть зимой в Симбирске» («Истор. Вестн.» 1883, № 12, стр. 537). Характеристику всех трех братьев Языковых см. у Д. Н. Свербеева, «Русск. Арх.» 1899 г., кн. III, стр. 142–143; см. также стр. 143–149 и «Записки Д. Н. Свербеева (1799–1826)», т. I, М. 1899, стр. 23, и т. II, стр. 86, 87–99, 352. Об А. М. Языкове см. еще «Русск. Стар.» 1889, № 8, стр. 364, в воспоминаниях Н. А. Крылова в «Вестнике Европы» 1900 г., № 5, стр. 167–168, и письма к нему: Д. В. Давыдова в «Русск. Стар.» 1884, № 7, стр. 131–148, В. В. и И. В. Киреевских, ibid., 1883 г., № 9, стр. 627–638, и А. С. Хомякова в «Сочинениях А. С. Хомякова», т. VIII, М. 1900, стр. 118–122.
– отобедал с ними очень весело – О темах их беседы мы знаем из письма А. М. Языкова к В. Д. Комовскому; 1 октября 1833 г. он писал: «Вчера был у нас Пушкин, возвращавшийся из Оренбурга и с Яика в свою нижегородскую деревню, где пробудет месяца два, занимаясь священнодействием перед алтарем Камен. Он ездил-де собирать изустные и письменные известия о Пугачеве, историей времени которого будто бы теперь занимается. Из питерских новостей он прочитал нам свою сказку Гусар. (ее купил, дескать, у него Смирдин за 1000 рублей сто стихов). Дело идет о похождении малороссийской ведьмы; написана она весьма живо и занимательно. Знаете ли вы, что Гоголь написал комедию Чиновник? Из нее Пушкин сказал нам несколько пассажей чрезвычайно острых и объективных. Мы от него первые узнали, что он и Катенин избраны членами Российской Академии...» («Историч. Вестн.» 1883 г., № 12, стр. 537, 538). Приблизительно в это же время Н. М. Языков так сообщал о Пушкине М. П. Погодину: «У нас был Пушкин с Яика – собирал-де сказания о Пугачеве. Много-де собрал, по его словам разумеется. Заметно, что он вторгается в область Истории (для стихов еще бы туда и сюда) – собирается сбирать плоды с поля, на коем он ни зерна не посеял – писать Историю Петра, Екатерины I и далее вплоть до Павла первого (между нами)» (Н. П. Барсуков, «Жизнь и труды М. П. Погодина, т. IV, стр. 161 и «Литературное Наследство», № 16–18, стр. 715). Братья А. М. и Н. М. Языковы сообщали о приезде к ним Пушкина и Д. В. Давыдову, который отвечал им из с. Мазы 7 ноября 1833 г.: «известие о Пушкине... я получил, за что приношу вам чувствительнейшую благодарность... Рад душевно, что Пушкин принялся за дело. Этот лощеный Петербург его губит, а более нас, отвлекая его от вдохновений; впрочем, вы знаете, что он запоем пишет только осенью, и, как кажется, это время года он не дарит праздности; если будете писать к нему, скажите ему мой дружеский поклон» («Русск. Стар.» 1884 г., № 7, стр. 138).
– встретил я попов – это были священники села Болдина Дмитрий Федорович Виноградов и Павел Семенов. Письмо Д. В. Виноградова к Пушкину 8 января 1834 г., с жалобой на Семенова, напечатано в «Искусстве» 1923 г., № 1, стр. 321–323 (перепечатано в книге М. А. Цявловского «Письма Пушкина и к Пушкину», М. 1925, стр. 21).
– О Симбирском зайце см. выше, стр. 636–637.
– Тетка – Екатерина Ивановна Загряжская.
– Берды – поселок в семи верстах от Оренбурга. Пушкин поехал туда 19 сентября с В. И. Далем и К. Д. Артюховым. Подробности пребывания там поэта см. в следующих статьях: Воспоминания В. И. Даля в книге Л. Н. Майкова «Пушкин», С.-Пб. 1899, стр. 413–433; H. Г. Иванова «Пушкин на Бердах» в «Русск. Арх.» 1900 г., кн. I, стр. 149–159; П. Юдина «По поводу статьи о пребывании А. С. Пушкина в Берде», там же, 1900 г., кн. II, стр. 106–109, и в работе Д. Н. Соколова «Пушкин в Оренбурге», в изд. «Пушкин и его соврем.», вып. XXIII–XXIV, стр. 77–81, где использованы все ранее опубликованные материалы.
