Модзалевский. Примечания - Пушкин. Письма, 1815-1825. Часть 24.
|
100. В. А. Жуковскому (стр. 93). Впервые напечатано в «Русск. Арх.» 1872 г., ст. 2356; подлинник (на бумаге — вод. зн. В. & М. 1823) в Публичной Библиотеке, в бумагах Жуковского, л. 235.
— Письмо это в издании П. А. Ефремова (т. VII, стр. 137) отнесено к декабрю 1824 г., хотя в примечании и отмечена возможность того, что оно написаноЛ«между письмами 31 октября и 24 ноября, так как в последнем уже есть повторительный вопрос о Родосе. Может быть даже, что оно написано еще до ссоры с отцом и что упоминаемое в начале «очень нужное письмо» написано было вскоре по приезде, до отъезда Льва Сергеевича в Петербург, и было посвящено просьбе о Родосе, но до нас не дошлШ». П. О. Морозов в своем издании (т. VIII, стр. 81) оставил при письме дату «декабрь», хотя в примечании (стр. 451) и отметил, что соображения П. А. Ефремова «повидимому справедливы». В Академическом издании Переписки Пушкина (т. I, стр. 146—147) письмо датировано: «первая половина ноября». Мы относим его ко времени еще более раннему, — до письма Пушкина к Адеркасу и до письма Пушкина к Жуковскому же от 31 октября (№ 102), так как: 1) в письме этом поэт пишет, что боится рассердить Жуковского, «вываливая, что у него на сердце», — что́ сделал он в полной мере в письме от 31 октября, не сдержав себя после окончательной ссоры с отцом; 2) Пушкин пишет, что с братом пришлет Жуковскому своих стихов, а из ответа Жуковского на письмо от 31 октября видно, что Л. С. Пушкин явился в Петербурге к Жуковскому одновременно с письмом от 31 октября — следовательно — в первых числах ноября, — никак не позже (13 ноября 1824 г. он был определен на службу — см. ниже, стр. 355); 3) в ответе Жуковского на письмо от 31 октября, который был написан (в виду просьбы Пушкина «поспешить») не позже, как в первой половине ноября, не содержалось ответа на просьбу Пушкина о Софианос, почему он, в письме своем от 29 ноября (после того, как поручил брату, в письме от середины ноября сообщить Жуковскому, что дело с письмом к Адеркасу улажено) и повторяет свою просьбу о ней.
По поводу публикации писем Жуковского к Пушкину, П. И. Бартенев дает такую краткую, но весьма меткую характеристику их обоих и их взаимоотношений:М«Жуковский и Пушкин — люди не только разного, но почти противоположного характера. В стихах и жизни Пушкина ощущается пыл и зной Африки; по свидетельству лиц, близко наблюдавших его, он иногда чувствовал такую горячность и прилив крови, что должен был освежать себе голову водою, для чего вдруг посреди оживленной беседы убегал в другую комнату. Вертлявый и непосестный, Пушкин был весь жизнь и движение. Мать Жуковского — турчанка из нынешней Бессарабии, и в сыне ее сказалась тихая, задумчивая созерцательность турецкого племени. По природе своей Жуковский был ленив и неподвижен, охотно привязывался к месту и обстановке, мог проводить целые часы на диване, потягивая трубку, и самый голос у него был протяжно-медлительный, а движения всегда спокойные. В беседе — добродушная и нередко затейливая шутка у Жуковского; краткое, меткое и заощренное слово — у Пушкина. К несходству нрава присоединялась и разница возраста: один другого старше был на 13 лет. И, несмотря на это, они связаны были тесною дружбою. Их уравнивало и соединяло единство призвания, и оба они оставили нам собою высокий пример верности этому призванию... Пушкину, при всех его увлечениях и шероховатости в сношениях с людьми, Жуковский оставался голосом совести и непрерывной святыни.е«Чертовски-небесная душа» — говаривал он про него. Жуковский, уже покрытый славою в то время, когда возникал Пушкин, исполнился безграничной любви к его гению и в течение всей его жизни охранял и лелеял его своею заботою. К сожалению переписка их дошла до нас не вполне» («Русск. Арх.» 1889 г., кн. III, стр. 112).
— Софианос — или Софиано, отец сироты, был один из гетеристов, сподвижников князя Ипсиланти в его действиях за освобождение Греции, и был убит в Скулянской битве гетеристов с турками 29 июня 1821 г.; егЫ брат был подполковником Камчатского пехотного полка в дивизии М. Ф. Орлова.
