Модзалевский. Примечания - Пушкин. Письма, 1815-1825. Часть 25.
|
105. Л. С. Пушкину (стр. 96—97). Впервые напечатано вИ«Материалах» Анненкова, изд. 1855 г., ст. 121, 238 и 241 (отрывки) и в «Библ. Зап.» 1858 г., т. I, ст. 45—46; подлинник (на бумаге вод. зн. 1823) — в рукописи б. Румянц. Музея № 1254.
— В изданиях П. А. Ефремова (т. VII, стр. 124—126), П. О. Морозова (т. VIII, стр. 74—75) и в Академич. издании Переписки (т. I, стр. 139—141) письмо это датированоТ«концом октября»; мы изменяем эту дату на «первую половину ноября», так как: 1) оно писано уже после отъезда из Михайловского О. С. Пушкиной, с которою Пушкин послал брату письмо № 103 и которой в письме № 105 передает поцелуй; 2) Л. С. Пушкин уехал из Михайловского после того, как поэт написал письмо к губернатору (№ 101);
3) поручая брату поговорить с Жуковским, Пушкин не имел еще письма последнего от середины ноября и в письме Ч 105 поручал брату успокоить Жуковского на свой счет; 4) приказчик Михайло был еще в Петербурге и приехал в конце ноября — начале декабря (см. письмо № 110).
— ПодМ«Немецкой критикой» «Кавказского Пленника» Пушкин, быть может, разумеет упоминание об этой поэме, содержавшееся в краткой заметке о Пушкине, помещенной в книге: «Poetische Erzeugnisse der Russen. Ein Versuch von Karl Friedrich von der Borg, nebst einem Anhange biographischer und literaturhistorischer Notizen», Riga und Dorpat, 2 В., 1823.
— Греч — Николай Иванович, издатель «Сына Отечества».
— Слёнин — книгопродавец, с которым у Пушкина установились связи еще с 1820 г., когда он купил у него издание «Руслана и Людмилы» (см. выше, стр. 244 и др.).
— «Талия» — альманах «Русская Талия, подарок любителям и любительницам Отечественного Театра на 1825 г., издал Фаддей Булгарин», С.-Пб., в тип. Греча, 1825 г.; описание и перечень его содержания см. в «Русск. Арх.» 1882 г., кн. II, стр. 256—257; произведений Пушкина в «Талии» не было. Талия — мифологическая Муза комедии.
— Евпраксия — вторая, а Анетка — старшая дочери П. А. Осиповой. — Е. Н. Вульф, называвшаяся в семье Зизи, Зина или Euphrosine, — впоследствии, с 1831 г., — бар. Вревская (род. 1809, ум. 1883), жена товарища Льва Пушкина по Университетскому Благородному Пансиону — барона Бориса Александровича Вревского. Ей посвящены стихотворения Пушкина «Если жизнь тебя обманет» (1825) и «Зине» (1826). Пушкин сохранял к ней всегда чувства искренней дружбы. — Анненков очень метко и верно характеризует сестер Вульф. «Две старшие дочери г-жи Осиповой от первого мужа, Анна и Евпраксия Николаевны Вульф, составляли два противоположные типа, отражение которых в Татьяне и Ольге «Онегина» не подлежит сомнению, хотя последние уже не носят на себе, по действию творческой силы, ни малейшего признака портретов с натуры, а возведены в общие типы русских женщин той эпохи. По отношению к Пушкину Анна Николаевна представляла, как и Татьяна по отношению к Онегину, полное самоотвержение и привязанность, которые ни от чего устать и ослабеть не могли, между тем, как сестра ее, воздушная Евпраксия. — как отзывался о ней сам поэт, — представляла совсем другой тип. Она пользовалась жизнию очень просто, повидимому ничего не искала в ней, кроме минутных удовольствий, и постоянно отворачивалась от романтических ухаживаний за собой и комплиментов, словно ждала чего-либо более серьезного и дельного от судьбы. Многие называли «кокетством» все эти приемы, но, кокетство или нет, — манера, во всяком случае, была замечательно-умного свойства. Вышло то, что обыкновенно выходит в таких случаях: на долю энтузиазма и самоотвержения пришлись суровые уроки, часто злое, отталкивающее слово, которое только изредка выкупалось счастливыми минутами и доверия и признательности, — между тем как равнодушию оставалась лучшая доля постоянного внимания, неизменной ласки, тонкого и льстивого ухаживания. — Евпраксия Николаевна (в семействе ее просто звали «Зина») была душой веселого общества, собиравшегося по временам в Тригорском: она играла перед ним арии Россини, мастерски варила жженку и являлась первая во всех предприятиях по части удовольствий... Анна Николаевна... отличалась быстротой и находчивостью своих ответов, что было нелегкое дело в виду Михайловского изгнанника, отличавшегося еще в разговорах прямотой и смелостью выражений. Одно время полагали, что Пушкин неравнодушен к Евпраксия Николаевне. Как мало горечи осталось затем в воспоминаниях обделенной сестры от этой эпохи, свидетельствуют ее слова в письме к супруге Александра Сергеевича, уже в 1831 году. Когда та, говоря о старых знакомых своего мужа, шутливо намекнула на бывшую привязанность поэта к «полу-воздушной» деве гор — Евпраксии Николаевне, — вот что отвечала ей Анна Николаевна: «Как вздумалось вам, пишет она по-французски: ревновать мою сестру, дорогой друг мой? Если бы даже муж ваш и действительно любил сестру, как вам угодно непременно думать, — настоящая минута не смывает ли все прошлое, которое теперь становится тению, вызываемой одним воображением и оставляющей после себя менее следов, чем сон. Но вы — вы владеете действительностью, и все будущее перед вами». Деликатнее отклонить вопрос и выразить свое собственное чувство — кажется, трудно» («Пушкин в Александр. эпоху», стр. 279—281). — Об отношениях Пушкина к Епраксии Вульф см. еще у М. Л. Гофмана в его примечаниях к Дневнику А. Н. Вульфа — «Пушк. и его совр.», вып. XXI — XXII, стр. 224—227; об Анне Николаевне — см. там же, стр. 208 и др.
