Скачать текст письма

Модзалевский. Примечания - Пушкин. Письма, 1815-1825. Часть 1.

1. И. И. Мартынову (стр. 3). Напечатано впервые Я. К. Гротом в «Русском Архиве» 1889 г., кн. III, стр. 507—508; подлинник — в Пушкинском Доме Академии Наук СССР.

— Настоящее письмо — самое раннее из известных доныне писем Пушкина. — писано им в бытность в Царскосельском Лицее, быть может — под чью-нибудь диктовку; автограф носит на себе поправку посторонней рукиЧ и это свидетельствует о том, что письмо было еще раз переписано для отправления Мартынову; этот беловик нам, однако, не известен.

— Иван Иванович Мартынов (род. 1771, ум. 20 октября 1833) — известный классик, эллинист и латинист, переводчик Кондорсэ и Руссо, либеральный издатель журналаЧ«Северный Вестник» (1804—1805), в котором поместил даже отрывок из «Путешествия» Радищева; он был сперва поборником свободы печати, но потом перешел в лагерь Магницкого и усвоил охранительную программу. — Мартынов был с 1807 года действительным членом Российской Академии и с 21 января 1803 по 17 февраля 1817 г. занимал должность Директора Департамента Народного Просвещения в бытность Министром Просвещения графа А. К. Разумовского. По отношению к Лицею Мартынов занимал довольно неопределенное положение, в котором находился и сам граф А. К. Разумовский, управлявший Лицеем не в качестве Министра, а в качестве особого Попечителя, не мешавшего дела лицейские с делами министерскими. Как бы то ни было, но Мартынов, по поручению Разумовского, рассматривал составленное Сперанским (Дружеские письма графа М. М. Сперанского к П. Г. Масальскому. С.-Пб. 1862, стр. 65; Д. Ф. Кобеко, Императорский Царскосельский Лицей, С.-Пб. 1911, стр. 6—7) «Постановление» о Лицее, утвержденное Александром I 12 августа 1810 г., присутствовал на вступительных экзаменах будущих лицеистов I выпуска, а также на торжественном открытии Лицея 19 октября 1811 г. (П. Я. Селезнев, Исторический очерк Александровского Лицея, С.-Пб. 1861, стр. 8, 18, 29, 63), впоследствии же часто посещал его, являясь на экзамены лицеистов или в другое время, с целию внезапной проверки их успехов. «Большею же частью», говорит Мартынов в своей автобиографии: «я занимал их российскою и латинскою словесностью, делая с ними разборы сочинений и заставляя сочинять при мне, в классах, и без меня, назначая каждому особый предмет, а иногда и один для всех. Это был для меня вовсе сторонний труд, но я не только не скучал им, а еще занимался с особливою охотою, имея в виду только одну пользу воспитанников» («Памятники новой русской истории», изд. В. В. Кашпиревым, т. II, отд. 2. С.-Пб. 1872, стр. 175). Мартынов, так старательно занимавшийся словесностью с лицеистами, не мог оставить без внимания выдающийся талант Пушкина, чем и объясняется данное последнему поручение написать стихи в честь Александра I, возвращение которого из Парижа в Петербург состоялось в ночь на 2 декабря 1815 г. Кроме того, Пушкин был уже известен своими «Воспоминаниями в Царском Селе», с торжеством читанными им на публичном экзамене 8 января 1815 г. и напечатанными в «Российском Музеуме» того же года. О Мартынове см. монографию Александра Залдкина: «И. И. Мартынов, деятель просвещения в начале XIX века», Тифлис. 1902.

— Стихи Пушкинам«На возвращение Государя Императора из Парижа в 1815 году», повидимому, не были поднесены Александру I, ибо автор не получил от него никакого подарка (тогда как в следующем году за подобное же произведение — «К Принцу Оранскому» — он был награжден от императрицы Марии золотыми часами); в печати стихи Пушкина появились лишь в начале 1818 г. — в IX части «Трудов» Общества Любителей Российской Словесности при Московском Университете (стр. 25—28); они были прочитаны дядей поэта, В. Л. Пушкиным, в заседании этого Общества еще 28 апреля 1817 г.