— Первое,О«очень нужное письмо» Пушкина к Жуковскому, в котором поэт говорил о Софианос, до нас не сохранилось. Пушкин еще из Одессы просил за нее Жуковского, как видно из ответа Жуковского Пушкину от 1 июня 1824 г. (см. выше, примеч., стр. 330) Повторение просьбы Пушкина из Михайловского объясняется тем, что Пушкин в это время мог познакомиться с женою Опочецкого Уездного предводителя дворянства А. Н. Пещурова — Елизаветою Христофоровною, рожденною Комнено, сестрою Екатерины Христофоровны Крупенской (жены бывшего Бессарабского вице-губернатора Матвея Егоровича Крупенского), у которой воспитывалась Софианос. С семьею Крупенских Пушкин, как известно, был знаком еще в Кишиневе (см. выше, стр. 15 и 219, письмо № 19, и в статье
Б. Л. Модзалевского о письмах кн. А. М. Горчакова к А. Н. Пещурову —Л«Летопись Историко-Родословного Общества в Москве», вып. 4, М. 1900, стр. 7); об Е. Х. Крупенской, со слов Кишиневского приятеля Пушкина В. П. Горчакова, П. И. Бартенев рассказывает, что она происходила «из славного царского рода Комненов, воспитывалась в Смольном монастыре и совсем обрусела. Пушкин с Горчаковым любили ходить к ней, потому что им надоедали плацинды и каймаки других Кишиневских хлебосолов, а у Крупенской подавался Русский хороший обед. Пушкин, бывало, нарисует Крупенскую — похожа; расчертит ей вокруг волоса, — выдет сам он; потом на эту же самую голову накинет карандашом чепчик — опять Крупенская» («Русск. Арх.» 1900, кн. I, стр. 403). Пещуровы были хорошо знакомы с П. А. Осиповой и бывали у нее в Тригорском, где Пушкин и мог встретиться с Е. Х. Пещуровою; вскоре он официально познакомился и с самим Пещуровым (см. ниже), надзору которого был поручен, как Опочецкий дворянин.
— О Скулянской битве см. выше, стр. 268.
— «Сердце Марии» — т. е., императрицы Марии Федоровны, покровительницы многих женских образовательных и воспитательных учреждений.
— О неприятностях Пушкина — см. в следующих письмах.
— Брат Пушкина Лев Сергеевич поехал в Петербург в первых числах ноября, так как 13 ноября 1824 г. он был принят на службу в Департамент Духовных Дел Иностранных исповеданий; потом отправилась в столицЕ и сестра Пушкина, Ольга Сергеевна, — вероятно, с матерью, а числа 18—19 ноября выехал из Михайловского и отец Пушкина, Сергей Львович, приехавший в Петербург 21 ноября (П. Бартенев, Пушкин, вып. II, стр. 29); по случаю смерти, 14 октября 1824 г., своей сестры Анны Львовны Пушкиной он с семьею собирался ехать в Москву, — этим, может быть, и объясняется сообщение П. А. Осиповой в письме к Жуковскому от 22 ноября («Русск. Арх.» 1872 г., ст. 2361; ср. ниже, стр. 358).
— Семейство историографа Н. М. Карамзина состояло из жены, Екатерины Андреевны Є«левой» сестры кн. П. А. Вяземского), дочери — фрейлины Софии (род. 1802, ум. 1856) и маленьких еще детей: Андрея (род. 1814, ум. 1854), Александра (род. 1815, ум. 1888), Владимира (род. 1819, ум. 1879), Екатерины (род. 1809, ум. 1867) и Елисаветы (род. 1821, ум. 1891).
101. Б. А. Адеркасу (стр. 94). Впервые напечатано вс«Русск. Арх.» 1872 г., ст. 2359 (с неверным раскрытием отчества Адеркаса), по современной копии П. А. Осиповой; копия эта находится в Публичной Библиотеке, в бумагах Жуковского.
— Борис Антонович Адеркас был Псковским гражданским губернатором десять лет — с 12 декабря 1816 по 12 сентября 1826 г., когда его заместил А. Ф. Квитка (1825—1830), замененный в свою очередь А. Н. ПещуровымЌ Из Пскова Адеркас был переведен губернатором в Воронеж, где и прослужил до своей вынужденной отставки — 28 января 1830; по словам И. И. Василёва, он и умер в Воронеже в 1831 г. («Следы пребывания Пушкина в Псковской губернии», СПб. 1899, стр. 5; см. еще ниже, стр. 523). — Письмо к Адеркасу было послано Пушкиным с нарочным во Псков, но по назначению, кажется, не дошло; по одним известиям посланный не застал губернатора и вернулся в Михайловское с пакетом, который Пушкин и истребил (письмо П. А. Осиповой к Жуковскому), а по другим — история с письмом к Адеркасу «была просто выдумка, направленная к тому, чтобы сильнее подействовать на безгранично доброго и честного Жуковского (Анненков, Пушкин, стр. 272; ср. письмо Пушкина № 102); наконец, по предположению П. О. Морозова, возможно, что Пушкин действительно написал это письмо в минуту сильного возбуждения, после ссоры с отцом, а П. А. Осипова приказала слуге не передавать письма по адресу и вернуть его под предлогом, будто губернатора не было в городе; между тем, поэт успел притти в себя и уничтожил письмо (Соч. П., ред. П. О. Морозова, т. VIII, стр. 447—448). Как бы то ни было, положение дел было, действительно, острое. П. А. Осипова, после того, как Пушкин написал письмо к Адеркасу, послала копию с него Жуковскому и писала ему при этом (в последних числах октября или в первых — ноября): «Милостивый государь Василий Андреевич. Искреннее участие (не светское), которое я с тех пор, как себя понимать начала, принимаю в участи Пушкина, пусть оправдывает в сию минуту перед вами меня, милостивый государь, в том, что, не имея чести быть вам знакомой, решилась начертать сии строки. Из здесь приложенного письма усмотрите вы, в каком положении находится молодой, пылкий человек, который, кажется, увлеченный сильным воображением, часто к несчастию своему и всех тех, кои берут в нем участие, действует прежде, а обдумывает после. — Вследствие некоторых