— Талию Евпраксии Вульф Пушкин вспомянул и в «Евгении Онегине» (гл. 5, стр. — XXXII):
... За ним — строй рюмок узких, длинных,
Подобных талии твоей,
Зизи, кристалл души моей,
Предмет стихов моих невинных,
Любви приманчивый фиал, —
Ты, от кого я пьян бывал...
— Какой портрет П. Я. Чаадаева просил прислать Пушкин, — нам неизвестно; ни гравюры, ни литографии Чаадаева тогда еще не было.
— Перстень Пушкина, — вероятно, тот самый перстень с еврейской надписью, который в 1824 г. был подарен Пушкину гр. Е. К. Воронцовой; по смерти поэта его взял себе Жуковский, а сын последнего, уже в 1870-Я гг., подарил его И. С. Тургеневу, по кончине коего он был подарен Полиною Виардо в Пушкинский Музей Александровского Лицея; перстень этот пропал, с него была сделана потом копия, но и она исчезла в мартовские дни революции 1917 г., когда здание Лицея подверглось разгрому; с ним Пушкин изображен на портрете Тропинина. П. В. Анненков сообщает, что Пушкин верил в таинственную силу перстня-талисмана и «по известной склонности своей к суеверию, соединял даже талант свой с участью этого перстня, бережно им хранимого» («Материалы для биографии», стр. 171); ср. стих. Пушкина (1827 г.) «Талисман», конец письма Пушкина к В. П. Зубкову от 1 декабря 1826 г. и статью В. П. Гаевского: «Перстень Пушкина по новейшим исследованиям» («Вестн. Европы» 1888 г., февр., стр. 521—537).
— Михайло — Михаил Иванович Калашников, «дворовый Пушкиных человек»; см. выше, стр. 360.
— Поправка — «Звонок раздался» — относится к XXVIII строфе 1-й гл. «Евгения Онегина».
— Разг[овор] — «Разговор книгопродавца с поэтом», имеющий автобиографическое значение; написанный в Михайловском 26 сентября 1824 г., он был напечатан, в виде предисловия, при отдельном издании 1-й главы «Евгения Онегина» 1825 г.
— Указание на Фонвизина касается стихов:
«Сатиры смелый властелин,
Блистал Фонвизин, друг свободы»
— из XVIII строфы 1-й главы «Евгения Онегина».
— Губернатор — Б. А. Адеркас; по свидетельству Анненкова, Пушкин действительно, около этого времениЧ«официально был вызван в Псков для исполнения опущенной им формальности, которую ему, однако же, строго рекомендовали в Одессе, — именно для представления своей особы местному губернскому начальству. Осталось предание в этом городе, что он тогда же являлся на базары и в частные домы, к изумлению обывателей, — в мужицком костюме. Может быть, он изучал народный говор и склад мыслей, так как это теперь становилось ему необходимо узнать поближе из чисто-художественных целей» («Пушкин в Александр. эпоху», стр. 276).
— Ж. и Кар. — Жуковский и Н. М. Карамзин; последний на этот раз участия в деле Пушкина не принимал; о хлопотах Жуковского см. выше, № 102 и примечания, стр. 358—359.