— Граф Алексей Кириллович Разумовский (род. 12 сентября 1748, ум. 5 апреля 1822 г.), отец многочисленного потомства, носившего фамилию Перовских, занимал пост Министра Народного Просвещения с 11 апрелБ 1810 г. по 10 августа 1816 г. По словам историка Лицея, он «принадлежал к числу тех лиц, которые наиболее всего содействовали основанию и развитию Лицея... Он дал ему организацию, непосредственно действовал при открытии и лично участвовал в первых начинаниях Лицея... Бумаги, сохраненные архивом Лицейским, свидетельствуют о том, как граф Разумовский занят был новым учреждением, и содержат в себе следы особой деятельности его в отношении к Лицеў» (И. Селезнев, назв. соч., стр. 30—31).По свидетельству Ф. Ф. Матюшкина, Лицейского товарища Пушкина, последний написал эпиграмму на Разумовского, довольно безобидную (Сочинения Пушкина, Академическое издание, т. I, изд. 2, стр. 83 и прим., стр. 99).

2. Князю П. А. Вяземскому (стр. 3—5). Впервые напечатано вД«Русском Архиве» 1874 г., кн. I, ст. 111—114; подлинник — был у гр. С. Д. Шереметева в Остафьевском архиве. Это письмо было опубликовано, вместе с 49 другими письмами Пушкина к Вяземскому, в «Русском Архиве» 1874 г., кн. I, ст. 111—160 и 419—449, с небольшими пропусками, в нашем издании восстановленными, и с многочисленными пояснениями самого князя Вяземского. Часть писем (в том числе и настоящее письмо от 27 марта 1816 г.) была затем издана, в память открытия памятника Пушкину в Москве, кн. П. П. Вяземским в фотолитографических снимках в литографии Н. Индутного в Петербурге, под заглавием: «Семь автографов А. С. Пушкина 1816—1837. Из собрания Кн. П. П. Вяземского. 26 мая 1880» (ценз. дозв. 14 Мая 1880), а затем вошла в статью его: «А. С. Пушкин по документам Остафьевского архива» в газете «Берег» 1880 г., №№ 74, 111, 113—118 (и отд. отт.), откуда перепечатана в Сочинениях князя П. П. Вяземского, С.-Пб. 1893.

— Письмо писаном«вдогонку» Вяземскому — в Москву — еще из Лицея; Пушкин высказывает в письме то же нетерпеливое желание скорее вырваться из школы, какое позднее, в черновых набросках к «Евгению Онегину» (гл. 1, стр. IV), приписывал своему герою.

— Кн. Петр Андреевич Вяземский (род. 12 июня 1792, ум. 10 ноября 1878), бывший старше Пушкина семью годами, знал его еще в детстве, когда родители Александра Сергеевича проживали в Москве (Собрание сочинениЮ князя П. П. Вяземского, С.-Пб. 1893, стр. 472, 474); но более близкое знакомство обоих поэтов относится к Лицейскому периоду жизни Пушкина. Оно могло состояться весною 1815 г., когда князь Вяземский собирался приехать в Петербург, — что видно из переписки его с А. И. Тургеневым (см. «Остафьевский Архив», т. I, стр. 26); но начало этого знакомства приурочивается обыкновенно к февралю 1816 года, когда князь Петр Андреевич, пожелав «освежиться в Арзамасе и отдохнуть от смерти» («Остафьевский Архив», т. I, С.-Пб. 1899, стр. 38), приехал из Москвы в Петербург, вместе с В. Л. Пушкиным и Карамзиным (Записки