недоразумений или, лучше сказать, разных мнений, по одному же, однако, предмету, с отцом своим, — вот какую просьбу послал Александр к нашему Адеркасу. Я все то сделала, что могла, чтобы предупредить следствие оной; но не знаю, удачно ли: потому что г. Адеркас, хотя человек и добрый, но был прежде полицемейстер. Я трепещу следствий для нежной матери, да и отца! Может вогнать прежде времени в гроб. Несмотря на все, что теперь происходило, Александр, кажется, имеет счастие пользоваться вашим доброжелательством. Не дайте погибнуть сему молодому, но, право, хорошему любимцу Муз. Помогите ему там, где вы; а я, пользуясь несколько его дружбою и доверенностью, постараюсь, если не угасить вулкан, — по крайней мере направить путь лавы безвредно для него» и т. д. («Русск. Арх.» 1872 г., ст. 2358—2359). Жуковский отвечал Осиповой 12 ноября: «Милостивая государыня Прасковья Александровна. Я имел честь получить письмо ваше, которое, признаюсь, привело меня в совершенное замешательство: я не знал, что делать, кого просить и о чем. Слава богу, что все само собою устроилось. Лев Пушкин уверял меня, что письмо к Адеркасу остановлено и что оно никаких следствий иметь не может. И так мне ничего теперь делать не нужно, и я этому сердечно рад, ибо уверен, что мог бы скорее повредить, нежели принести пользу. Из письма Александра] [Пушкина] заключаю, что печальное его положение сделалось еще для него тягостнее от семейственного несогласия. И кажется мне, что в этом случае все виноваты. Я увижусь с Сергеем Львовичем и скажу ему искренно, что думаю о его поступках: не знаю, поможет ли моя искренность. А ваша дружба пускай действует благодетельно на нашего поэта. Примите мою благодарность за доверенность, которой вы меня удостоили. Усерднейше прошу вас уведомить меня о следствиях, которые имело письмо к Адеркасу: не надеюсь, чтобы А. взял на себя этот труд. Он слишком для этого беспечен» и т. д. («С.-Пб. Вед.» 1866 г., № 146, стр. 2).
— Объяснение своему возбуждению Пушкин дал в письме к Жуковскому от 31 октября (№ 102), в котором просил его помощи.
— Письмо к Адеркасу в середине ноября было снова в руках Пушкина (см. в письме № 106).
102. В. А. Жуковскому (стр. 102—103). Впервые напечатано вФ«Русск. Арх.» 1872 г., ст. 2354—2356; подлинник (на бумаге вод. зн. 1821) — в Публичной Библиотеке, в бумагах Жуковского; черновое (не полно) — у Анненкова: «Пушкин в Александровскую эпоху», С.-Пб. 1874, стр. 272—273; подлинник — в б. Румянц. Музее № 2370, л. 36 об. — 37.
— Пещуров — Алексей Никитич (род. 1779, ум. 1849); в это время он был Опочецким Уездным Предводителем дворянства (с декабря 1822 по март 1829 г.); Пушкин, как местный дворянин, был поручен его наблюдениюУ при чем Пещуров, по распоряжению маркиза Паулуччи, вызывал к себе С. Л. Пушкина и предложил ему взять на себя надзор за сыном (Анненков, Пушкин в Александровскую эпоху, стр. 268). Наблюдение Пещурова, повидимому, было лишь формальное, — по крайней мере не сохранилось о нем никаких документов, и Пушкин однажды, в августе 1825 г., был даже в гостях у Пещурова (см. письма его №№ 168 и 172). Кн. А. И. Урусов, со слов кн. А. М. Горчакова, сообщает, что, когда, по приезде Пушкина из Одессы, к нему «был приставлен полицейский чиновник с специальною обязанностью наблюдать, чтобы Пушкин ничего не писал предосудительного», «Пещуров, из любви к нему, ходатайствовал у маркиза Паулуччи (тогдашнего Рижского генерал-губернатора) о том, чтобы этот надзор был снят, а Пушкин отдан ему на поруки, обещая, что поэт ничего дурного не напишет. Ходатайство имело успех, — и Пушкин вздохнул свободнее» («Русск. Арх.» 1883 г., кн. III, стр. 205—206). Отношения Пушкина и Пещурова смягчались благодаря тому еще, что (как сказано было выше) поэт в Кишиневе знаком был с сестрою и зятем жены Пещурова — Е. Х. и М. Е. Крупенскими; кроме того, Пещуров приходился дядей товарищу Пушкина по Лицею — кн. А. М. Горчакову и присутствовал на выпускном акте Лицея 9 июня 1817 г., на котором Пушкин читал свое стихотворение «Безверие»; через 8 лет после этого Пушкин встретился с Горчаковым (в сентябре 1825 г.), когда тот приезжал к дяде в его имение, с. Лямоново, Опочецкого уезда («Русск. Арх.» 1883 г., кн. III, стр. 205—206; Я. К. Грот, Пушкин, стр. 268; Б. Л. Модзалевский, К биографии канцлера князя А. М. Горчакова — «Летопись Историко-Родословного Общества в Москве» 1906 г., вып. 4, М., стр. 4—7). Впоследствии (с 1830 по 1839 г.) Пещуров был Псковским гражданским губернатором, и ему пришлось принимать участие в распоряжениях по погребению Пушкина в Святогорском монастыре (см. Б. Л. Модзалевский, Смерть Пушкина. Шесть писем — «Пушк. и его совр.», вып. VI, стр. 109—116; Н. О. Лернер — «Русск. Стар.» 1907 г., № 2, стр. 453—457 «О перевозке тела камер-юнкера Пушкина для погребения в Псковскую губернию»). Письмо Пещурова к отцу поэта, С. Л. Пушкину, от 28 мая 1837 г., см. в сборн. «Пушк. и его совр.», вып. VIII, стр. 74—75. — В 1839 г. Пещуров был назначен сенатором и в этом звании и скончался; одна из его дочерей, Софья Алексеевна, была за младшим товарищем Пушкина по Лицею (вып. 1820 г.) — Владимиром Петровичем Пальчиковым (Б. Л. Модзалевский, «Летопись Ист. Родосл. Общ. в Москве» 1906, вып. 4, стр. 7—8; Записки В. П. Зубкова, с предисловием и примечаниями Б. Л. Модзалевскаго, С.-Пб. 1906, стр. 85—99). Ср. ниже, стр. 487.