— Быть может в связи с настроением Пушкина в это тяжелое время и с его словами: «не желаю быть в Петербурге и верно нога моя дома уж не будет» стоит черновой набросок стихотворения: «Презрев и шопот укоризны», в котором ясно говорится о созревшем решении бежать «в чужбину, прах отчизны с дорожных отряхнув одежд». — 22 ноября П. А. Осипова ясно намекала Жуковскому, что Пушкин хочет уехать за границу (см. выше, стр. 359); ср. в статье М. А. Павловского: «Тоска по чужбине у Пушкина» — «Голос Минувшего» 1916 г., № 1, стр. 40 и след.
— Посылая особенный поцелуй сестре, Пушкин, быть может, хотел подчеркнуть, как он был благодарен ей за сочувствие, которое она принимала в нем по случаю его ссоры с отцом. Об этом сочувствии знал и кн. П. А. Вяземский, который именно в это время писал ей из Москвы или Остафьева: «Убедительно прошу вас написать вашему брату... и умолять его сделать миролюбивые шаги по отношению к вашему отцу, заставив его понять, что этот мир необходим для вашего спокойствия. Кроме того, я опасаюсь для него того впечатления, которое может произвести в свете и в уме самого императора его ссора с родителями. Мы живем в такое время, когда все становится известным; у брата вашего есть враги, — они не преминут обрисовать его в глазах императора человеком, который восстал против всех законов божеских и человеческих, который не выносит ни малейшего ограничения, из которого получится дурной гражданин, так как он — дурной сын. Я много раз говорил с вашим братом на эту тему, но всегда без успеха: вам известна его преувеличенная раздражительность. Но я настаиваю на том, что неприлично и дико сыну быть в ссоре с отцом. Зачем же тогда иметь ум, как не для того, чтобы становиться выше мелких житейских неприятностей? Во-всяком случае, если хорошо быть великодушным по отношению к тем, на которых мы имеем поводы жаловаться, то не во много ли раз более прекрасно быть таковым по отношению к своему отцу, если он, действительно, может быть в чем-либо виноват перед своим сыном» (Б. Л. Модзалевский, Поездка в Тригорское — «Пушк. и его соврем.», вып. I, стр. 79—80.)
— Книги, которые Пушкин просил брата прислать ему, сохранились в его библиотеке: это 1) «Conversations of Lord Byron: noted during a residence with his lordship at Pisa in the years 1821 and 1822. By Thomas Medwin... A New edition. London. 1825, в 2 томах (в 1821 г. в Париже были изданы под заглавием «Journal of the conversations of Lord Byron» и тогда же появилось два французских издания, из которых одно называлось: «Conversations de lord Byron ou mémorial d’un séjour à Pise auprès de lord Byron, contenant des anecdotes curieuses sur le noble lord»; см. ниже, в письмах № 122 и 127, повторение просьбы о присылке «Разговоров» Байрона), и 2) несколько исторических романов Вальтер Скотта в изданиях на английском языке и в переводах на французский (Б. Л. Модзалевский, Библиотека Пушкина, С.-ПБ. 1910, стр. 285, 332—333).
— Сохранилась заметка Пушкина о романах В. Скотта, относящаяся к этому же приблизительно времени: «Главная прелесть романов W. Scott состоит в том» и т. д. (см. сб. «Атеней», кн. I—II, 1924, стр. 5—6 и 13—14).
— «Несколько раз принимался я за ежедневные записки и всегда отступался из лености. В 1821 году начал я мою биографию и несколько лет сряду занимался ею. В конце 1825 г., при открытии несчастного заговора, я принужден был сжечь свои тетради, которые могли замешать имена многих, а может быть и умножить число жертв. Не могу не пожалеть о их потере: я в них говорил о людях, которые после сделались историческими лицами, с откровенностию дружбы или короткого знакомства»: так, вновь начиная свои Записки в 1830 г., определял Пушкин содержание и характер тех записок, которые продолжал писать в Михайловском в 1824 г. (ср. в письме к брату № 106); из этих Записок случайно сохранился только один листок с датой 19 ноября 1824 г., передающий рассказ о посещении Пушкиным в 1817 г. его двоюродного деда П. А. Ганнибала (род. 1742, ум. 1822). Ср. Дневник Пушкина, изд. под нашею редакцией, Пгр. 1923, стр. II — III.