– «une bonne fortune» – удачу (буквально: мне повезло). В собственном смысле: любовное приключение (здесь каламбур по поводу возраста казачки).
– 75-летняя казачка – Бунтова. Некто А. И. М. сообщал, что «в Бердах еще жила в 1848 г. девяностолетняя старуха казачка, бывшая любовница Пугачева. Она удостоена была его любовью лет 14 или 15 от роду. К этой женщине ездил А. С. Пушкин в бытность свою в Оренбурге, когда собирал материалы для истории Пугачевского бунта и расспрашивал ее о Пугачеве. Ветхая старуха, однако, мало что помнила, но не без удовольствия рассказывала о том, как Пугачев заметил ее на улице – и велел привести к себе в баню. – «Озорник, но молодец был батюшка – государь Петр Федорыч» – говорила престарелая, некогда случайная, любовница Емельяна Пугачева» («Русск. Стар.» 1870 г., № 10, стр. 418). Бывшая в Оренбурге почти одновременно с Пушкиным, Евг. Захар. Воронина в одном из своих писем из Оренбурга в 1833 г. (25 сентября) писала родным: «Пушкина мы уже не застали здесь: он уехал накануне нашего приезда. Цель его приезда – собрать сведения о Пугачеве, которого историю он намеревался писать. Верстах в семи от Оренбурга есть деревня Берды, где живет одна старуха, которая знает много подробностей о Пугачеве, и Пушкин ездил туда ее расспрашивать. Она рассказывала ему много любопытного и даже пела ему несколько Пугачевских песен» («Русск. Арх.» 1902 г., кн. II, стр. 647); в другом письме (26 ноября) Е. З. Воронина рассказывает, что она сама посетила Бунтову: «Выпал снег, и мы вчера ездили в Берды, к старушке, которая рассказывала Пушкину о Пугачеве. Мы посетили ее с тою же целью. Взяли с собой бумаги и карандаш, чтобы записывать, если она будет нам, как и Пушкину, петь песни. Вошедши в избу, мы увидели ее сидящую на печи, окруженную молоденькими девочками и маленькими детьми. Я сначала не думала, чтобы это была она: старуха свежая, здоровая, даже не беззубая, а говорит, что при Пугачеве была лет двадцати» (там же, стр. 658); далее Воронина передает запись своей беседы с Бунтовой о Пугачеве, а в конце пишет о том, какое впечатление на старуху-казачку произвело посещение Пушкина; этот рассказ чрезвычайно ценен, так как записан непосредственно через два месяца после него: «Она вдруг сказала со слезами на глазах: «Я говорю, а сердце-то у меня не на месте: кто знает, зачем вы расспрашиваете меня о Пугаче? Онамедни тоже приезжали господа, и один все меня заставлял рассказывать; а другие бабы пришли да и говорят: «Смотри, старуха, не наболтай на свою голову, ведь – это – Антихрист». Мы старались ее разуверить: «Да и я думаю так: ведь я говорю правду, не выдумываю, так, кажись, что тут за беда? Он же – дай бог ему здоровья – наградил меня за рассказы. Да тут же с ним был и приятель наш, полковник Артюхов; уж он бы не захотел ввести нас в беду. А бабы-то как было меня напугали! Много их набежало, когда тот барин [то есть Пушкин] меня расспрашивал, и песни я ему пела про Пугача. Показал он патрет: красавица такая написана [то еть Н. Н. Пушкина]: «Вот, говорит, она станет твои песни петь». Только он со двора, бабы все так на меня и накинулись. Кто говорит, что его подослали, что меня в тюрьму засадят за мою болтовню; кто говорит: «Антихриста видела, когти-то у него какие! Да и в писании сказано, что Антихрист будет любить старух, заставлять их песни петь и деньгами станет дарить». Слегла я со страху, велела телегу заложить везти меня в Оренбург к начальству. Так и говорю: «Смилуйтесь, защитите, коли я чего наплела на свою голову; захворала я с думы». Те смеются, «Не бойся, – говорят: – это ему сам Государь позволил о Пугаче везде расспрашивать». Ну, уж я и успокоилась, никого не стала слушать» (там же, стр. 659–660). Бунтова была родом из Нижне-Озерной и рассказывала Пушкину, как очевидица, о взятии этой крепости Пугачевым, о присяге ему, о расстреле Харловой и ее брата, пропела ему три песни о Пугачеве, которые с ее слов записывала потом Е. З. Воронина. Рассказы Бунтовой произвели на Пушкина сильное впечатление своею свежей живостью, внушающей доверие; их он почти целиком затем использовал в «Капитанской дочке» (описание внутренности «дворца» Пугачева в Бердах, в главе «Мятежная слобода» и в «Истории Пугачевского Бунта» в III главе о том, как судил Пугачев в Бердах, о расстреле Харловой и ее брата. Пушкин упомянул Бунтову, не называя по имени, в последнем не вошедшем в печатный текст примечании к IV главе своего исторического труда: «Уральские казаки, большею частью раскольники (особливо старые люди), доныне привязаны к памяти Пугачева. Грех сказать, говорила мне 80-летняя казачка, на него мы не жалуемся; он нам зла не сделал» (Сочинения Пушкина, изд. Акад. Наук, т. XI, стр. 153; «Сборник исторических материалов и документов...», изд. М. Михайловым, С.-Пб. 1873, стр. 420).