— О безбожии Пушкина и о том, что он учит ему брата и сестру, см. выше, в письме З 99 и в примеч., стр. 352. По поводу этих слов Пушкина П. И. Бартенев писал, что это обвинение объясняется, в устах С. Л. Пушкина, «тогдашним настроением императора Александра Павловича, распространившимся в ближайших ко двору сферах. Это было именно в то время, когда первенствовал Магницкий и архимандрит Фотий, клеймившие именем безбожника даже самого князя Александра Николаевича Голицына. Вдобавок, поводом к ссылке Пушкина послужило перлюстрированное письмо его в Москву к издателю «Бахчисарайского Фонтана» [князю П. А. Вяземскому — см. выше, № 77].... Нет сомнения, что забавное ханжество высших лиц, еще так недавно глумившихся над святынею, вызывало противодейственные отзывы в душах искренних, каковою была пылкая душа Пушкина. Он был, что называетсяЧ бельмо в глазу для мундирно-богомольствовавшей власти, тем паче, что с выходом в свет «Бахчисарайского Фонтана»... его имя всюду произносилось с восторгом. А тут еще вдобавок он дружит с Раевскими и Давыдовыми, он ездит в Каменку, он волен духом и вполне независим в своем творчестве. Всего этого не знал Сергей ЛьвовичN и мы не в праве даже обвинять его за то. С сыном у него было мало общего. Поступив в Лицей 12 лет от роду, он вырос и развился вдали от родительского дома, почти что ему чуждый» («Русск. Арх.» 1872, ст. 2355).
— Французская фраза Пушкина в переводе означает:А«с этим чудовищем, с этим сыном, извратившим всякие законы природы». Позже И. В. Киреевский передавал П. И. Бартеневу рассказ, слышанный им от Ф. Ф. Матюшкина (и относимый Бартеневым, едва ли правильно, к январю-февралю 1820 г.), «как поэт с пистолетом в руках разговаривал с отцом своим» («Русск. Стар.» 1884 г., кн. III, стр. 194, примеч.). Эту сцену со скупым отцом своим Пушкин, по мнению А. И. Кирпичникова, вспомнил, когда писал сцену ссоры «Скупого Рыцаря» с сыном («Русск. Стар.» 1899 г., № 2, стр. 441).
— В словахж«хоть крепостию, хоть Соловецким монастырем» слышится воспоминание о наказании, проектировавшемся для поэта правительством еще при первой его ссылке, в мае 1820 г. (см. выше, стр. 205, 206).
— «Я hors de loi» значит — «я вне закона».
— «Бумага губернатору» — письмо Б. А. Адеркасу (см. выше, № 101). 22 ноября П. А. Осипова писала Жуковскому, получив его письмо от 12 числа:... «Приятной обязанностью себе поставляю исполнить желание ваше насчет положения дел любезного нашего поэта. К похождению письма его смело можно сказать, что на сей раз Pouchkine fût plus heureux que sage [т.-е.: Пушкин был более счастлив, чем благоразумен]. У вас был ужасный потоп, а у нас распутица. Посланный его не нашел губернатора во Пскове, через неделю возвратился, не отдав письма никому. Теперь отдал его А. С-чу, и он сказал мне вчера, что его уничтожил, — и душе моей стало легче» и т. д. («Русск. Арх.» 1872, ст. 2359—2360). О письме П. А. Осиповой к Жуковскому и о происшедшем с Пушкиным и с копией письма его к Адеркасу см. выше, стр. 355—356.