— Сказки Пушкин слушал, конечно, от своей няни, Арины Родионовны; она была уроженка другой Ганнибаловской вотчины — села Кобрина, около нынешней, тогда еще не существовавшей Гатчины, в 1799 г. получила, вместе со своими двумя сыновьями и двумя дочерьми, «вольную», но не пожелала ею воспользоваться и осталась в семье Пушкиных, выняньчила Ольгу Сергеевну Пушкину (в доме которой, в Петербурге, и скончалась в 1829 г.), затем поэта, а, наконец, и его брата Льва. По рассказу Вульф-Осиповых, няня Пушкина была «старушка чрезвычайно почтенная, лицом полная, вся седая». Анненков дает очень живую ее характеристику: «Соединение добродушия и ворчливости, нежного расположения к молодежи с притворною строгостью оставили в сердце Пушкина неизгладимое воспоминание. Он любил ее родственною, неизменною любовью и в годы возмужалости и славы беседовал с нею по целым часам. Это объясняется еще и другим важным достоинством Ирины Родионовны: весь сказочный русский мир был ей известен, как нельзя короче, и передавала она его чрезвычайно оригинально. Поговорки, пословицы, присказки не сходили у нее с языка... В числе писем к Пушкину почти от всех знаменитостей русского общества находятся и записки от старой няни, которые он берег наравне с первыми»... О ее большой любви к Пушкину свидетельствуют эти ее письма к нему, писанные под ее диктовку — сама она была неграмотная (см. Акад. изд. Переписки Пушкина, т. II), а о привязанности к ней поэта — стихотворения, ей посвященные, и закрепление ее образа в лице няни Татьяны Лариной, няни молодого Дубровского и др. (см. статью Н. О. Лернера в сборн. «Пушк. и его совр.», вып. VII, стр. 68—72). В письме к жене от 25 сентября 1835 г. Пушкин с грустною нежностью вспомнил свою няню. В стихотворении «Зимний вечер» он называл ее «доброю подружкою» своей «бедной юности» (ср. «Евгений Онегин», гл. 4, строфа XXXV). В тетради Пушкина, ныне хранящейся в б. Румянц. Музее за № 2368, сказки, записанные Пушкиным со слов няни, занимают лл. 38—52 об. (всего 7 сказок), а лл. 52 об — 50 об. заняты записями народных песен, в том числе и песен о Стеньке Разине (Пушкин и здесь, как в письме, пишет не Стенька, а Сенька). Позже Пушкин сочинил, в подражание народным, 3 песни о Разине, которые хотел напечатать в «Северных Цветах на 1828 г.,» для чего они 22 июля 1827 г. были представлены им на цензуру Бенкендорфу, но вернулись к Пушкину 22 августа с сообщением мнения Николая I, что «Песни о Стеньке Разине, при всем поэтическом своем достоинстве, по содержанию своему неприличны к напечатанию; сверх того, церковь проклинает Разина, равно как и Пугачева». Эти три песни о Разине и подали повод к распространению слуха, что «Пушкин написал много нового, — между прочим поэму Стенька Разин», — как писал Языков брату 7 марта 1828 г. из Дерпта («Языковский Архив», вып. 1-й, стр. 358); в 1836 г. Пушкин, делая для французского писателя Лёве-Веймарса переводы народных русских песен, перевел и одну песню о Разине («У нас то было, братцы, на тихом Дону»). Л. Н. Майков, отмечая, что Н. Н. Раевский также интересовался личностью Разина (ср. «Архив Раевских», т. II, стр. 190), замечает; «Таким образом, народные волнения Поволжского степного края представляли для обоих друзей любопытную историческую задачу. Можно не сомневаться, что начало их общего интереса к этому предмету восходит ко времени их совместного путешествия по южным степям, когда в казачьих песнях им случалось подмечать явные признаки сочувствия к своевольному атаману гулящих шаек. Конечно, в тех же ранних впечатлениях коренится зародыш позднейшей мысли Пушкина заняться изучением Пугачевщины» («Пушкин», С.-Пб. 1899, стр. 154; ср. выше, в письме № 103, просьбу прислать «Жизнь Емельки Пугачева»).
— Неизвестно, исполнил ли Л. С. Пушкин просьбу брата подыскать ему «историческое сухое известие» о Разине, но в библиотеке Пушкина сохранился экземпляр редкого Парижского издания: «Relation des particularités de la rebellion de Stenko-Razin contre le grand Duc de Moscovie», 1672 г. Поэт приобрел его, впрочем, уже после издания «Пугачевского бунта», при работах над коим он пользовался экземпляром А. С. Норова (Б. Л. Модзалевский, Библиотека Пушкина, С.-Пб. 1910, стр. XVI и 319—320).
— «Эда — Финляндская повесть» Боратынского; отрывки из нее появились в «Мнемозине» 1825 г., в «Полярной Звезде на 1825 г.» и в «Московском Телеграфе» 1825 г.; отдельно же она издана была в 1826 г. — Пушкин в шутку называет ее «Чухонкой»; о ней справлялся он неоднократно позже (см. письма № 106, 110, 111, 115 и др.), а прочтя ее, писал Боратынскому (1826):
Стих каждый повести твоей
Звучит и блещет, как червонец,
Твоя чухоночка, ей-ей,
Гречанок Байрона милей,
А твой зоил — прямой чухонец.