Ф. Ф. Вигеля, ч. V. М. 1892, стр. 36), который был женат на единственной сестре Вяземского — Екатерине Андреевне; Карамзин тогда,О«вооружась запасом терпения, уничижения и нищеты духа» (Письма Карамзина к А. Ф. Малиновскому, М. 1860, стр. 6), вез свои 8 рукописных томов «Истории Государства Российского» для представления императору Александру I. Путешественники прибыли в Петербург 2 февраля 1816 г. (Неизданные сочинения и переписка Н. М. Карамзина, ч. I, С.-Пб. 1862 г., стр. 141) и, прожив в нем до 23 марта (там же, стр. 182), возвратились в Москву 27 числа того же месяца («Грибоедовская Москва в письмах М. А. Волковой к В. И. Ланской» — «Вестник Европы» 1875 г., № 3, стр. 237). Живя в Петербурге, князь Вяземский попрежнему скучал, хотя и присутствовал «на всех балах». Истинное освежение находил он только среди Арзамасцев, в беседе с которыми отдыхал душою и сам Карамзин, восторженно отзывавшийся о них в письмах к жене (Неизданные сочинения Карамзина, стр. 151, 156, 160,165). Тогда же состоялось посвящение в члены Арзамаса В. Л. Пушкина и, вероятно, заочное избрание его племянника, как это было с Батюшковым и Денисом Давыдовым (Сочинения В. Л. Пушкина, под ред. В. И. Саитова, изд. журнала «Север», С.-Пб. 1893, стр. XV; Записки Ф. Ф. Вигеля, ч. V, стр. 45), Во всяком случае, из письма Пушкина к князю Вяземскому видно, что к концу марта 1816 г. он был уже Арзамасцем. К этому же году следует приурочить и известное послание Пушкина «К Жуковскому», относимое обыкновенно к 1817 году, но написанное, очевидно, под живым впечатлением смерти Озерова, который скончался 5 сентября 1816 года. — Между тем, Лицейские товарищи «Сверчка», преклонявшиеся пред его литературным талантом, знали о приезде в Петербург «бессмертного историографа отечества» и с нетерпением ожидали его к себе. По этому поводу А. Д. Илличевский писал 20 марта 1816 г. приятелю своему П. Н. Фуссу: «Мы надеемся, что он (Карамзин) посетит наш Лицей, и надежда наша основана не на пустом: он знает Пушкина и им весьма много интересуется; он знает также Малиновского» (Ивана Васильевича, племянника А. Ф. Малиновского — приятеля Карамзина: Я. Грот, Пушкин, изд. 1899, стр. 69). — Есть известие, что Карамзин перед отъездом в Москву действительно посетил Лицей в сопровождении князя Вяземского, который и воспользовался случаем, чтобы завести личное знакомство с Пушкиным. Вяземский, возвращаясь вместе с Карамзиным и В. Л. Пушкиным из Петербурга в Москву, «остановился на короткое время в Царском Селе и все они навестили Москвича-лицеиста, который начинал заявлять себя искусством стихотворческим», при чем «князь П. А. Вяземский уже дорожил молодым талантом, который выразился около того времени «Воспоминаниями в Царском Селе», «Посланием к Жуковскому» и др. Он вместе с Жуковским приветствовал и привязал к себе молодого Пушкина» («Русск. Арх.» 1874 г., кн. I, ст. 111; «Складчина», С.-Пб. 1874, стр. 366). Дата письма Илличевского показывает, что это могло случиться не раньше 21, 22 или 23 марта. Самый факт посещения Лицея Карамзиным в сообществе с кн. Вяземским представляется вполне естественным, но трудно допустить, судя по содержанию и тону письма Пушкина к князю Вяземскому, чтобы знакомство их началось именно с этого времени: оно должно было состояться раньше. С князем Вяземским Пушкина до самой смерти связывала тесная дружба и близость литературных вкусов и интересов; письма Пушкина к нему занимают одно из первых мест в Пушкинской переписке. Об отношениях Вяземского и Пушкина см. Дневник Пушкина, под ред. В. Ф. Саводника и М. Н. Сперанского, М. 1923, стр. 113—140; Рассказы о Пушкине, записанные П. И. Бартеневым, под ред. М. А. Цявловского, М. 1925, стр. 28,78—79; сб. «Беседы», т. I, М. 1915, стр. 57—76, ст. И. Н. Розанова; К. Я. Грот, Пушкинский Лицей, С.-Пб. 1911, стр. 106—107; Дневник Пушкина, под ред. Б. Л. Модзалевского, Пгр. 1923, стр. 46.

— Говоря о русских стихах Шапеля и Буало, Пушкин имеет в виду легкие стихи самого, тогда еще молодого кн. Вяземского, в которых отразилось влияние этих двух французских писателей XVII столетия; из ниБ Шапель (Claude-Emmanuel Luillier, dit Chapelle, род. 1626, ум. 1686) — легкий поэт, был второстепенным представителем группы писателей в анакреонтическом духе, составлявших как бы оппозицию напыщенным поэтам века Людовика XIV, а Буало (Nicolas Boileau-Desprèaux, род. 1636, ум. 1711) — известным сатириком и автором «Искусства поэзии» («Art poétique»); Пушкин сравнивает Вяземского с Буало, имея в виду сатирические опыты Вяземского, к которым он, скептик по природе, был смолоду расположен.

— Софийский почталион: София — часть г. Царского-Села, близ которой находился Лицей, основанный здесь в 1811 году и выпустивший свой первый выпуск в 1817 году.