– надеюсь многое привести в порядок – в Болдине Пушкин, действительно, закончил обработку материалов по истории Пугачева.
– Абрамово – почтовая станция между Арзамасом и Ардатовым, в 12 верстах от Болдина. На одной станции, между Арзамасом и Лукояновым, в селе Шатках, Пушкин, по дороге в Болдино, неожиданно встретился в конце сентября,150 с своим кавказским знакомым Константином Ивановичем Савостьяновым (род. 1805 г. – ум. 1871) и с его отцом Иваном Михайловичем, ехавшими из Петербурга в Пензенскую губернию. К. И.
Савостьянов рассказывает следующее: «Отсц мой, во время смены лошадей, вошел в станционную избу позавтракать, а я, не совсем еще освобожденный от болезненной слабости, оставался в карете до тех пор, пока отец мой прислал непременно звать меня войти в избу для какой-то особенной надобности. Едва я отворил дверь станционного приюта, весьма некрасивого, как Пушкин бросился мне на шею, и мы крепко обнялись после долгой разлуки. В это время мы провели вместе целые сутки. Пушкин заехал ко мне в дом и с большим интересом рассказал свежие впечатления о путешествии своем по Оренбургской губернии, только что возвратившись оттуда, где он собирал исторические памятники, устные рассказы многих свидетелей того времени стариков и старух о Пугачеве. Доверие, произведенное к себе этим историческим злодеем во многих невеждах, говорил Пушкин, до такой степени было сильно, что некоторые самовидцы говорили ему лично с полным убеждением, что Пугачев был не бродяга, а законный царь Петр III, и что он только напрасно потерпел наказание от злобы и зависти людей. Пушкин в эти часы был чрезвычайно любезен, говорлив и весел. На покойного отца моего сделал он удивительное впечатление, так что он, вспоминая о Пушкине, часто говорил, что в жизнь свою он не встречал такого умного и очаровательного разговора, как у Пушкина. После сего мы расстались с Пушкиным и – навечно, ибо через два года его уже не было на свете. В этот промежуток жизни его я с ним имел переписку и доставлял ему некоторые сведения о бытности самого Пугачева в г. Саранске и окрестностях его и о неистовых действиях шайки Пугачевской по многим местам Пензенской губернии и прочем»; далее Савостьянов приводит подробности встречи И. М. Савостьянова с Пушкиным в станционной избе, пока К. И. Савостьянов сидел в карете, и между прочим разговор поэта с хозяйкой избы (см. сообщение А. А. Достоевского в изд. «Пушкин и его соврем.», вып. XXXVII, стр. 149–151).
– оставляю тебя для Пугачева – то есть для работы в Болдине.
– дети Пушкина – Мария и Александр Александровичи.
Сноски
149 Очевидно, по дороге Пушкин беседовал с мордвином и записал 16 сентября его слова (см. Л. Б. Модзалевский, «Рукописи Пушкина в собрании Госуд. Публ. Библиотеки в Ленинграде», Л. 1929, стр. 27; здесь же см. и другие дорожные записи).
150 Скорее всего, 30 или 1 октября 1833 г. Но пробыть у Савостьянова (см. ниже) сутки Пушкин не мог, так как 1-го числа был уже в Болдине.