В письме к бар. Дельвигу от 20 февраля 1826 г. он тоже восторгался повестью Боратынского.
106. Л. С. Пушкину (стр. 98). Впервые напечатано в «Материалах» Анненкова, изд. 1855 г., стр. 239 (отрывок), в «Отеч. Зап.» 1855 г., № 6, отд. III, стр. 37, и «Библ. Зап. 1858 г., т. I, от. 47—48 (полностию); подлинник — в рукописи б. Румянцовского Музея № 1254.
— По соображениям, высказанным выше, при письмах NЕ 100 и 105, письмо это относим мы не ко второй половине, а к середине ноября (когда до Пушкина уже дошла весть о Петербургском наводнении).
— В начале 1824 г. Жуковский хлопотал о другом опальном и ссыльном поэте — Боратынском, который, благодаря его 5 марта 1824 г. за письмо, присланное через Дельвига, препоручал ему дальнейшую судьбу свою и называл Жуковского, как и Пушкин, своим «Гением — покровителем» («Русск. Арх.» 1871 г., кн. I, стр. 0239).
— О письме к губернатору Б. А. Адеркасу см. в объяснениях к письму № 101, стр. 355—366.
— Потоп — страшное Петербургское наводнение 7 ноября 1824 г., воспетое позже (в 1833 г.) Пушкиным в «Медном Всаднике»; вода в Неве поднялась тогда почти на 2 сажени; его описание см. в «Литерат. Листках» 1824 г., ч. IV, № XXI — XXII, ноябрь, стр. 63 и след., в брошюре С. Адлера: «Описание наводнения, бывшего в Санктпетербурге 7 числа ноября 1824 г.» и в книжке В. Н. Берха: «Подробное историческое известие о всех наводнениях, бывших в Санктпетербурге», С.-Пб. 1826 г. (книга эта сохранилась в библиотеке Пушкина — см. Б. Л. Модзалевский, Библиотека А. С. Пушкина, стр. 8, № 26; выписка из нее о наводнении, 7 ноября 1824 г. дана в Соч. Пушкина, изд. Просвещения, ред. П. О. Морозова, т. IV, стр. 368—370).
— Французская фраза значит: «Вот прекрасный случай вашим дамам подмыться» (ср. в письме к брату от второй половины декабря 1824 г., № 114, стр. 111).
— Цветы Дельвига — его альманах «Северные Цветы на 1825 г.»; см выше, стр. 330 и письма Дельвига к Пушкину от 10 и 28 сентября 1824 г. (Переписка, Акад. изд., т. I, стр. 130 и 133). По окончании печатания альманаха Дельвиг собирался приехать к Пушкину в Михайловское, но намерение свое привел в исполнение лишь в апреле 1825 г.
— Тетка Пушкина, сестра его отца, Анна Львовна Пушкина, старая девица, умерла в Москве 14 октября 1824 г.; в эпитафии ее сказано, что она «была истинная христианка, любила помогать бедным и скончалась к вечному прискорбию родных своих, друзей и подчиненных» («Московский Некрополь», т. II, стр. 480); племянники относились к ней шутливо-насмешливо, когда же, через полгода, бар. Дельвиг приехал в Михайловское, он с Пушкиным сочинил шуточные стихи на ее смерть: «Ох, тетенька, ох, Анна Львовна...» (см. ниже, письма за 107, 110 и 142 и стр. 371).
— Святые Горы — основанный в XVI веке монастырь в 4-х верстах от Михайловского, ставший затем местом вечного упокоения поэта; в 1924 г. переименованы вЭ«Пушкинские Горы». Поэт езжал туда нередко, так как это был торговый пункт, где происходили ярмарки и вообще бывал съезд из окрестностей, ибо монастырь пользовался известностью среди местного населения. В одну из ярмарок, 2 мая 1825 г., в Святых Горах впервые увидел Пушкина безвестный его почитатель, Опочецкий торговец И. И. Лапин, который в свой дневник под этим числом внес следующую наивную запись: «В Святых Горах был о девятой пятницы и здесь имел щастие видеть Александру Сергеевича г-на Пушкина, который некоторым образом удивил странною своею одеждою, а например. У него была надета на голове соломенная шляпа, в ситцевой красной рубашке, опоясавши голубою ленточкой, с железной в руках тростию, с предлинными чорными бакенбардами, которые более походили на бороду, — также с предлинными ногтями, с которыми он очищал шкорлупу на апельсинах и ел их с большим апетитом, я думаю, около 1/2 дюжины» (Л. И. Софийский, Город Опочка и его уезд в прошлом и настоящем, Псков. 1912, стр. 203).
— О «Разговоре книгопродавца с поэтом» см. выше, стр. 364.
— П. А. Плетнев помогал Л. С. Пушкину в печатании 1-й главы «Евгения Онегина».