— Говоря о поэтах, которые притворяются, будто бы живали в деревнях и влюблены в безмолвие и тишину (это говорилось из подражания Горацию и его последователям), Пушкин, быть может, имел в виду и самогА Вяземского, который еще в 1808 г., в «Послании к *** в деревню», не отрицая прелестей деревенской жизни, находил, что

... и в городе возможно с счастьем жить:
Оно везде — умей его лишь находить.

— Стихи, приведенные в письме, представляют обычный мотив Пушкинской поэзии Лицейского периода.

—Ч«Славянские глупцы» — члены основанной в 1811 г. Шишковым Беседы Любителей Российского Слова, — представители старой школы писателей, противники литературной деятельности Карамзина и стоявших на его стороне «арзамасцев». Упоминая о «высоком», Пушкин, быть может, намекал на известный трактат, приписывавшийся Лонгину (род. в 213 г., ум. в 273), переведенный с греческого и изданный упомянутым выше наставником его И. И. Мартыновым в 1803 г. (вторично в 1826 г.).

—Ч«Россиада» — героическая поэма родоначальника нашего искусственного эпоса Михаила Матвеевича Хераскова (род. 1733, ум. 1807) в 12 песнях, написанная по классическим правилам и чрезвычайно тяжелыми стихами (изд. 1779 г.), ко времени Пушкина уже совершенно устаревшая, но еще Державиным признававшаяся «бессмертною»; образцовым в некотором роде произведением, хоть и с недостатками, она признавалась и в пространном, печатавшемся почти в течение целого года разборе ее, написанном профессором А. Ф. Мерзляковым и в 1818 году помещенном в издававшемся им самим журнале «Амфион». Между тем, уже Батюшков называл Хераскова «водяным Гомером» (Сочинения, т. III, стр. 150); Пушкин же, говоря о чтении «пресловутой» «Россиады» в виде наказания, вспоминал, быть может, не менее пресловуто «Тилемахиду» Тредьяковского (1766 г.): в правилах «Эрмитажа» Екатерины II, ею самою написанных, было установлено шуточное наказание: «за легкую вину выпить стакан холодной воды и прочесть из «Тилемахиды» страницу: а за важнейшую — выучить из оной 6 строк» (Митр. Евгений, Словарь Русских светских писателей», т. II, М. 1845, стр. 221). Отзыв Пушкина о Хераскове, из которого несколько удачных стихов поэт привел, как эпиграфы к главам IX и Х «Капитанской Дочки») и о критике Мерзлякова см. еще в письме поэта к А. А. Бестужеву 1825 г. (№ 148).

На  разбор  Россиады.

С тобой  согласен я — нет  в  свете ничего
Скучнее  этого эпического  вздора,
Окроме  твоего...
Премудрого  разбора!

(«Сборник Пушкинского Дома на 1923 год», Пгр. 1922, стр. 71—72, в статье Н. В. Измайлова).

— Граф Разумовский — вышеупомянутый Алексей Кириллович, тогдашний Министр Народного Просвещения.

— Выпуск из Лицея состоялся 9 июня 1817 г.

Быть может, Пушкину принадлежит и эпиграмма Лицейской поры на Мерзлякова и Хераскова:

— Говоря ое«погребении покойной Академии и Беседы губителей Российского Слова», Пушкин имеет в виду заседания общества «Арзамас», на которых нередко осмеивалась и вышучивалась деятельность членов основанной в 1783 г. и закрытой в 1841 г. Российской Академии и Шишковской Беседы Любителей Российского Слова. В Уставе «Арзамаса» находился, между прочим, следующий §: «По примеру всех других обществ, каждому нововступающему члену «Арзамаса» надлежало бы читать похвальную речь своему покойному предшественнику, но все члены нового «Арзамаса» бессмертны, — и так за неимением собственных готовых покойников, новоарзамасцы положили брать напрокат покойников между халдеями «Беседы» и «Академии» (Е. П. Ковалевский, Граф Блудов и его время. С.-Пб. 1866, стр. 109; Полн. собр. соч. князя Вяземского, т. X, стр. 246). Принятый в члены «Арзамаса» еще до выпуска из Лицея с именем «Сверчок», Пушкин, проведший июль и почти весь август 1817 г. в Михайловском и вернувшийся затем в Петербург, только тогда мог быть принят в «Арзамас», так сказать, официально; это происходило в присутствии Жуковского, который 19 сентября 1817 года выехал в Дерпт, а 4 октября отправился уже из Петербурга в Москву (Дневник В. А. Жуковского, под ред. И. А. Бычкова, С.-Пб. 1903, стр. 52; Остафьевский Архив, т. I, стр. 87, 89). По словам П. И. Бартенева («Моск. Вед.» 1855 г., № 142, стр. 583), Пушкин только один раз был в собрании «Арзамаса», в котором произнес обычную вступительную речь в александрийских стихах; из нее известны, по памяти князя П. А. Вяземского, только начальные стихи:

«Венец желаниям! Итак, я вижу вас,
О други светлых Муз, о дивный Арзамас,
.................................
Где славил наш Тиртей [Жуковский] кисель и Александра,
Где смерть Захарову пророчила Кассандра [Блудов].»