— Жуковский ответил Пушкину следующим письмом, которое мы относим не к середине ноября, как оно датировано в Акад. издании Переписки (т. I, стр. 147—148), а к первой половине этого месяца (см. выше, стр. 354): «Милой друг, твое письмо привело бы в великое меня замешательство, естьли бы твой брат не приехал с ним вместе в Петербург и не прибавил к нему своих словесных объяснений. Получив его, я точно не знал, на что решиться; вот первая мысль, которая мне представилась: ехать к Паулуччи (который здесь и с которым NB я очень мало знаком) предупредить его насчет твоего письма к Адеркасу и объяснить ему твое положение. И я это бы сделал (ибо ничего другого не мог придумать), естьли бы не явился твой Лев и не сказал мне, что все будет само собою устроено. Без него, желая тебе сделать пользу, я только бы тебе вероятно повредил, то-есть обратил бы внимание на то, что лучше оставить в неизвестности, и не могу поручиться, уважил ли бы Паулуччи мою прозьбу. Тургенева [Александра Ивановича], который с ним хорошо знаком, нет в Петербурге: он поехал в Москву, где ожидает его смерть матери [она, действительно, скончалась в ноябре 1824 г.]. На письмо твое, в котором описываешь то, что случилось между тобою и отцем, не хочу отвечать, ибо не знаю, кого из вас обвинять и кого оправдывать. И твое письмо, и рассказы Льва уверяют меня, что ты столь же не прав, сколько и отец твой. На все, что с тобою случилось и что ты сам на себя навлек, у меня один ответ: Поэзия. Ты имеешь не дарование, а Гений. Ты богач, у тебя есть неотъемлемое средство быть выше незаслуженного несчастия и обратить в добро заслуженное; ты более нежели кто-нибудь можешь и обязан иметь нравственное достоинство. Ты рожден быть великим поэтом: будь же этого достоин. В этой фразе вся твоя мораль, все твое возможное счастие и все вознаграждения. Обстоятельства жизни, счастливые или несчастливые — шелуха. Ты скажешь, что я проповедую с спокойного берега утопающему. Нет, я стою на пустом берегу, я вижу в волнах силача, и знаю, что он не утонет, есть ли употребит свою силу, и только показываю ему лучший берег, к которому он непременно доплывет, естьли захочет сам. Плыви, силач! А я обнимаю тебя. Уведомь непременно, что сделалось с твоим письмом. Читал Онегина и разговор, служащий ему предисловием: несравненно! По данному мне полномочию предлагаю тебе место, естьли с высокостью гения соединишь и высокость цели! Милый брат по Аполлону! это тебе возможно! А с этим будешь недоступен и для всего, что будет шуметь вокруг тебя в жизни».
— Пушкин в середине ноября просил брата (письмо № 106) успокоить Жуковского и сказать, что, «слава богу, все кончено», а, получив письмо Жуковского, отвечал ему 29 ноября (№ 108); 22 ноября сам Жуковский сообщал А. И. Тургеневу: «Слухи, дошедшие до вас о Сверчке, пустые: он в деревне по-прежнему; но едва не наделал глупостей, которые, кажется, иметь следствий не будут. Я получил от него письмо, которое было меня очень взбудоражило; но брат его приездом своим меня успокоил.
Я отвечал ему и жду от него уведомления. Отец приехал в Петербург вчера. Я еще с ним не видался; но и он с своей стороны, кажется, делает ребяческие глупости. Хочу ему прочитать проповедь, на которую я приглашу его к себе. Бед никаких не случилось, но могли бы случиться. Расскажу при свидании» («Русск. Арх.» 1884 г., кн. I, стр. 397; то же П. Бартенев, Пушкин, вып. II, стр. 29). — В тот же день П. А. Осипова писала Жуковскому, отвечая на приведенное выше (ст. 356) письмо его от 12 ноября: «Желаю искренно, чтоб советы ваши приняты были Сергеем Львовичем и исполнены. Мне приятно было заметить из письма вашего, что мы с вами совершенно согласны во мнении насчет несогласия сих двух особ — отца и сына. А причина сих вечных между ними несогласий есть страшная мысль, которая, не знаю от чего, вселилась с обеих сторон в их умах. Сергей Львович думает, и его ничем не можно разуверить, что сын его не любит, а Алекс. уверен, что отец к нему равнодушен и будто бы не имеет попечения о его благосостоянии. От сего происходит, что они обоюдно толкуют каждый в свою очередь поступки один другого ложно, а потому действуют равно ошибочно. Быв лишь чуждая и посторонняя совершенно между ними, я более правды говорила любезному нашему анахорету, чем бы он выслушал от своей нежной Надежды Осиповны. — Я живу в двух верстах от с. Михайловского, где теперь А[лександр] П[ушкин], и он бывает у меня всякий день. Желательно бы было, чтобы ссылка его сюда скоро кончилась; иначе.... я боюсь быть нескромною, но желала бы, чтоб вы, милостивый государь Василий Андреевич, меня угадали. Если Александр должен будет оставаться здесь долго, то прощай для нас, Русских, его талант, его поэтический гений, и обвинить его не можно будет. Наш Псков хуже Сибири, а здесь пылкой голове не усидеть. Он теперь так занят своим положением, что без дальнего размышления из огня вскочит в пламя, — а там поздно будет размышлять о следствиях. — Все здесь сказанное — не пустая догадка, но прошу вас, чтобы и Лев Сергеевич не знал того, что я вам сие пишу. Если вы думаете, что воздух и солиде Франции или близ лежащих к ней через Альпы земель полезен для Русских Орлов, и оной не будет вреден нашему, то пускай останется то, что теперь написала, вечною тайною. Когда же вы другого мнения, то подумайте, как предупредить отлет» («Русск. Арх.» 1872 г., ст. 2360—2361).