— А. Н. — Анна Николаевна Вульф.
— О Рокотове, см. выше, стр. 346.
— П. А. — Прасковья Александровна Осипова.
—Ч«Письма в Лубны» — письма к Анне Петровне Керн, рожд. Полторацкой, племяннице П. А. Осиповой; она жила тогда в Лубнах и переписывалась оттуда со своей кузиной и другом детства Анной Н. Вульф; о ней см. ниже, в письме Пушкина к А. Г. Родзянке от 8 декабря 1824 (№ 111) и письма к ней Пушкина в 1825 г.
— Евпраксия — Е. Н. Вульф, сестра А. Н. Вульф, впоследствии бар. Вревская.
— Михайло — приказчик Пушкиных Калашников, бывший тогда в Петербурге.
— Под Александрийским пожаром Пушкин разумеет, вероятно, Петербургское наводнение 7 ноября.
— «Письмо с сестрой» — см. его выше, № 103.
— О Библии см. выше, объяснение к письму № 77, стр. 313.
— О Записках Пушкина, см. выше, стр. 365.
— Кларисса —у«семейный» роман знаменитого английского писателя Самуила Ричардсона (род. 1698, ум. 1761; см. во 2-й гл. «Евгения Онегина» строфу XXX и в гл. 3-й строфу X) — «Кларисса Гарлоу»; позже, в своих «Мыслях на дороге», Пушкин писал (1833): «Кларисса очень утомительна и скучна, но со всем тем роман Ричардсонов имеет необыкновенное достоинство»; в письмах к Вульфу 1828 и 1829 г. Пушкин называет себя и Вульфа именем героя романа — Ловеласом, а одну знакомую девушку — Клариссой (см. их в т. II); подробную характеристику романа и ее героини Пушкин дал еще в неоконченном «Романе в письмах» (1830), устами Лизы; в библиотеке Пушкина сохранился как этот, так и два другие знаменитые романа Ричардсона: «Памела» и «Сэр Чарльз Грандисон» («The Novels of Samuel Richardson, Esq. Viz. Pamela, Clarissa Harlowe and Sir Charles Grandison», в З томах, с биографией автора, Лондон. 1824 г.; см. Б. Л. Модзалевский, Библиотека Пушкина, С.-Пб. 1910, стр. III, 321); этот роман был и в библиотеке Тригорского (ныне в Пушкинском Доме Академии Наук), при чем в одном из томов сохранился нарисованный Пушкиным женский профиль, — быть может, одной из обитательниц Тригорского (Б. Л. Модзалевский, Поездка в с. Тригорское в 1902 г., С.-Пб. 1903, стр. 11, 26—27). Пересказ содержания «Клариссы Гарлоу» — в Сочинениях А. В. Дружинина, т. V, стр. 7—47.
— О Н. В. Всеволожском и о рукописи Пушкина, у него находившейся, см. выше, в письмах №№ 87 и 89 и ниже, в письме № 107.
—Ч«Письмо К. В. Ф.» — кн. Вере Федоровне Вяземской: см. выше, № 99 и ниже, в № 107. По возвращении из Одессы она жила в с. Остафьеве, а затем с семьей проводила зиму в Москве, в собственном доме в Чернышевском переулке.
— О картинке для «Евгения Онегина» см. выше, в письме № 104.
— «Полярные господа» — А. А. Бестужев и К. Ф. Рылеев, издатели альманаха «Полярная Звезда»; в это время Пушкин написал Бестужеву следующую эпиграмму на Петербургское наводнение:
Напрасно ахнула Европа:
Не унывайте, господа!
От Петербургского потопа
Спаслась «Полярная Звезда».
Бестужев, твой ковчег на бреге!
Парнаса блещут высоты —
И в благодетельном ковчеге
Спаслись и люди, и скоты.
— Кюхля — В. К. Кюхельбекер; в это время он жил в Москве, издавая, с кн. В. Ф. Одоевским, сборник «Мнемозина».
— «Чухонка Боратынского» — его Финляндская повесть «Эда»; см. выше, стр. 367.