Далее, характеризуя Арзамасское общество. Пушкин изображал Арзамасца

                  ... в  беспечном  колпаке,
С гремушкой, лаврами и с розами в руке.

Это было, по расчету П. И. Бартенева, в конце сентября или в начале октября 1817 года. В стихотворениях Пушкина рассеяно не мало насмешек над деятельностью литературных староверов, — например, в посланиЫ «К Жуковскому» (1817 г.), в котором он зло осмеял членов Беседы и Российской Академии.

— СтихиЧ«Не всем быть можно в ровной доле» взяты из послания самого князя Вяземского к Денису Васильевичу Давыдову, напечатанного в 1818 г. в журнале Мерзлякова «Амфион» (№ 4; см. Соч. кн. Вяземского, т. III, стр. 66).

— Князья-стихотворцы [на] Ш. — князья Александр Александрович Шаховской (род. 24 апреля 1777, ум. 22 января 1846), Сергей Александрович Ширинский-Шихматов (род. 1783, ум. 7 июня 1837) и Петр Иванович ШаликоЮ (род. 1768, ум. 16 февраля 1852), — литературные противники «арзамасцев», осмеивавшиеся как князем Вяземским (напр., в стихотворениях: «К слезливому стихотворцу», «Поэтический венок Шутовского», 1815 г., «Липецкие воды», «К Неелову», «Отъезд Вздыхалова», 1813 г.), так и самим Пушкиным и другими лицеистами. Пушкин еще в 1815 г. написал эпиграмму:

Угрюмых  тройка есть певцов:
Шихматов, Шаховский, Шишков,
Уму есть тройка супостатов:
Шишков  наш, Шаховской, Шихматов;
Но кто глупей  из  тройки  злой?
— Шишков, Шихматов, Шаховской.

А в Лицейскую Антологию была включена эпиграмма

 Кантемир  князьям  Ш.

Я  взял весь ум князей  и  авторам  князьям,
Прапрадедам  моим  по  прозе  и  стихам,
Ни  капельки  не дам.

Вспомним, наконец, гимн: «Венчанье Шутовского», написанный Д. В. Дашковым и внесенный Пушкиным в свой дневник под 28 ноября 1815 г. — А. Ф Воейков в своем остроумном шутливом «Парнасском Адрес-Календаре» так охарактеризовал их: «Князь Шаховской — придворный дистилатор, составляет самый лучший опиум для придворного и общественного театра. Имеет привилегию писать без вкуса и толка». — «Кн. П. И. Шаликов — присяжный обер-волокита, князь вралей; находится при составлении из канареечных яиц для Феба яишницы и при собирании для него же жемчужной росы и любовных вздохов». — «Кн. С. Шихматов — беседист, член противной стороны здоровому рассудку, пишет неведомо что, неведомо для кого, сочинитель песен, которых никто не поет, и книг, которых никто не читает». Упоминания и отзывы о них Пушкина — см. ниже, по указателю. «Поэтический венок Шутовского, поднесенный ему один раз навсегда за многие подвиги» и состоявший из 8 эпиграмм на него, был, конечно, хорошо знаком юному Пушкину, как и отдельные эпиграммы на него, — напр., «Наш комик Шутовской хоть любит пошутить» и т. д., напечатанная в «Сыне Отечества» 1815 г., ч XXV, стр. 65, и в «Российском Музеуме» 1815 г., ч. IV.