103. Л. С. Пушкину (стр. 95—96). Впервые напечатано в «Материалах» Анненкова, изд. 1855 г., стр. 240 (отрывок) и в «Библ. Зап.» 1858 г., т. I, стр. 47; подлинник — в рукописи б. Румянц. Музея № 1254.
— Пушкин в это время большею частью жил в Тригорском, редко бывая в Михайловском, так как там тогда еще жил его отец; между тем последний, поняв, после столкновений с сыном, всю ложность занятой им пь отношению к нему позиции, сообщил (в ноябре) А. Н. Пещурову, что «не может воспользоваться доверием», делаемым ему генерал-губернатором Паулуччи, — и взять на себя наблюдение за сыном, «потому что, имея главное поместье в Нижегородской губернии, а всегдашнее пребывание в Санктпетербурге, он, по делай своим, может потерпеть совершенное расстройство, оставаясь неотлучно при одном сыне, — тем более, что непредвидимые обстоятельства [смерть сестры] вынуждают его быть вскоре в Москве» («Голос» 1868 г., № 72, — перепечатка из «Псковских Губернских Ведомостей» 1868 г., № 10; «Русск. Стар.» 1908 г., № 10, стр. 114).
— Это письмо Пушкина отправлено было брату, Льву Пушкину, в Петербург с сестрою Ольгою Сергеевною Пушкиною, отправившеюся туда, вероятно, с матерью и в сопровождении крепостного человека (приказчика) Михайлы Калашникова (см. ниже, стр. 360); она и должна была рассказать брату «о новых фарсах» поэта.
— Annette — Анна Николаевна Вульф (см. выше, стр. 348).
— «Происшествия» с Пушкиным были известны Жуковскому из письма к нему самого поэта от 31 октября (№ 102).
— Едва Лев Пушкин успел приехать в Петербург, как 14 ноября 1824 г. Начальник Главного Штаба И. И. Дибич обратился уже о нем с запросом к А. С. Шишкову, Министру Народного Просвещения; содержание этогЦ запроса видно из ответа Шишкова, от 16 ноября:... «Пушкин, о котором вы спрашиваете меня, есть сын 5-го класса Сергея Пушкина; самого его зовут Львом. Он определен в январе месяце 1823 года в бывший Департамент Духовных Дел по виду, выданному ему из Герольдии о дворянском его происхождении; чина доныне никакого не имеет. При определении не представлено от него аттестата о его учении. Ныне же показал он, что обучался около двух лет в здешнем Университетском Пансионе и исключен из оного в начале 1821 года, по поводу обиды, сделанной учениками сего Пансиона учителю Пенинскому. В Департаменте Духовных Дел не замечен он в худых поступках.... Между тем требую я точнейшей справки, за что именно Пушкин исключен из Пансиона и о последствии не умедлю вас, м. г. мой, уведомить»... (Архив Главн. Штаба, Секр. опись 1824 г., д. № 61; «Русск. Стар.» № 2 1901 г., стр. 436). Ср. ниже, стр. 384—385.
— Лев Пушкин повез в Петербург, для представления в цензуру, 1-ю главуУ«Евгения Онегина»: в письме № 105 поэт сообщал брату поправку к XXVIII строфе и к «Разговору книгопродавца с поэтом».
— Ponce-Denis Ecouchard Le Brun (род. 1729, ум. 1807) — французский легкий поэт, прозванный Пиндаром XVIII века; произведения его были хорошо знакомы Пушкину еще в Лицейский период и отразились в нем некоторыми мелкими влияниями (см. «Пушк. и его совр.», вып. XIV, стр. 99, 100, 117, в статье П. Е. Щеголева; вып. XIX — XX, стр. 60, в статье И. И. Бикермана, и вып. XXVIII, стр. 70—72, в статье Б. В. Томашевского; см. еще в сб. «Поэтика», изд. Akademia, Лгр. 1926, в статье Р. Р. Томашевской, стр. 96—97).
— Saint-Florent — француз-книгопродавец в Петербурге.
— Михайло — упомянутый выше (стр. 359) крепостной Михаил Иванович Калашников, служивший в Михайловском, в «дворне», еще при «арапе», т.-е. при Иосифе Абрамовиче Ганнибале, которого хорошо помнил (см. еще ниже, стр. 488). Он управлял сперва Михайловским, а потом, с 30 января 1825 г., Болдиным — Нижегородским имением Пушкиных; после смерти поэта (который упоминает о Калашникове и о его семье в письме к управляющему И. М. Пеньковскому от 14 июня 1836 г.), Калашников был отдан в семью его тетки Е. Л. Сонцевой и управлял ее подмосковным имением Березки, Подольского уезда; в 1843 г., по «кормежному письму», он отпущен был «на оброк», приютился у своих недостаточных детей в Петербурге и умер в бедности осенью 1858 г., 90 лет от роду. Пушкин упоминает его еще в письмах 1834 г. Два письма Калашникова к поэту, 1833 и 1834 г., см., в книге «Письма Пушкина и к Пушкину. Собрал М. Цявловский», М. 1925, стр. 19—20. См. еще ниже, стр. 488.