— Кузина Гр. Ивел. — графиня Екатерина Марковна Ивелич (род. 5 июля 1795, ум. 7 мая 1838), девица, дочь сенатора, генерал-лейтенанта Марка Константиновича Ивелича (род. 1741, ум. 4 декабря 1825) от бракЫ его с Надеждой Алексеевной Турчаниновой; это была давнишняя знакомая Пушкиных, которые, как рассказывает известная актриса А. М. Каратыгина, в 1818 году жили рядом с гр. Ивелич на Фонтанке, близ Калинкина моста, при чем «Саша Пушкин» был постоянным их посетителем («Русск. Стар.» 1880 г., т. 28, стр. 566—567). «Некрасивая лицом, она отличалась замечательным остроумием», вспоминает про нее Н. С. Маевский: «ее прозвища и эпиграммы действовали, как ядовитые стрелы. До конца жизни оставалась она в девицах и не любила, когда ее подруги выходили замуж» («Истор. Вестн.» 1881 г., № 10). Почему Пушкин называет гр. Ивелич кузиною, — не догадываемся. Ее имя постоянно упоминается в письмах О. С. Павлищевой к родителям («Пушк. и его совр.», pass.); письма к ней Пушкина до нас не сохранились. С Л. С. Пушкиным на Кавказе служил брат графини Ивелич — граф Константин, бывший флигель-адъютант, с 1835 г. командир Апшеронского пехотного полка, в 1837 г. взятый в плен горцами и замученный ими («Пушк. и его совр.», вып. XII, стр. 114 и вып. XIV, стр. 17).
— Колосова — Александра Михайловна, известная актриса, по мужу Каратыгина; с ней Пушкин постоянно встречался в 1817—1820 гг. в Петербурге, в доме родителей гр. Е. М. Ивелич, — о чем рассказывает сама АЪ М. Каратыгина в своих чрезвычайно любопытных Воспоминаниях о Пушкине в «Русск. Стар.» 1880 г., т. 28, стр. 565—574.
— О Сабурове см. выше, стр. 361.
— «Per fas et nefas» — латинское выражение: «всеми правдами и неправдами».
— К этому письму или к одному из предыдущих писем к брату была приложена записка Пушкина на отдельном листке, со следующими поручениями к Л. С. Пушкину:
Бумаги, перьевъ.
Облатокъ, чернилъ.
Чернильницу de voyage.
Чамоданъ.
Библии 2.
Шекспиръ.
Вина [bordeau] Soterne.
Сыръ. Champagne.
Курительницу.
Lampe de voyage.
Allumettes.
Табакъ.
Гл. труб. череши.
На обороте:
Chemises
form...
bague
Medaillon simple.
montre.
107. Князю П. А. Вяземскому (стр. 99—101). Впервые напечатано вЪ«Русск. Арх » 1874 г., кн. I, ст. 137—139; подлинник (на бумаге вод. зн. В. & М. 1823) был в Остафьевском архиве гр. С. Д. Шереметева; черновик упомянут в «Русск. Стар.» 1884, № 7, стр. 17; разночтения его — в Акад. изд. «Переписки», т. I, стр. 150—151; подлинник — в рукописи б. Румянц. Музея № 2370, л. 40.
— Пушкин отвечает на письмо кн. Вяземского из Москвы, от 6 ноября 1824 т. (при чем это последнее служит ответом на письмо Пушкина от 10 сентября 1824 г., щ 98, полученное Вяземским 27 октября — «Остаф. Арх.», т. III, стр. 86), в котором он, между прочим, писал: «Здесь в Москве остановить продажу Ольдекоповского Пленника нельзя, потому что здешние книгопродавцы его сами купили, и ведаться должно с продавцем, а не перекупщиком. Я писал о том Тургеневу [о хлопотах Тургенева и Дельвига, см. выше, стр. 349, 350—351]; он начал уже хлопотать с Дельвигом. По-моему лучшее средство, хотя на первый взгляд и странное, есть написать Министру Шишкову, объяснить тебе ему свое положение и просить его о защите, как Министра и старейшину литературы нашей и потому вдвойне заступника твоего в таком деле»... О деле с Ольдекопом см. еще выше, письма з 66, 92 и 98 и ниже, № 116, 118 и др. В январе 1825 г. Пушкин решил-было обратиться, по совету кн. Вяземского, к А. С. Шишкову и набросал черновик письма (№ 116), но, как видно из письма к кн. Вяземскому от 25 января 1825 г., «не решился» послать к нему это письмо, тем более, что к Шишкову уже обращался отец поэта С. Л. Пушкин, но «не получил удовлетворения». В начале 1826 года Пушкин снова вспомнил о «плутне Ольдекопа» и в несохранившемся до нас письме писал о ней нечто Плетневу, который 14 апреля отвечал ему (Акад. изд. Переписки, т. I, стр. 342). Наконец, уже в 1827 году (20 июля) Пушкин обратился с жалобой на Ольдекопа к А. Х. Бенкендорфу, при чем воспользовался для письма к нему некоторыми фразами чернового письма к Шишкову 1825 года (№ 118).
— О П. В. Всеволожском и о бывшей у него рукописи стихотворений Пушкина см. выше, стр. 368.
— Говоря о Мекке и Медине и о Коране, Пушкин шутя сравнивает себя с Магометом, который, как известно, был изгнан из своего родного города и бежал в Медину.