— Батюшков — Константин Николаевич (род. 18 мая 1787, ум. 7 июля 1855), известный поэт, которого Пушкин очень ценил и которому подражал в эпоху своей ранней поэтической деятельности; их личное знакомство состоялось в конце 1814 или в январе 1815 года, когда Батюшков проживал в Петербурге, из которого выехал в начале февраля (Сочинения Батюшкова, т. III, стр. 284, 310); но еще до личного знакомства с Батюшковым Пушкин написал к нему Послание (1814), а личное знакомство и беседы вызвали второе послание Пушкина к Батюшкову (1815); в 1816 году Батюшков жил в Москве, поселившись в ней по окончании войны с Наполеоном и взятии Парижа, в коем принимал и личное участие, как адъютант генерала Н. Н. Раевского, Пушкин, задумавший написать поэму «Бова», написал только начало ее и передал сюжет Батюшкову, узнав, что он собирается обработать ту же тему: ср. послание Пушкина «Батюшкову» («В пещерах Геликона»). Батюшков один из первых оценил поэтическое дарование Пушкина, но еще в 1818 году писал о нем А. И. Тургеневу «Сверчок что́ делает? Кончил ли свою поэму? Не худо бы его запереть в Геттинген и кормить года три молочным супом и логикою. Из него ничего не будет путного, если он сам не захочет. Потомство не отличит его от двух однофамильцев [В. Л. и А. М. Пушкиных], если он забудет, что для поэта и человека должно быть потомство... Как ни велик талант Сверчка, он его промотает, если... Но да спасут его Музы и молитвы нашиЧ» («Русск. Арх.» 1867 г., стр. 1534—1535 и Соч. Батюшкова, т. III, стр. 533). Об отношениях обоих поэтов см. в книге Л. H. Майкова «Пушкин», С.-Пб. 1899, стр. 284—317, а о «Бове» Пушкина — Сочинения Пушкина, изд. Брокгауза-Ефрона, т. I, стр. 202—206

— Василий Львович Пушкин (род. 27 апреля 1767, ум. 20 августа 1830), дядя Александра Сергеевича, известный тогда писатель, старейший по возрасту членЇ«Арзамаса», носивший в нем последовательно прозвища «Вот», «Вот я вас» и «Вот я вас опять»; убежденный карамзинист, он в 1810 г., по словам князя П. А. Вяземского, первый «пламенными чертами написал манифест о войне с противниками под именем послания к Светлане и продолжал после вызывать врагов на частые битвы» (Сочинения, т. VIII, стр. 422), т.-е. принимать самое деятельное участие в литературном споре последователей новой школы с Карамзиным во главе и старой, главою которой являлся Шишков, автор появившегося в 1803 г. известного «Рассуждения о старом и новом слоге Российского языка». Послание к Жуковскому, в котором В. Л. Пушкин осмеивал «весь собор безграмотных славян», а затем послание к Д. В. Дашкову (1811), обличавшее тех же «невежд»славян в стремлении заглушить семена науки и стать, таким образом, тормозом истинного просвещения, основанного на свободе мысли; наконец, остроумная сатира «Опасный Сосед», с выведенными в ней мимоходом Шишковым и князьями Ширинским-Шихматовым и Шаховским, — были крупными заслугами В. Л. Пушкина в эпоху борьбы литературных партий и сделали его лицом очень популярным. Племянник относился к дяде-поэту добродушно-иронически, понимая, что удельный вес его, как поэта, не высок, а литературный вкус двоится между слепым преклонением перед классическими французскими поэтами и сочувствием к новым веяниям (одно время он даже увлекся Байроном). Такому двойственному отношению к дяде содействовали и личные качества этого бесконечно-добродушного, но не лишенного чудаковатости человека, и если можно говорить о «влиянии» его на развитие таланта племянника-поэта, то лишь в самом общем смысле влияния старшего, хорошо образованного и начитанного, но довольно ограниченного человека на юношу, еще только развивающегося. Ср. статью Н. К. Пиксанова: «Дядя и племянник» — в Сочинениях Пушкина, изд. Брокгауза-Ефрона, т. V, стр. LXVII — LXXII.

— На приветственные слова племянника в его письме к князю П. А. Вяземскому В. Л. Пушкин отозвался письмом из Москвы, от 17 апреля 1816 г.: «Благодарю тебя, мой милый, что ты обо мне вспомнил. Письмо твое меня утешило и точно сделало с праздником. Желания твои сходны с моими; я истинно желаю, чтоб непокойные стихотворцы оставили нас в покое. Это случится может только после дожжика в четверг» и т. д (см. Акад. изд. переписки, т. I, стр. 4—5).