— В библиотеке Пушкина сохранилось два экземпляра книги «Ложный Петр III, или жизнь, характер и злодеяния бунтовщика Емельки Пугачева»; с портретом Пугачева, М. 1809 (эту книгу Пушкин позже изучал во время работ своих над «Историей Пугачева» и назвал ее «глупым романом»); вероятно, эту книгу и просил прислать Пушкин (Б. Л. Модзалевский. Библиотека Пушкина, С.-Пб. 1910, стр. 9 и 59).
— О «Путешествии по Тавриде» И. М. Муравьева-Апостола см. выше.
— Пушкин в это время писал свои «Подражания Корану», которые впоследствии напечатал с посвящением П. А. Осиповой.
— Нащокин — Павел Воинович (род. 1800, ум. 1854), товарищ по Петербургскому Университетскому Благородному Пансиону Л. С. Пушкина, куда они вместе поступили в 1817 году, и С. А. Соболевского; он служил недолго в Измайловском полку, около 1824 г. вышел в отставку поручиком, переселился в Москву и здесь прожил «в совершенной праздности лет тридцать, до смерти своей» (М. О. Гершензон, Пушкин и Нащокин — Соч. Пушкина, под ред. Венгерова, т. V, стр. 18—29); впоследствии, в после-Михайловский период своей жизни, Пушкин тесно сдружился с Нащокиным (см. письма к нему, начиная с 1830 г., Дневник Пушкина, изд. под нашей редакцией, Пгр. 1923, и книгу: «Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей П. И. Бартеневым в 1851—1860 годах. Вступительная статья и примечания М. Цявловского», М. 1925 стр. 13—14); в 1824 г. он жил еще в Петербурге, но уже в отставке. Не исключена, впрочем, возможность того, что здесь Пушкин имеет в виду не своего будущего друга, а другого Нащокина — Павла Александровича; в 1816 г. (27 октября) из юнкеров л.-гв. Гусарского полка произведенный в корнеты, этот Нащокин был адъютантом великого князя Михаила Павловича, а в 1824 г. был штабс-ротмистром л.-гв. Гусарского полка и адъютантом военного министра А. И. Татищева; с этим гусаром Пушкин был, конечно, знаком еще со времен своей Лицейской жизни в Царском-Селе, где квартировал л.-гв. Гусарский полк; впоследствии П. А. Нащокин был полковником (с 1830 г.), а в январе 1838 г. был уволен от службы с чином действительного статского советника и умер 8 сентября 1843 г. 45 лет.
— Сабуров — также, вероятно, лейб-гусар, штабс-ротмистр и тоже адъютант А. И. Татищева — Андрей Иванович Сабуров (род 30 июля 1797, ум. 15 февраля 1866), впоследствии обер-гофмейстер и Директор имп. Театров, о котором позже Пушкин упомянул в 8-й главе «Евгения Онегина» (стр. XXVI):
Тут был Сабуров, заслуживший
Известность низостью души,
Во всех альбомах притупивший,
St.-Priest, твои карандаши...
А. И. Сабуров 1-й служил в лейб-гусарах с 29 мая 1816 по 8 ноября 1827 г. и, по словам Л. И. Поливанова, был оригиналом для карикатур известного графа Сен-При (Соч., изд. 1887 г., т. IV, стр. 267); егД троюродный брат Яков служил там же в 1818—1821 г., а родной брат Александр — в 1816—1826 (К. Манзей, История л.-гв. Гусарского полка, ч. III, 1859, стр. 83, и «Пушк. и его совр », вып. XVII — XVIII, стр. 11; один из них упоминается в «Молитве лейб-гусарских офицеров»); был и 4-й гусар Сабуров, троюродный брат трех вышеназванных — Яков Васильевич, лейб-гусар в 1816—1819 г. — Яков Иванович Сабуров, выйдя из полка, по домашним обстоятельствам, 9 января 1821 г. поручиком, затем служил при Инзове — одновременно с Пушкиным; в 1852 г. Лев Пушкин, умирая, назначил его и С. А. Соболевского опекунами своих детей; тогда Сабуров был, в чине колл. асс., Тамбовским Уездным предводителем дворянства (1840—1853) (см. А. Н. Нарцов, Материалы для истории родов Мартыновых и Слепцовых. Тамбов. 1904, стр. 61 и прил., стр. 74 и 452). В 1830 г. в «Литературной Газете» Дельвига (№ 30, стр. 237—240) Я. И. Сабуров напечатал статью: «Праздник в Величке. (Отрывок из дорожных заметок»). В 1843 г. он написал биографический очерк приятеля Пушкина — Н. И. Кривцова, напечатанный в 1888 г. в «Русской Старине», т. 60, стр. 721—730. О нем см. в Записках К. А. Полевого, С.-Пб. 1888 г., стр. 93—94. — Б. Н. Чичерин, рассказывая о круге знакомых Н. И. Кривцова, пишет, что Я. И. Сабуров был человек «весьма неглупый, образованный, все читавший, с разнообразными сведениями, хотя несколько шаткими мыслями и характером», и «состоял в близких отношениях и с высшими Петербургскими сферами, и с литературным миром» («Русск. Арх.» 1890 г., кн. I, стр. 514). Сабуровы упоминаются еще в письмах Пушкина к Л. С. Пушкину № 106, 125 и 141 (Яков Иванович) и в письмах к Пушкину: князя П. А. Вяземского от 4 августа 1825 г. и Н. С. Алексеева от 30 октября 1826 г. — В библиотеке Пушкина сохранился оттиск статьи Сабурова из «Московского Вестника» 1830 г.: «Земледелие, промышленность и торговля в Бессарабии, в 1826 году», принадлежащей, вероятно, Якову Ивановичу Сабурову, а не Якову Васильевичу, как высказано было нами ранее (Библиотека А. С. Пушкина, С.-Пб. 1910, стр. 91). В «Московском Наблюдателе» 1835 г., ч. II — IV, Я. И. Сабуров напечатал статью: «Поездка в Саратов, Астрахань и на Кавказ».