— Л. С. Пушкину удалось получить от Всеволожского рукопись брата (см. письма №№ 128, 130— от 14 и 15 марта 1825 г.). Когда книжка «Стихотворений» была отпечатана, — в извещении о ее выходе, помещенном в «Северной Пчеле» 1825 г., № 155, было сказано, — конечно, со слов Плетнева или Л. С. Пушкина, следующее: «Это собрание должно было выйти по подписке еще в 1820 году, но издатели, по некоторым обстоятельствам, замедлили его; как по причине сей остановки билеты, выданные тогда за деньги, могут быть потеряны подписавшимися особами, то от них довольно будет для получения книжки одного имени с адресом, потому, что имена Г. г. подписавшихся в то время находятся у Издателей. В последнем случае, благоволят обращаться с требованиями в книжный магазин книгопродавца И. В. Слёнина».
— За напечатание «Разговора няни без письма брат получил 600 р. Ты видишь, что это деньги, следственно должно держать их под ключом» — писал Пушкин князю Вяземскому в конце апреля 1825 г. (№ 142), намекая на то, что не следует распространять стихи поэта в рукописях, чтобы тем не наносить ему убытков.
— Критику князя Вяземского см. в его письме к Пушкину от 6 ноября (Акад. изд. Переписки, т. I, стр. 144—146).
— «Прозы» кн. Вяземского о Байроне в печати не появлялось.
— О тетке Пушкина — Анне Львовне Пушкиной см. выше, в письме № 106 и стр. 367.
— «Frétillon» — слово от глагола frétiller — вертеться, резвиться: вертушка, резвушка. С таким заглавием («Frétillon») есть известная песенка Беранже (нач.: «Francs amis des bonnes filles, | Vous connaissez Frétillon»...: по имени описываемой здесь легконравной девицы и названа была А. Л Пушкина; ее брат Василий Львович был известен, как поклонник Беранже (см. ниже, в письме ћ 151 и прим. к нему). В. Л. Пушкин не написал эпитафии своей сестре, но посвятил ее памяти стихотворение «К ней», которое было напечатано, за его подписью, в альманахе «Полярная Звезда на 1825 г.» (стр. 186—187):
Где ты, мой друг, моя родная,
В какой теперь живешь стране?
Блаженство райское вкушая.
Несешься ль мыслию ко мне?
Ты слышишь ли мои рыданья?
Ты знаешь ли, что в жизни сей
Мне без тебя нет ясных дней
И нет на щастье упованья?
Кто будет заниматься мной?
И чья душа с моей душой
Нежнейшей дружбой съединится?
Где ты, о ангел добротой?
Дай мне туда переселиться!
Там плача и вздыханий нет,
Там тихий, невечерний свет
Для добродетельных сияет!
Взгляни с небесной высоты:
Твой брат и друг к тебе взывает!
Да будет горней красоты
С тобой он созерцатель вечный!
Прости на время, друг сердечный!
Кроме того, вЉ«Дамском Журнале» 1824 г. (ч. VIII, № 22, ноябрь, стр. 128—130) было напечатано послание «К В. Л. Пушкину. На кончину сестры его, А. Л. Пушкиной», сочиненное кн. П. И. Шаликовым (см. ниже, в письмах № 110 и 142).
— Письмо Пушкина к княгине В. Ф. Вяземской — см. выше. № 99 (ср. в письме № 106).
—Ч«Телега жизни» была написана Пушкиным в Одессе в 1823 г.; кн. Вяземский напечатал ее в «Московском Телеграфе» 1825 г., № 1, стр. 49, с пропуском «русского титула» (см. ниже, стр. 405):
С утра садимся мы в телегу,
Мы погоняем с ямщиком
И, презирая лень и негу,
Кричим: «валяй по всем по трем!»
К черновому наброску. О «неприятностях » Пушкина — см. в примечаниях к № 101, 102, 103, 106.
— ОД«подвеселившем» Пушкина письме князя Вяземского поэт писал в тот же день Жуковскому (см. № 108): «Получил я вчера письмо от Вяземского, уморительно смешное. Как мог он на Руси сохранить свою веселость?»
— О Раиче, см. выше, стр. 276. Пушкин предполагал, чтоЪ«Письмо Татьяны» было дано Раичу для журнала, который он предполагал издавать с Н. А. Полевым (см. в письме князя Вяземского от 6 ноября — Акад. изд. Переписки, т. I, стр. 146), но который не состоялся.
—Ч«Водяной псалом Фиты» — т.-е., Ф. Н. Глинки (см. выше, стр. 44, 228—229, 262, 265); ср. в письме № 88, а в письме к кн. Вяземскому от 25 января 1825 г. (№ 119) см. эпиграмму Пушкина на Глинку.
— «Entendeur» — «слышатель», как и написал Пушкин в беловом письме.