— Ломоносов, приписка которого находится в конце письма Пушкина, — товарищ последнего по Лицею Сергей Григорьевич (род 1799, ум. в своем имении Сан-Данелло, близ Флоренции, 13 (25) октября 1857); барон М. А. Корф, другой его товарищ, говорит, что Ломоносов был «человек способный и умный, но еще более хитрый и пронырливый, — в Лицее по этим свойствам мы называли его «Кротом» («Русск. Стар.» 1904, № 6, стр. 555); всю жизнь свою, с выпуска из Лицея в 1817 году (13 июня), он служил по дипломатической части, за границей, и впоследствии был поверенным в делах, а затем — резидентом и посланником (1843) в Бразилии, Португалии (1848) и Нидерландах (1853 г.). Как Москвич, Ломоносов знаком был с Пушкиным еще до поступления своего в Лицей (Я. Грот, Пушкин, стр. 47) и находился в приятельских отношениях с князем Вяземским (своим товарищем по иезуитскому пансиону) и А. И. Тургеневым и его братьями («Остаф. Архив», т. II, стр. 247, 364, т. III, стр. 116, 119, 163, 166, 171), несмотря на отличавший тогда его от них консервативный образ мыслей. Вяземский говорит про него, что «Холмгорского в Ломоносове ничего не было, т.-е. литературного. Он был добрый малый, вообще всеми любим», но «Пушкин был не особенно близок к Ломоносову, — может быть напротив. Ломоносов и тут [в Лицее] был уже консерватором, а Пушкин в оппозиции против Энгельгардта и много еще кое-кого и кое-чего» («Старина и Новизна», кн. XIX, 1915 г., стр. 6). О нем см. в книге Н. А. Гастфрейнда: «Товарищи Пушкина по имп. Царскосельскому Лицею», т. I. С.-Пб. 1912, стр. 376—389. Его портрет, работы К. П. Брюллова, см. в книге А. Бакушинского: Живопись и рисунки в Цветковской Галлерее, М. 1925.

3. В. Л. Пушкину (стр. 5—6) Было напечатано, без ведома Пушкина, в «Сыне Отечества» 1821 г., ч. 68, № XI, 12 марта, стр. 178—180, с подписью: А. Пушкин. Узнав об этом самовольном поступке редактора «Сына Отечества» Н. И. Греча, поэт в дневнике своем записал в начале мая: «В С. О. напечатали одно письмо мое к В. Л. Это меня взбесило, тотчас написал Гречу официальное письмо». (Неизданный Пушкин, «Труды Пушкинского Дома», Пгр. 1922, стр. 225). Н. О. Лернер пишет по этому поводу: «Появление послания в печати было для Пушкина полной неожиданностью и изрядно рассердило его. Неизвестно, что́ написал он Гречу, но, очевидно, он намерен был покарать печатно самовольство редактора. 21 сентября [1821 г.] он спрашивал Греча, между прочим: «А скромное письмо мое насчет моего же письма — видно не лезет сквозь цензуру?» Должно быть, в этом случае провинился нескромностью и сам дядюшка, о котором Пушкин вскоре (2 января 1822 г.) писал Вяземскому: «Желаю счастия дяде, — я не пишу к нему, потому что опасаюсь журнальных почестей». На самого Греча Пушкин недолго сердился: в том же 1821 году он напечатал в «Сыне Отечества» послание к Чаадаеву» («Нива» 1912 г., № 5, стр. 93). 21 марта 1821 г. А. Я. Булгаков писал брату из Москвы: «Василий Львович ко мне заезжал поутру; он в восхищении, что письмо к нему от племянника напечатано в «Сыне Отечества». Старам стала! Я ему говорю: «On voit par cette lettre que vous êtes intimes, l’oncle et le neveu: c’est bien, mais qu’on n’aille pas s’imaginer que c’est vous qui avez élevè Alexandre et que vous partagez ses opinions; vous savez qu’il passe pour ultra-libéral». — Вот мой Василий Львович уже трусит. «Il est vrai, cela pourra me compromettre; je ne conçois pas qui a pu donner cette lettre à imprimer; ce n’est pas moi. Hé! Je suis fâché qu’on a imprimé cela, hé! Pourquoi mettre mon nom, pourquoi me nommer, hé? Большой трусишка!» («Русск. Арх.» 1901 г., кн. I, стр. 66). [Перевод: «По этому письму видно, что вы, дядя с племянником, очень близки. Это хорошо, но пусть только не думают, что это вы воспитали Александра и что вы разделяете его убеждения: вы знаете, что он считается ультра-либералом». — «Правда, это может меня скомпрометировать! Не понимаю, кто мог дать напечатать это письмо: но не я. Ах, мне досадно, что это напечатали, ах! зачем было ставить мое имя, зачем называть меня, ах!»].