— Воейкова — Александра Андреевна, рожд. Протасова (род. 1795, ум. 1829), с 1815 г. жена литератора А. Ф. Воейкова, племянница, ученица и крестница Жуковского, его известная’«Светлана»; Лев Пушкин был одним из ее многочисленных поклонников; в одном из альбомов Светланы записаны, между прочим, стишки самого Льва Пушкина (Н. В. Соловьев, История одной жизни. А. А. Воейкова — «Светлана», т. II, Пгр. 1916, стр. 107; ср. Литературно-библиологический Сборник, под ред. Л. К. Ильинского, С.-Пб. 1918, стр. 60—61, в статье А. С. Полякова: Н. М. Языков и Е. А. Боратынский). Воейкова была женщина исключительных душевных достоинств, натура художественная, богато одаренная, чуткая, — а потому отзыв Пушкина о ней, пренебрежительный и насмешливый, представляется непонятным; впрочем, положительно известно, что он ей не симпатизировал; со слов А. П. Петерсона (брата А. П. Елагиной-Киреевской) П. И. Бартенев приводит две эпиграммы, не совсем даже приличные, написанные Пушкиным на А. А. Воейкову, которая и сама отличалась по утверждению Петерсона, злоязычием («Русск. Арх.» 1911 г., кн. III, стр. 311; ср. стр. 640). См. еще выше, стр. 143, и ниже, стр. 470.
— Fréluquet — значит: ветрогон, пустельга.
— Mirtil — точнее Mirtile или Myrtile — традиционное имя влюбленного пастушка, персонажа идилий XVIII в. (см., напр., у Геснера). Имя заимствовано из мифологии: Миртил — сын Меркурия, возница Эномая, влюбленный в его дочь Гипподамию и сброшенный в море ревнивым Пелопсом; ср. ниже, в письме № 127, слово «миртильничаю».
— Godelureau dissolu — значит: распутник, женский угодник, волокита.
— Языков — Николай Михайлович, поэт, в это время студент Дерптского Университета, приятель А. Н. Вульфа; см. выше, стр. 286,348. Языков познакомился со Львом Пушкиным 12 июня 1824 г. в Петербурге: «Вчера познакомился я с братом поэта Пушкина и с Боратынским, завтра отправляюсь посетить Воейкову в Царское Село» — писал он («Языковский Архив», под ред. Е. В. Петухова, вып. I, С.-Пб. 1913 г., стр. 138). Языков отправился в Дерпт в начале января 1825 года (там же, стр. 141, 142).
104. Л. С. Пушкину (стр. 96). Впервые напечатано в «Библиограф. Зап.» 1858 г., № 1, столб. 2, и № 4, литографированное воспроизведение — при стр. 112; подлинник на четвертке серой писчей бумаги — в рукописи б. Румянц. Музея № 1254. На обороте записки нарисованы Пушкиным, карандашом: набережная Невы и лодка, Петропавловская крепость (вдали), а на набережной — двое мужчин, опершихся на гранитный парапет: один боком, другой — на локоть, спиной к зрителю (перед первым мужчиной на рисунке поставлена цифра 1, перед вторым — 2, перед лодкой — 3, перед шпицом башни — 4). Эта сцена не была приложена к отдельному изданию 1-й главы «Евгения Онегина», как хотел Пушкин (см. письмо № 106: «будет ли картинка у Онегина?»), но была перерисована А. Нотбеком (при чем одному из мужчин было придано сходство с Пушкиным) и, в гравюре Е. Гейтмана, помещена, с 5-ю другими картинками к «Онегину», в «Невском Альманахе на 1829 г.» Е. В. Аладьина, при чем Пушкин сам написал на эту сцену эпиграмму («Вот, перешедши мост Кокушкин» ...).
— В Акад. издании Переписки Пушкина настоящая записка помечена «ноябрем» и помещена перед нашим № 103: мы помещаем их в обратном порядке, датируя настоящее письмо «началом ноября».
— Михайло — крепостной из Михайловского М. И. Калашников (см. письма № 103 и 105 и стр. 360).