— Подлинник письма не сохранился. Пушкин отвечает на вышеуказанное письмо дяди от 17 апреля 1816 года спустя 9 месяцев после его получения, — почему ответ его и датируется первой половиной января 1817 г.; в стихах упоминается «Опасный Сосед» — вышеназванное шуточное, весьма популярное стихотворение В. Л. Пушкина; см. его издание — под редакцией и со статьей В. И. Чернышева, — в серии «Трудов Пушкинского Дома» и в изд. «Атеней», 1922 г.

Вот — «арзамасское» прозвище В. Л. Пушкина.

— Ювенал — римский поэт-сатирик I — II в. по Р. Х.

— Ослов — адмирал Александр Семенович Шишков (род. 9 марта 1754, ум. 10 апреля 1841), писатель, автор «Рассуждения о старом и новом слоге Российского языка» (1803 г.), с 29 мая 1813 г. до дня смерти — Президент Российской Академии, а также Председатель Беседы Любителей Российского Слова, около коего группировались представители старой литературной школы; позже Пушкин спокойнее относился к Шишкову, бывшему в 1824—1828 г. Министром Народного Просвещения, и во «Втором послании к цензору» (1824) посвятил ему несколько сочувственных стихов:

Сей старец дорог нам: он блещет средь народа
Священной памятью двенадцатого года и т. д.,

при чем в письме к князю П. А. Вяземскому от 25 января 1825 года сам подчеркнул эту разницу: «Так Арзамасец говорит ныне о деде Шишкове; tempora altri [т.-е. времена другие]». К. С. Сербинович свидетельствует, что и впоследствии Пушкин никогда не выходил из пределов уважения к этому старцу, одностороннему в суждениях о литературе, но почтенному по своим душевным качествам и заслугам; с своей стороны, и Шишков «в Пушкине признавал истинный талант. Он ему нравился более Жуковского — за особенную чистоту языка и всегдашнюю ясность». («Русск. Стар.». 1896 г., № 9, стр. 577). О Пушкине и Шишкове см. сводную заметку М. Н. Сперанского в Московском издании

Дневника Пушкина, 1923 г., стр. 535—537, и наше издание Дневника, Пгр. 1923, стр. 242.

— Феб — то же, что Аполлон: мифологический бог света, солнца, покровитель поэзии, искусств и медицины, сын Юпитера.

— Шутовской — вышеупомянутый князь Александр Александрович Шаховской, член Беседы Любителей Российского Слова, плодовитый драматический писатель, бывший до середины 1818 г. членом Театральной Дирекцив по репертуарной части; Пушкин неоднократно осмеивал его в своих ранних произведениях, а также и в письмах (см. ниже). Возбуждение против него со стороны «арзамасцев» было вызвано тем, что в своей комедии «Новый Стерн» (1805 г.) он осмеял Карамзин», а в комедии «Урок кокеткам, или Липецкие воды» (1813), поставленной на сцене 23 сентября 1815 года, в лице «балладника» Фиалкина, вышутил Жуковского, как известно, игравшего видную роль в «Арзамасе» (ср. Лицейскую заметку Пушкина: «Мои мысли о Шаховском», См. Л. Гросман «Пушкин в театральных креслах» 1926 г., стр. 132—143.

— «Единственный стих», о котором говорит Пушкин в стихах, обращенных к дяде, — строки из «Опасного Соседа» с упоминанием о том, как в публичном доме, куда попал герой «Опасного Соседа»,

Две гостьи дюжие смеялись, рассуждали
И «Стерна Нового», как диво величали
(Прямой талант везде защитников найдет).

— Шольё Андреевич — князь Петр Андреевич Вяземский, названный Пушкиным так по имени известного французскогос«легкого» стихотворца аббата Guillaume Amphrye de Chaulieu (род. 1639, ум. 1720), которого Вольтер прозвал «Церковным Анакреоном» и которому подражали многие русские поэты, — в том числе и князь Вяземский. — Позднее в «Новом Живописце общества и литературы», — приложении к «Московскому Телеграфу» Н. А. Полевого (1831 г.), — помещались, между прочим, пародии на стихотворения поэтов Пушкинского кружка в виде «Выдержек из нового альманаха: «Литературное Зеркало», при чем пародии на стихотворения князя Вяземского имели подпись: «Шолье-Андреев» [Соч. Пушкина, ред. Мороз., т. VI, 591]. В «Арзамасе» Вяземский носил прозвище «Асмодей».